Санька задумался, заулыбался каким-то своим мыслям и почему-то всё время отворачивался от Васи. Потом, забыв про кашку, он нарвал возле бугра целую охапку длинных колокольчиков и сказал:
— Во какие! Нравятся? У Ольки таких нет. Может, отнесёшь ей?
— Давай. — Вася протянул руку, однако Санька тут же вырвал у него охапку и бросил под ноги. Тёмные брови его на переносице угрюмо сошлись.
— Ты чего? — удивился Вася. — Мне это ничего не стоит… Отнести?
— Не надо… У них там цветы не хуже, чем здесь…
«Опасается чего-то, — подумал Вася. — Неровные они, эти девчонки, особенно Оля, и никогда не знаешь, чего от них ждать…» Вася подождал немного и уже хотел было рассказать Саньке о том моряке-тихоокеанце, который загорелся, как факел, и бросился на танк, но раздумал: для этого рассказа совсем не подходили обстановка и настроение.
Сёстры Сомовы скоро ушли, и Санька вроде бы повеселел. И тогда Вася спросил его, не страшно ли было доить корову.
— Непривычно, — ответил Санька, совавший в мешок большие горсти клевера. — Я решил доказать Борьке, что будет у меня его клетка, а у Зурки — приличная жилплощадь…
— Слушай, Сань, — сказал Вася, — не сердись, пожалуйста, на Крылышкина, он не хотел тебя подвести. Он очень доверчивый и не знал, в чём дело, когда к нему подбежали пастухи, и поэтому показал на твой дом.
— А и знал бы, в чём дело, всё равно показал бы! Из робости, из страха, из-за своей, как ты говоришь, доверчивости выдал бы.
Вася со вздохом сказал:
— А может, и не выдал бы… Он хороший и добрый… Небось и тебя обыграет в шахматы…
— Ну и что? Пусть обыгрывает. На здоровье! Я ведь не об этом.
— Не плохой он — вот что я хочу сказать, — стоял на своём Вася. — Нет у него здесь настоящих друзей. Один он. Вот и растёт таким робким… И мама с папой у него чересчур заботливые — ни одного шага сделать самому не дадут… Его не надо гнать от себя, Саня…
— Пожалуй, — согласился Санька. — И о родителях верно судишь: им это приятно — заботиться о своём ребёнке, и совсем они не думают, что из него получится… Смотри только Эдьку не защищай, здесь ничего не поможет.
Вася кивнул и спросил совсем о другом:
— Значит, добровольно не поедешь к тётке Ольге?
Санька упрямо мотнул головой:
— Дурак я, что ли? Лишь на милицейском мотоцикле с коляской и с наручниками на руках.
Вася вдруг представил Саньку, едущего по бетонке в сопровождении милиционера, и громко рассмеялся.
— Ты чего? — Санька вздрогнул.
— Да так… Вообразил… А ты, Сань, не лезь на рожон, выжди. Ведь могут же…
— Пусть попробуют! — В Санькиных глазах запрыгали чертенята, крошечные, но вполне настоящие — Вася отчётливо видел их: с рожками, копытцами и хвостиками. — Отец сказал, что неплохо бы мне там отдохнуть от этого участка, развеяться и посмотреть на мир. Он уверен, что эта тётя Ольга, если она справедливая, найдёт со мной общий язык. А вот Маринка воспротивилась, она знакома с этой тётей… И знаешь, что Маринка сделала?
— Что? — Вася, не дыша, приблизил к нему лицо.
— Заявила своей мамочке, что если она отправит меня погостить к своей сестре, то поедет вместе со мной. Соскучилась по великой русской реке и заливным лугам. Сообразил? Вместе с Маринкой я охотно поеду, в Волге будем купаться, рыбу ловить — рыбу, а не бычков! — загорать, и тётя Ольга не причинит нам никакого вреда… Лафа, а не жизнь!
Вася широченно заулыбался. Потом спросил:
— Сань, где ты всё пропадаешь? Недокличешься тебя. Эдька говорит, что в студенческом строительном…
— Выходит, иногда он говорит правду, — сказал Санька. — У них мне нравится. Есть у них один такой парень, Володька. Очкарик, но ничего — сильный и весёлый. Познакомился с Мариной в продмаге в Рябинках и недавно заявился к нам в гости. Видел бы ты, как наш дед за чаем рассыпался перед ним! У деда губа не дура, он ничего не делает просто так, всё у него рассчитано. На этот раз хочет подбить студентов, чтобы сарайчик подправили, душ поставили. Володька обещал поговорить с товарищами. Ну, я тоже познакомился кое с кем. Несколько раз таскался в их лагерь. Студенты — это люди. Всё понимают, как надо. Не жадничают, не суетятся, всему знают цену. А как играет этот Володька на гитаре и поёт — заслушаешься! На пластинку бы записать! И девчонки там не кривляки, нормальные. Весело. Давай вместе сходим завтра?
— Они же работают, — сказал Вася. — Не прогонят меня? Я-то кто для них?
— А ты не с пустыми руками. И пойдём после работы. Свинарник свинарником, а веселье весельем…
— А что я должен взять? — спросил Вася и, подумав немножко, перебрав одно, другое, третье, добавил: — Мы ведь ещё не взрослые… И вообще…
— А ловить бычков ты умеешь? — в упор спросил Санька, и Вася никак не мог связать уменье ловить бычков со студентами стройотряда.
— Умею.
— Ну и ничего больше пока что от тебя не требуется. Пошли к Зурке, уже полный мешок…
Глава 11. Череп и две кости
Приоткрыв дверцу клетки, Санька толкал горсти клевера, и кролик, смешно, по-птичьи пискнув, принюхался, задвигал носом и усиками и тут же принялся за еду. Санька погладил его шелковистую шкуру и заулыбался:
— Ешь, ешь, у меня ты голодным не будешь… — И повернулся к Васе: — Если будут дома отходы от капусты и ненужные кочерыжки, тащи сюда.
Вася кивнул и спросил:
— А чего это твой дед вдруг купил Зурку? Любит крольчатину и хочет, чтобы был пожирней?
— Ну да! Пусть только коснётся его — дом подожгу! Скажешь тоже… Ты с этим поосторожней!
К ним подошла Марина, босая, в коротком розовом халатике на пуговицах, и засмеялась:
— Не перестарайся! Эти кролики не знают меры — едят сколько влезет, до отказа набивают пузо, а потом и лапки кверху…
— Зурка не такая, — обиделся Санька и опять осторожно погладил худенькое — косточки прощупываются под пальцами — тело Зурки.
Мимо них с лейкой прошёл дед Демьян:
— Не мучай животное! Лучше воды наноси и полей огурцы и помидоры… Слышишь?
Санька терпеть не мог приказаний деда и по привычке огрызнулся:
— Слышу!
— Охота тебе всё время задирать его, — сказала Марина, — пропускай мимо ушей, и всё… Да, ещё вот что. Моя мама сегодня спросила, есть ли у тебя какой-нибудь спортивный разряд.
— Ну есть. А зачем ей это?
— Сам спроси у неё. Интересуется.
Марина придирчивым взглядом оглядела Саньку, велела повернуться левым боком, потом задом.
— Опять разодрал джинсы! Через колючую проволоку пролезал? На крюке подъёмного крана висел?
Санька блеснул глазами и неразборчиво буркнул:
— Да вроде нет. Было, да другое…
— Снимай, ещё заплатки поставлю: старую сумочку в ход пущу или драные дедовы хромовые сапоги… Что бы я, Санёк, делала без тебя?
— А что? — недоверчиво посмотрел на неё Санька.
— А то, Санёк, что если бы ты был аккуратненький и бережливенький, никогда бы я шить не научилась. А теперь даже по коже могу… Ты мой учебный полигон!
Санька захохотал, крепкими руками подхватил Марину за талию и под коленки, оторвал от земли и закружил. Она радостно взвизгивала и визжала бы и кружилась, наверно, ещё целый час, если бы дед Демьян не закричал на них.
Поставив раскрасневшуюся Марину на землю, Санька сказал что отдаст ей джинсы, когда окончится его рабочий день, и посмотрел на Васю.
— Тебе, наверно, скучно с нами?
— Что ты! Наоборот. А почему ты спросил это?
— Ведь мы с Маринкой переростки и дурака валяем, а ты серьёзный мальчишка и не любишь терять даром времени.
— А я с вами не теряю его…
— А знаешь что, — вдруг сказал Санька, — пошли на пруд! Корабли давно не пускали… Ты же ещё не видел моего «Пирата». Я кое-что придумал… Ты оценишь!
— А дед? — спросил Вася. — Он ведь велел тебе воды наносить и полить огурцы на ночь… Может, после на пруд?..
— Никаких «после»! Пусть знает, что у меня тоже есть свои интересы и что я человек… Он со мной не считается, а я должен считаться с ним?.. Пойдём на пруд!
— Пойдём!
Санька любил его за это: Вася поддерживал все его игры, и случалось, так входил в азарт и накалялся, что потом приходилось урезонивать его. И мама с папой у Васьки понятливые, открытые, не надутые. Не то что бабка Федосья, упрятанная в себя, как улитка в раковину, — никогда не знаешь, что она думает и как поступит. Один был недостаток у Васи — маловат, почти малыш. Не обо всём с ним поговоришь. Не дорос до многого. Даже неловко было водиться с ним. И Санька звал его играть лишь тогда, когда оставался в одиночестве или ссорился с приятелями.
— А мне можно с вами? — спросила Марина. — Я тоже хочу посмотреть.
— Тебе всё можно, только чтобы в случае чего своей мамочке — ни-ни… Она у тебя строгая: не подступись!
— А что значит «в случае чего»? — спросила Марина. — Ты меня чем-то пугаешь? Что-то задумал? Говори уж прямо.
— Да мало ли что может быть на испытаниях…
Санька бросился за дом, туда, где был другой построенный им, крытый толем домик: в нём стояли ржавая койка, столик, табурет, а у двери — верстачок с тисками. К задней стенке домика был прислонён резиновый корабль.
Санька нырнул в домик и вернулся с трёхмачтовым бригом в руке. Он был большой, с полметра, и почти как настоящий.
Вася прямо ахнул, увидев его. «Пират» — было написано чёрным по борту. Санька на ходу поправлял на мачтах белые паруса, сшитые Мариной. Вася бежал за Санькой по дорожке меж высоких синих и жёлтых ирисов.
— А Крылышкина можно позвать? — спросил он.
Санька поморщился, но раз Васе хотелось, махнул рукой:
— Зови.
— Сань, только не пускай без нас. — Вася преданно коснулся его локтя и посмотрел в глаза. — Надо, чтобы все видели! Подождёшь?
Санька кивнул:
— Только спущу на воду… Шпарь!
Вася как угорелый помчался в другой конец посёлка, а Санька с Мариной нырнули в калитку, ведущую к Мутному пруду, взобрались на сомовский мосток, прочно стоящий на толстых кольях. Санька опустил в воду указательный палец, поднял, определил направление ветра и стал разворачивать и закреплять тонкими нитками паруса. Из бортовых окошечек брига грозно выглядывали пиратские пушки.
Санька опустил бриг. Он встал ровно, без крена, четко отражаясь в вечерней воде пруда.
— Красавец! — вздохнула Марина. — Откуда у тебя, Санечка, такие руки?
Он стеснялся, когда его хвалили, и промолчал. Ничего особенного не было в этом разбойничьем бриге. Если бы дед не отрывал всё время, не то бы сделал.
— Неужели поплывёт? — спросила Марина.
— А то нет? Как миленький! Вот как сработают пушки…
— А как они должны сработать? — спросила Марина, откинув длинные белокурые волосы.
— Потерпи, увидишь!
Вася явился минут через десять, с ним был не один Крылышкин, а ещё три малыша и Эдька. Зачем Вадька притащил и его? Впрочем, тот, наверно, каким-то образом пронюхал и явился без всякого разрешения.
Санька громко сказал: «Пускаю!», снял с борта брига катушку-лебёдку; вторая, с нитками, находилась на корме и могла свободно вращаться, сматывая нитку.
Санька отпустил бриг. С наполненными вечерним ветром парусами он помчался наискосок по Мутному пруду, и на нём незаметно разматывалась тонкая нитка.
Бриг летел вперёд, разрезая поверхность пруда, и от него шарахались в сторону водомерки и какие-то водоплавающие жучки.
— Урра! — закричал Вася.
Крылышкин поддержал его, а Эдька зажал ладонями уши и демонстративно скривился.
— А зачем эта нитка? Какую она играет роль?
Санька не захотел отвечать.
«Пират» пересек Мутный пруд, с разгона уткнулся острым носом в глинистый берег. И когда Санька принялся за ручку вращать лебёдку, виток за витком нитка стала наматываться на барабан, и бриг медленно, кормой вперёд, двинулся к Саньке.
— Ты гений, Санька! — крикнул Вася. — Какая механизация!
— На уровне шестнадцатого века! — съязвил Эдька. — Когда ни пара, ни электричества не было… Я бы придумал что-нибудь посовременней…
— Васька, — перебил его Санька, — вот тебе спичечный коробок, насобирай кузнечиков, божьих коровок и другую живность…
— Я тоже буду… Можно? — подал голос Крылышкин.
— Валяй.
— А крыса вам не нужна? — спросил Эдька. — Могу принести.
— Нужна, нужна! — сказал Санька. — Поймай её, пожалуйста, и посади себе в рот…
Вася с Крылышкиным и Марина засмеялись, а Эдька не нашёлся что ответить и брякнул:
— Дурак ты, Санька! Губошлёп!
— От дурака слышу… — без всякого энтузиазма — он не любил браниться — ответил Санька, вращая ручку лебёдки.
«Пират» медленно приближался. Вдруг Санька заметил на другом конце пруда мачеху. Минут пять стояла она неподвижно и молча смотрела на «Пирата». У Саньки засосало под ложечкой.
— Марин, смотри, — шепнул Санька, — как бы…
— Вижу. Не бойся. Дай мне покрутить ворот.
Марина со смехом стала вращать ручку.
Её мать скоро исчезла.
Вася с Крылышкиным бегали по лужку и ловили кузнечиков. Один раз Вася спросил, ловить ли бабочку, и Санька ответил, что бабочек трогать не нужно.
Смеркалось; едва заметный прозрачный парок начал куриться над прудом и полями. Отчётливей стал доноситься рёв машин на автостраде и бетонке и отдалённый лай собак.
— Ну скоро вы там?! — крикнул Санька, когда бриг причалил к мостику.
Мальчишки прибежали, и Санька приоткрыл коробок и впустил на палубу «Пирата» разношёрстную команду — трёх красных в чёрных точечках божьих коровок, с десяток кузнечиков и большого жука с блестящей чёрной спинкой.
Затем Санька оттолкнул бриг.
Ветер снова упёрся в белые паруса, и корабль понёсся наискосок через пруд. Было видно, как кузнечики неуклюже расхаживали по его палубе и косились на воду, а божьи коровки, как испытанные морские волки, сразу полезли по мачтам вверх.
Санька был уверен, что, достигнув кончиков мачт, они благополучно улетят, как улетают с поднятого вверх пальца, особенно если ещё пропеть заклинание: «Божья коровка, улети на небо, принеси оттуда мне кусочек хлеба…»
— Совсем не умно, — процедил Эдька. — Я бы не то придумал…
Санька почувствовал, как начинает подниматься раздражение.
Эдька всегда завидовал ему, старался оговорить его, уколоть, опорочить все его дела в посёлке. Чем лучше были дела и настроение у Саньки, тем охотней наскакивал на него Эдька, совал палки в колёса. А когда Саньке было плохо — что-то не ладилось или на него нападали взрослые, — Эдька, пряча в губах улыбочку, на какое-то время примолкал. Санька старался не замечать его, и это ещё больше злило Эдьку.
На этот раз его наскоки задели Саньку. Возможно, потому, что сам он не был до конца доволен бригом. Чего-то ему не хватало. Наверно, должен быть более зловещим и лихим.
А может…
Вдруг Санька всё понял. Понял, чего не хватает бригу, и сказал:
— Марин, будь другом, принеси из дому чёрный фломастер.
— Зачем?
— Сейчас увидишь… Ну, Марин!
Через несколько минут она вернулась.
Она вернулась как раз в то время, когда «Пират» снова был притянут ниткой с противоположного берега, — на этот раз ручку лебёдки крутил Вася.
Санька поднял бриг, выпустил на берег экипаж — кузнечиков, жука и не решившуюся улететь божью коровку. Затем вытащил из гнезда переднюю фок-мачту с самым большим парусом и на полотне паруса чётко и устрашающе, как на трансформаторных будках и столбах с электропередачей, нарисовал фломастером череп с оскаленными зубами и ямами глазниц, а внизу — две перекрещённые берцовые кости.
На «Пирате» и парус должен быть пиратским! Правда, паруса на таких кораблях обычно бывали чёрными, а череп с костями — белыми. Ничего, и так сойдёт…
Санька воткнул фок-мачту на место, и Вася с Крылышкиным и другие малыши заахали от восторга.