Впрочем, и в этом его наряде, и в этих пистолетах был у Платона Иннокентьевича свой расчет. Школьники были самыми надежными его помощниками на вскрышных работах. Трудились они' под его наблюдением увлеченно и аккуратно, и Платон Иннокентьевич был одним из немногих руководителей археологических экспедиций, которые никогда не ощущали недостатка в рабочей силе.
Зато уж «рабочая сила» знала все о каждой малейшей находке, о каждой удаче экспедиции. И о неудаче тоже.
Археологи нашли древнее поселение. Оно было расположено в пойме реки. Поселение представляло собой небольшой поселок с наземными деревянными жилищами.
Оно погибло в результате пожара. Деревянные стенки и подпорки жилищ обуглились и только поэтому сохранились на протяжении тысячелетий.
На этой территории жили племена днепродеснинской культуры — одна из групп древних индоевропейцев, предков славян, балтов и германцев. Относилась эта культура к концу третьего и началу второго тысячелетия до нашей эры. И эти глиняные горшки, и эти каменные топоры были сделаны руками людей, которые жили в этих местах более четырех тысяч лет тому назад.
Школьники, может быть потомки тех, кто пользовался этими горшками и этими топорами, чувствовали себя на месте археологических раскопок настоящими хозяевами.
— А для строительства такой камень годится? — спросил Сережа.
— Для строительства? — удивился Платон Иннокентьевич.— Какого строительства?
— Мы бутовый камень под фундаменты с Житомирщины возим. А тут на месте.
— Практичный ты человек, Сережа, — улыбнулся Платон Иннокентьевич.— Я не специалист. Но едва ли этот камень годится для строительства. Это песчаник. Он мягкий, кроткий. И главное для нас с тобой, если хочешь знать, все-таки не камень, а то, что на нем изображено.
На открытой гряде песчаника, представляющей неровную каменную стену высотой метра в полтора, было высечено изображение быка. Маленькое, с ладонь. Но бык был как живой. С мощным загривком, с опущенной вниз головой. Так, словно он собирался бодаться.
— Кто же это сделал? — спросил Вася, критически рассматривая изображение быка.
— Подписи он не оставил,— ответил Платон Иннокентьевич.— Художники позднего палеолита и даже начала эпохи меди-бронзы подписей не знали. Но движение быка, его характер переданы так живо и точно, что мог это сделать только человек, хорошо знакомый с такими быками. Человек, который не раз их видел.
— А я думаю, это был школьник,— решил Сережа.
— Какой школьник? — рассмеялась Наташа.— При палеолите...
— Ну не школьник, так пацан какой-нибудь,— не сдавался Сережа.— Пацаны всегда рисовали на заборах, на стенках. Второе — высота. Когда б взрослый — он бы выше нарисовал.
— А может, у них тут была столовая? — подмигнул Наташе Вася.— И бык этот у них был вместо картины. Как в ресторане.
— Теорий по этому поводу появится еще много,— благодушно заметил Платон Иннокентьевич.— Среди них, помяните мое слово, будут и не менее оригинальные, чем Сережина и Васина. Но вообще, ребята,— продолжал он с нескрываемым удовольствием,— этот бык будет теперь называться наскальным изображением из села Бульбы. Учтите, что при раскопках в гроте Ля-Грез во Франции археологи обнаружили изображение быка, очень похожего на нашего, на бульбанского. Лягрезский бык изображен в такой же позе. Он тоже словно готов броситься на врага. О быке из села Бульбы напишут во многих книгах и даже учебниках. Репродукции и фотографии напечатают на открытках. И село ваше станет знаменитым.
— Село у нас и так знаменитое, — возразил Сережа. К раскопу подошел колхозный кладовщик Слесаренко,
коренастый, не старый еще человек со светлыми ресницами и бровями и с зубами, предназначенными для хрящей, переходящих в кость. Одет он был в плащ-болонью зеленого, силосного цвета, на голове — серая шляпа с узкими полями. Он осмотрел высеченное на скале изображение и, сипло откашлявшись, обратился к археологу:
— Вот вы мне скажите, профессор... Каким путем отрегулировалось, что у них на камне нарисован такой бык, как наш Ганнибал? Это же точный Ганнибалов портрет...
Платон Иннокентьевич быстро, оценивающе взглянул на Слесаренко своим единственным глазом.
— Если вы снимете шляпу и плащ и все остальное,— ответил он доброжелательно,— с недельку не побреетесь, возьмете в руки дубинку, то вас не очень отличишь от человека, который высек это изображение. Я имею в виду внешне, — добавил он для ребят, которым его слова очень понравились.— И быки с тех пор, по-видимому, не очень изменились. Во всяком случае, внешне.
— А сколько вам за это заплатят? — с живым интересом спросил Слесаренко.
— За что?
— За быка. За Ганнибала этого.
— Нам не платят за отдельные находки. Нам платят за всю нашу работу в целом. Ставку. Как и вам.
— А золото вы находили когда-нибудь?
— Случалось. Но ищем мы совсем не золото. Всюду, где жили или живут люди, на земле образуется «культурный слой». Он состоит в основном из остатков строений, из черенков посуды, из костей животных, и каждый год понемногу нарастает. Вот он-то как раз больше всего нас и интересует.
— А у нас, бывает, находят клады,— продолжал свое Слесаренко.— Говорят, в Турье — знаете такое село? — так там, говорят, школьники клад нашли. Сначала они бумажку разыскали на пергаменте. И на ней все было записано. План. Выкопали они по плану яму возле церкви. А в ней золотые крестики. Почти пуд.
— Главное, чтоб была бумажка,— снял свою турецкую феску и зачем-то заглянул в нее Платон Иннокентьевич.— Особенно на пергаменте. А крестики приложатся.
К ним подошел завхоз археологической экспедиции, худенький, подвижный и смешливый Валерий Афанасьевич.
— Так как же насчет бендикса? — спросил он у кладовщика. — Машину приходится на пригорок ставить. И вниз скатывать, пока заведется. Или, как в доисторическое время, рукоятку крутить. Стартер не работает.
— Ничего не получается,— глядя в землю, ответил Слесаренко.— Есть, правда, один человек... Так он, подлец, немыслимую цену заломил. Семнадцать.
— Действительно! — покачал головой Платон Иннокентьевич.— Это за бендикс?.. Сколько он стоит? — спросил он у завхоза.
— Не знаю. Рубля два...
— Да... И все-таки придется взять. Никуда не денешься. Хорошо бы только поскорей,— сказал Платон Иннокентьевич кладовщику.
— Это пожалуйста. Можно хоть сейчас прямо. Пусть кто-нибудь со мной съездит.
— Степа с вами и поедет, — решил завхоз.
Степой звали водителя археологической экспедиции.
— Я уж сюда не вернусь,— сказал Слесаренко.— Так как насчет... — он показал пальцами, — этого...
— Это пожалуйста,— достал из кармана деньги Валерий Афанасьевич и дал их кладовщику.— А бендикс новый?
— С заводской смазкой.
Слесаренко сел в машину — она стояла на пригорке и брала разгон за счет инерции, пока не завелся мотор,— и уехал.
— Заводская смазка! — сказал завхоз Платону Иннокентьевичу.— И человек у него всегда есть подходящий... Ну и кладовщик у вас в колхозе,— с неодобрением обратился он к Сереже.
— Мой батя говорит,— посмотрел исподлобья Сережа,— что тот, кто покупает у спекулянта, так же нарушает закон, как сам спекулянт.
— Должно быть, строгий у тебя батя,— широко улыбнулся завхоз.— Только ты когда-нибудь поинтересуйся, как он добывает запчасти для тракторов.— Не дожидаясь ответа, он ушел к передвижному, на колесах, домику, служившему археологической экспедиции и конторой и складом.
Днепродеснинская культура, или «культура шнуровой керамики», имела у ученых еще и другое название: «культура боевых топоров». И когда Олег извлек из своего старенького портфеля тяжелый каменный топор, Платон Иннокентьевич взял его в руки и осмотрел тщательно и недоверчиво. Потом он достал из кармана футляр с увеличительным стеклом. Просверленное в камне отверстие для рукоятки он осмотрел с обеих сторон через стекло.
— Хорошая работа,— сказал Платон Иннокентьевич удовлетворенно.— Хоть в музее выставляй.
— А если б вы нашли этот топор? — спросил Сережа.— Если б он лежал в раскопе? Вы б узнали, что это не настоящий?
— Узнал бы.
Среди находок археологов было немало заготовок топоров. Это и дало возможность выяснить технологию их изготовления. Отверстие для рукоятки высверливалось в прочном камне полой костью. Для этого под край кости все время подсыпали мокрый песок.
Сережа и Олег были, может быть, единственными людьми на земле со времен начала бронзового века, которым удалось с помощью костяной трубки просверлить отверстие для рукоятки в каменном топоре. Сначала они пробовали вращать эту кость между ладонями, но Олег сказал, что при таких темпах им удастся просверлить отверстие не раньше чем через год. За час резец углубился меньше чем на полмиллиметра.
И тогда Олег создал механизм, которым, по его мнению, должны были пользоваться специалисты по изготовлению топоров в бронзовом веке. Он согнул палку в небольшой лук, натянул на нее веревку, которую Сережа свил из овечьей шерсти. Веревку сложил петлей, вставил в петлю кость, а сверху эту кость Сережа прижимал деревяшкой с углублением. Теперь, двигая лук взад и вперед, можно было вращать трубку то в одну, то в другую сторону. После этого дело пошло намного быстрее.
Недалеко от места, где было древнее поселение, теперь стоял молодой сосновый лесок, а над ним светились прихваченные первым золотом старые березы. Некоторые из них недалеко от земли были отмечены деревянными затычками. Весной в березах просверливали неглубокие отверстия, вставляли туда деревянные желобки и собирали в трехлитровые стеклянные банки березовый сок, который затем сливали в большой деревянный чан.
Сережа думал, что и в те темными тысячелетиями отдаленные от нас времена тут, может быть, тоже собирали сладкий березовый сок.
2. Инопланетянин
«Сейчас же отправлюсь к Черному озеру,— решил Сережа.— Если инопланетянин прячется, значит, он чего-то боится. Значит, лучше пойти одному».
Учитель химии Николай Николаевич однажды рассказывал, что во французском городе Гренобле создана «инициативная группа по приему граждан других планет». Эта «инициативная группа» разработала правила. И Николай Николаевич их перечислил:
1. При встрече с инопланетянином надо быть готовым ко всему.
2.Иметь при себе темные очки, потому что космический гость может вас ослепить.
3. Ни в коем случае нельзя с собой брать собаку. Никто не может предугадать, не набросится ли она на инопланетянина и не набросится ли инопланетянин на нее.
4. Не следует торопиться фотографировать пришельца с другой планеты. Может, у них там считают это обидным.
Собаки и фотоаппарата у Сережи не было. А темные очки он решил захватить. На всякий случай.
То, что Эдик издали принял за ноги, в действительности оказалось руками. У инопланетянина было две ноги и шесть рук. Со всех сторон туловища. Так что он мог производить какую-нибудь работу и впереди, и сзади, и по бокам. И глаза под скафандром были со всех сторон, а один даже сверху, на черепе.
Инопланетянин протянул Сереже обруч из какого-то совершенно невесомого серебристого металла и жестом показал, что этот обруч следует надеть на голову. Такой же обруч был на голове инопланетянина под скафандром.
Сережа надел обруч и тут же услышал голос внеземного гостя. Он раздавался словно изнутри, словно звучал в Сереже. Но обращался он к Сереже по-русски и почему-то очень напоминал голос Виктора Матвеевича. Это был тот же негромкий, мелодичный, проникающий в душу голос. И звучал он в душе.
— Добрый день, Сережа. Я рад тебя видеть.
— Откуда вы? — спросил Сережа. Не вслух. Мысленно, но инопланетянин услышал.
— Можешь обращаться ко мне на «ты». На моей планете множественное число употребляют только в тех случаях, когда обращаются к нескольким. А когда говорят с одним, употребляют единственное число.
— Как же вы передаете свое уважение?
— Уважение, которое заключено только в словах, немногого стоит. У нас уважение передают не словами, а поступками.
— Где это у вас?
— На Альдебаране.
— У вас там все телепаты? — с интересом и опаской спросил в уме Сережа. Ему было бы неприятно жить в обществе, где каждую минуту любой может заглянуть к тебе в голову, проследить за твоими мыслями.
— Нет,— ответил инопланетянин, которого Сережа в дальнейшем стал называть просто Ин.— Это было бы неудобно и могло бы ухудшить условия нашей общественной жизни. Мы пользуемся такими аппаратами, когда находимся на большом расстоянии друг от друга. А в обычных условиях мы разговариваем, как разговаривают у вас на Земле. Подслушивать чужие мысли у нас считается неприличным. И никому даже в голову не придет, что можно заниматься таким некрасивым делом...
Глава седьмая
НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
Ровно и плотно обмазанная оранжевой глиной цесарка потеряла сходство с цесаркой, но неожиданно приобрела скульптурную обтекаемую форму птицы «вообще».
Генерал Кузнецов вспомнил, как в парке под Москвой во время зимней лыжной прогулки он увидел в конце аллеи замечательную скульптуру: мраморный гном, выросший из мраморного конусообразного пьедестала, откинув назад выразительную белобородую голову, пил молоко из большой, тяжелой бутылки.
С удивлением он подъехал поближе к скульптуре. И вблизи оказалось, что это занесенное снегом гипсовое изображение пионера с горном.
— Ну, все,— сказала Алла Кондратьевна.— Матвей Петрович, готовьте яму.
Матвей Петрович взял лопату. То, что показалось генералу небольшим костерком, в действительности было довольно глубокой ямой, доверху заполненной раскаленным древесным углем. Матвей Петрович выгреб лопатой уголь и сложил его у края ямы. Алла Кондратьевна аккуратно опустила в яму обмазанную глиной цесарку.
— Засыпайте.
Матвей Петрович снова засыпал яму жарким углем.
— Давай, Серега, картошки испечем, — предложил он.— Небось ее, голубушку, в Москве, как цесарку эту с рыжиками, не всякий день попробуешь... Оно, скажу вам, товарищ генерал, и сельский человек не часто ею балуется. Руки не доходят. Печеная картошка костра требует. И времени.— Матвей Петрович с упреком добавил: — Суетно мы живем.
Прихрамывая, он прошел в охотничий домик и вскоре вернулся, придерживая рукой полу пиджака. В поле у него лежало десятка два крупных отборных картофелин.
— Подгреби немного жара,— сказал он Сереже.— Чтоб не сгорела. И землей чуть сверху притруси. Тогда она ровней испечется.
Подошла Наташа с брошенным на плечо полотенцем и большим эмалированным кувшином в руках.
— Алла Кондратьевна, давайте я солью,— предложила она и посмотрела на Сережу. И таким бедным он ей вдруг показался, и таким родным, и таким близким, что ощутила она непреодолимое желание сказать ему что-нибудь хорошее, нужное, важное. Но вместо этого она почему-то сказала: — И ты весь в глине. Как цесарка. Умойся.
Алла Кондратьевна вымыла руки, а Сережа отошел в сторонку к невысокому пеньку. Наташа поставила на пенек кувшин, затем слила Сереже воду. Он умылся и крепко утерся свежим, жестким полотенцем, пахнущим чем-то домашним.
Вокруг пенька было разбросано много посеревших и растрепанных сосновых шишек. Это была «кузница» дятла. Дятел заправлял в трещину на пне принесенную с собой сосновую шишку, раздалбливал ее клювом, проглатывал семена, а затем выдергивал шишку, отбрасывал в сторону и приносил новую.
Сережа заметил и показал Наташе, как вверх по сосне, словно приплясывая вприсядку, поднимается, опираясь на хвост, пестрый дятел. В отличие от других птиц два пальца у него были направлены вперед, а два назад. Это был самец, определил Сережа, голова его была украшена поперечной яркой красной полосой. И тут же они услышали тоненькое посвистывание: «Си-си-си». Пролетела парочка ополовников — беленьких пуховых шариков с узкими длинными хвостиками. Прямо в воздухе птички подхватывали насекомых, которых дятел сгонял с дерева.