— Стой смирно!.. Вероятно, это леди Ундермир… Или Мейлс…
Старуха в чепчике тоже произносит несколько имён. Доктор гладит по мясистому носу указательным пальцем и продолжает:
— Конечно, это Ванблис… Нет… Пожалуй, Блеес… Слушай внимательно…
Тэдди насторожился.
— Не было ли с леди маленькой пушистой собачки? Вот такой… — Доктор изобразил лицом собачку, и сделал это очень похоже. — Нет? Кто бы это мог быть, как вы думаете? — Он уставился на старуху, и оба задумались.
— А что у тебя? — спросил доктор.
Тэдди рассказал. Доктор стал смотреть в окно. Потом походил из угла в угол. Потом встал перед Тэдди и ещё немного помолчал.
Тэдди стало казаться, что время остановилось и всё, что было сегодня, отодвинулось далеко назад и что если доктор не заговорит, время остановится навсегда.
Он решительно начал:
— Сэр…
— Погоди, мальчик… Голубые пятна есть болезнь сердца. Иногда с ней родятся, но чаще она появляется у детей… — доктор говорил теперь громко, точно хотел, чтобы его слышал не только Тэдди, а вся улица, — …в результате дурного питания, переутомления мышц, в результате общего расстройства всей нервной системы…
Тэдди хотелось, чтобы доктор поскорее побежал с ним к Бесси. Он не слушал его. Он обдумывал кратчайший путь от этой улицы до своего пристанища.
Доктор остановился и сказал обыкновенным голосом:
— Но дело в том, мальчик, что бедных я принимаю по субботам, а сегодня понедельник.
Тэдди вцепился доктору в рукав.
— Жаль, что ты не мог толком рассказать, кто тебя послал… Ну хорошо, веди сюда свою сестру.
Тэдди на мгновение растерялся, но сейчас же сорвался с места и, с трудом открыв дубовую дверь, очутился на улице.
Время сдвинулось. Всё пошло вперёд… Он уже видел, как несёт на руках свою Бесси. Он представлял, как потом будет изображать этого доктора, слышал смех дорогой своей сестры.
Тэдди добежал до прохода между двумя домами и, свернув в щель, сменил быстрый бег на осторожный шаг.
Он нагнулся над Бесси и радостно зашептал:
— Вставай, Бесси! Я понесу тебя к доктору… Это потешный старик, и он ждёт тебя, хотя сегодня не суббота, а понедельник…
Бесси смотрела открытыми глазами, но они были неподвижны.
Тэдди коснулся восковой руки Бесси…
Когда Тэдди поднял голову, земля, стружки, стены были окрашены мутной синевой. Жёлтый луч фонаря скользил по спокойному, суровому лицу Бесси.
Свет вздрагивал и шевелил мягкие ресницы. Бант слабо колыхался. Прозрачная синева его казалась кусочком чистого неба прекрасной дальней страны, где никогда не заходит солнце.
Небо над городом было темно и неподвижно. Одинокая звёздочка догорала холодным зеленоватым огоньком.
Глаза Бесси были темнее и неподвижнее неба. Они не отражали звёздного света.
Тэдди ощутил тоску смерти.
Никогда эти глаза не увидят звёздочки. А ведь она будет гореть на этом месте завтра, и через год, и через много лет…
Никогда эти глаза не увидят его, Тэдди. А ведь он будет жить, ходить, искать пищу…
11. ПРЕДСТОИТ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР
Стефену Питу повезло: он целых три дня подряд работал над разборкой разрушенного фугаской дома и получил немного денег.
Пересчитав заработок, он решил по-настоящему поужинать, а оставшуюся часть отложить на ночлег. Наступали сырые осенние ночи, и под мостами спать было холодно — фронтовой ревматизм беспощадно выламывал колени и локти.
Съев тарелку ирландского рагу, в котором костей было больше, чем мяса, а недостаток картофеля возмещался перцем и солью, Стефен с удивлением заметил, что аппетит, его разгорелся до неотложной потребности утолить его чем угодно.
Взяв часть денег, припрятанных для ночлега, он проглотил тарелку мутного ячменного супа. После этого сам собой напросился вывод, что одной ночью, проведенной под крышей, ревматизма не вылечишь.
На остаток своего богатства Стефен купил чёрствую булку и сгрыз её уже на улице. Впереди предстояло привычное дело: найти закуток, где можно переночевать, не опасаясь «бобби».
Побродив по улицам в поисках окурков, Стефен свернул в глухой переулок. Неожиданно он обнаружил между полуразрушенными зданиями узкий проход.
Осмотревшись по сторонам, он хотел нырнуть в найденное убежище, но из щели послышался детский голос.
Стефен прижался к стене.
Голос был глух, но звучал отчётливо. Стефен затаил дыхание и вслушался. Смысл как будто знакомых слов не улавливался. Они были протяжны, ласковы и певучи, и от частого повторения казалось, что кто-то старательно разучивает стихи.
Стефен осторожно пробрался в щель и тотчас же запутался в замысловатом переплетении досок, верёвок и проволоки. А когда, ворча, Стефен освободил ноги из западни, его окутала тягостная тишина. Только что слышанный голос показался ему нелепой игрой воображения.
Водя руками по липкой, холодной стене, Стефен наткнулся на пролом и стал пристраиваться на ночлег.
Он покружился на месте и усмехнулся — вспомнилось, что так делают собаки перед тем как улечься. Расшвырял ногами щебень и опустился на землю. Он оказался как бы втиснутым в каменный мешок. Сделав несколько безуспешных попыток лечь на правый бок, Стефен с трудом поджал под себя ноги, сунул подмышки ноющие руки и задремал.
Таинственные слова послышались где-то совсем рядом. Но у него не было сил размышлять над загадочным явлением…
Стефен проснулся, ощутив на своей щеке струйку горячего воздуха.
В мутном сумраке начинающегося утра он с трудом рассмотрел голову мальчика, до самого рта прикрытую рваной шапкой. Мальчик спал на плече Стефена и обеими руками крепко держался за борт его куртки.
Ноги Стефена затекли, шея ныла. Осторожно шевеля застывшими пальцами и сдерживая кашель, он ждал, когда проснётся хозяин этой каменной норы.
О том, что мальчик спит здесь не случайно — как заночевал Стефен, — не трудно было догадаться по той аккуратности, с какой висела на специально пристроенном крючке залатанная сумка. Выбоина в стене заменяла шкафчик — там стояли помятый солдатский котелок и жестяная банка.
Да и самый вход в убежище был так ловко замаскирован проволокой, досками и кирпичами, что самому старательному «бобби» не пришла бы в голову мысль искать здесь людей.
Тоскливо крикнула ласточка…
Мальчик потянулся и сдвинул шапку на затылок.
— Э-э-э, Тэдди?! — Стефен закашлялся.
— Дяденька Пит? А ведь я вчера не узнал вас… Вам куда? Если в порт, я провожу вас ближним путём.
Стефену было всё равно, куда итти. Он был рад встрече и внимательно разглядывал Тэдди. Он удивился, что мальчик почти не вырос с памятного дня забастовки портовых грузчиков.
Только ямочка на правой щеке, от которой улыбка была какой-то особенно весёлой, превратилась в тоненькую, короткую морщинку.
— Если хотите покурить, там в банке отличный табак.
Тэдди поспешно обулся, укрепил своим узлом верёвку на поясе и перекинул через плечо сумку. Они вышли в переулок.
— Я-то не курю. Это мне удалось раздобыть немного табаку для Роджера… Разве вы его не помните?.. Ну да, Роджер на деревяшке… Сейчас его дела совсем плохи: не пускают в порт. Ну и приходится помогать друг другу: он — мне, я — ему…
Стефен закашлялся и остановился. Тэдди забежал перед ним. Он выпятил нижнюю губу и покачал головой:
— Нет, сэр, это не годится. Вам надо переменить квартиру.
Он сказал это так серьёзно и уверенно, что Стефен, несмотря на колющую боль в груди, хрипло расхохотался.
Тэдди не обиделся. Он молча потянул Стефена за полу куртки.
У чёрной стены заброшенного склада оба остановились. Тэдди раздвинул доски, и они вошли в тесный коридор из ящиков и бочек. Он оканчивался крохотным домиком.
Тэдди осторожно постучал в стену. Никто не отозвался.
— Беда с этими девчонками — они готовы спать, пока…
Часть стены с визгом отъехала в сторону. Стефен увидел заспанное лицо смуглой девочки.
— Никогда не улыбнётся, — проворчал Тэдди.
Стефен вошёл в домик. Оказалось, что он состоял всего из одной стены, той самой, через которую они сюда проникли. Здесь лежали огромные бочки. У одной из бочек вместо днища висел кусок брезента.
Тэдди распахнул занавеску. В бочке жили люди.
— Проходите, дяденька Стефен… Эй, Роджер, получай свой табак! Я сейчас…
Тэдди скрылся.
Глаза Стефена привыкли к полумраку, и он узнал «короля грузчиков», инвалида Роджера. Оба набили трубки, и Роджер подробно и охотно рассказал о том, как за стычку с «бобби» отсидел несколько месяцев в тюрьме, как ему запретили показываться в порту, как он едва не погиб от голода и его спас Тэдди. Рассказал он также и о печальной судьбе Бесси…
Оба сидели молча. Тихо похрипывали трубки.
— Без этого паренька я бы… да и не один я, а и моя маленькая Патти давно были бы на дне…
В бочку втиснулся Тэдди. Он вёл за руку девочку. Теперь смуглое лицо её не было заспано. Она была старательно причёсана; редкие прямые волосы украшал синий, словно майское небо, бант.
Ребята стали шептаться. Потом, очевидно позабыв о присутствии взрослых, Тэдди стал говорить те самые протяжные и певучие слова, которые вчера ночью слышал Стефен.
Роджер взглянул на изумлённое лицо Стефена и объяснил:
— Русская речь… Мальчик ждёт, когда в порт снова придёт советское судно. Ему надо о чём-то поговорить с русскими ребятами.
— Ты говоришь по-русски?
— Пока ещё нет, дяденька Пит. Но я научусь… Мне много надо сказать русским ребятам… Очень много… Предстоит важный разговор…
А в понедельник с шести часов утра множество юных американцев, отмытых и отчищенных заботливыми мамами, сестрами и бабушками, терпеливо стояли перед закрытыми воротами.
Самому младшему из толпы нехватало трёх месяцев до девяти лет, старшему едва перевалило за тринадцать.
Ребята старались походить на заправских рабочих: одни лихо курили дешёвые сигареты, другие мрачно жевали резинку.
Того, которому не было девяти лет, звали Джим Бойд. Сначала он, как и все, пыжился и до отказа расширял плечи, но по мере прибытия рослых мальчиков надежда на лёгкую и выгодную работу таяла, как мороженое на горячей ладони.
Джим Бойд был безнадёжно мал и худ. Поэтому, когда ровно в девять в железных воротах открылась маленькая дверца, Джим не бросился в толпу, а прижался к забору…
С того дня, когда его отец был уволен с фабрики, Джим целыми днями бродил по городу в поисках работы. Но его маленькая фигурка, узкие плечи и растерянный взгляд одинаково неприятно действовали и на хозяина крохотной сапожной мастерской и на управляющего огромным автомобильным заводом.
Всюду, куда бы Джим ни обращался со своим неутолимым желанием работать, предлагая свои услуги, он получал поспешный отказ.
Джим так к этому привык, что и сейчас, когда перед ним открылась дверь в тот желанный мир, где за работу платят доллары, когда ему вместе с другими мальчиками предлагали запросто войти в эту дверь, он, измученный неудачами, оробел и не решался сдвинуться с места.
2. «МУЖЧИНА ДОЛЖЕН УМЕТЬ ДЕЛАТЬ ДОЛЛАРЫ»
Деньги обладают волшебной силой. Их чудесный звон преображает окружающий мир.
Десятицентовик, шикарно брошенный на прилавок, заставляет толстого джентльмена угодливо поклониться и предложить на выбор лучшие сорта жевательной резины.
За пятьдесят центов в любом кино разрешается принять горячее участие в великолепных похождениях неуловимых убийц, похитителей детей и бесстрашных сыщиков.
Три доллара! Их можно обменять на никелированный пневматический револьвер системы «Эрликон», в лакированной кобуре, с сотней патронов.
Такой револьвер всего на двести граммов легче настоящего. Его убойная сила несоизмеримо выше жалких пистолетиков типа монтекристо, пробивная способность… Да что там!..
Самая коварная крыса не уйдёт от пули «Эрликона», а о воробьях нечего и говорить. Величественная мощь его выстрела вызывает тревожные свистки полицейских всех соседних кварталов.
Но Джиму деньги нужны не для того, чтобы жевать резинку, трепетать за судьбу любимых киногероев и вызывать зависть ребят усовершенствованным оружием. Джим мечтает о другом.
Как все герои экрана, Джим любит пышные эффекты. В его сознании, каждый раз с новыми подробностями, возникает созданная мучительными поисками работы картина.
…Джим приходит домой. Ещё никто не знает, что он получил лёгкую и выгодную работу. В маленькой кухне около плиты сидит мать. Джим моет руки.
За столом обычный разговор:
М а т ь (не глядя на Джима). Маленький Мак поступил к зеленщику. (Вздыхает.) Он всего на полгода старше Джима.
О т е ц. Глупое занятие для мальчика. Мужчина должен уметь делать вещи, а не торговать петрушкой.
М а т ь. Мужчина должен уметь делать доллары. (Уходит на кухню.)
(Отец здоровой рукой ищет в кармане табак. Смотрит на сына, виновато улыбается. Оба знают, что табаку давно нет. Мать ставит на стол жидкий суп.)
Д ж и м (оглядывает сидящих за столом. Задерживает взгляд на матери). Мэм! Не кажется ли тебе, что такой обед не годится для мужчин, которые делают доллары? (Мать краснеет. Она не любит неуместных шуток. Джим неторопливо выкладывает на стол пачку денег.) Я попрошу тебя купить кусок ветчины, сыру, пару бутылок доброго пива… Кстати, захвати отцу пачку лучшего табаку и верни матери маленького Мака тридцать семь центов. Да прибавь ей десять центов на кофе: мальчишки в зеленных лавках зарабатывают не очень-то много…
В этом месте видение обычно расплывалось.
Джим вздохнул и нетвёрдой походкой вошёл во двор завода.
3. УХО ВЕЛИКАНА
У серой стены, на расстоянии взмаха руки один от другого, длинной цепочкой растянулись ребята с непокрытыми головами.
Вдоль цепочки смешными шажками быстро ходил коротконогий человечек. Иногда он внезапно останавливался и, покачиваясь на носках, пристально разглядывал замершую в ожидании фигуру мальчика, громко щёлкал языком и, круто повернувшись на толстой ножке, продолжал свой стремительный обход.
Коротконогий сразу заметил появление Джима и мотнул головой.
Джим понял приказ, стал рядом с крайним мальчиком и сорвал с головы кепку.
Сосед не выдержал и громко фыркнул.
Коротконогий очутился около Джима и с изумлением уставился на его волосы. Они вспыхивали золотыми искрами, переливались всеми жёлтыми оттенками…
Мама называла эти непокорные пряди золотыми. Общество, членом которого Джим состоял восемь лет и девять месяцев, определило редкий цвет его волос проще: «Рыжий».
Коротконогий задержал быстрый бег маленьких глаз на стоптанных женских башмаках Джима, вскинул вверх короткие брови и краем рта выдохнул воздух, как бы сдувая надоевшую муху.
Джим сообразил, что это движение означало улыбку, и с надеждой смотрел на странного человека.
Но тот по-воробьиному запрыгал в другой конец цепочки, и Джим услышал короткую команду:
— Ты… Два шага вперёд… Марш!
Мальчик, на котором останавливался палец Коротконогого, поспешно выходил из ряда.
Джим горестно заметил, что палец задерживается на высоких и широкоплечих ребятах.