Я часто прихожу сюда не только из-за того, что здесь красиво; тут люди выгуливают своих собак — это напоминает мне о моей собачке… А как зовут твоего пса?
Кафи.
Какое странное имя!
Это в честь старого араба, который мне его подарил.
А куда ты дел собаку, когда уезжал? Отдал кому-нибудь?
Нет, не отдал… просто попросил подержать… она всегда будет моей.
Корже нахмурил брови, взялся за подбородок и надолго затих, потом вдруг как-то резко спросил меня:
Ты бы хотел снова быть вместе со своим Кафи?
Я ведь тебе уже сказал — наша консьержка не желает видеть в доме собак! И вообще, у нас слишком мало места…
Корже снова почесал подбородок. Я видел, что он что-то лихорадочно обдумывает, но не мог догадаться, что же именно.
А если бы мы нашли возможность, — сказал он, — ну, какое-нибудь подходящее место для пса? Я тоже люблю собак. Ты бы его привез, мы бы заботились о нем вместе, и тогда он ста/1 бы немножко и моим…
Но где ж его держать? Это большущий пес, ему нужно много места и еды.
Насчет места не беспокойся, я знаю один потрясающий заброшенный подвал… пойдем посмотрим, это совсем рядом.
Корже спрыгнул с ограды. Мы спустились вниз по улочке и подошли к старому зданию.
— Это здесь. В доме давно никто не живет, в нем находится склад, но подвал не используют — боятся сырости, хотя там совершенно сухо, вот увидишь.
Дверей у подвала не было, и мы беспрепятственно вошли.
Конечно, ночью ты ничего толком не разглядишь, но места здесь достаточно… Можешь принюхаться — никакого запаха плесени.
А чем кормить?
Мы все этим займемся… Я хочу сказать, вся компания.
Какая компания?
Ну да, ты же не знаешь… В нашем районе есть десяток хороших ребят, мы всегда друг друга выручаем. Нас называют «компания Гро-Каю». Ты, наверное, не слыхал про Гро-Каю?
Я уже видел на бульваре Круа-Русс эту лионскую достопримечательность. Гро-Каю — огромный булыжник, попавший сюда, вероятно, тысячелетия назад с альпийских ледников.
— Да, — продолжал Корже, — нас так назвали, потому что мы всегда встречаемся по четвергам у этого камня, чтобы поиграть в мяч или покататься на роликовых коньках… Между прочим, мячи коньки мы купили сами, в складчину, это ведь дорогие вещи. С нами твой пес ни в чем не будет нуждаться.
Ты правда так думаешь?
Я в этом уверен… Слушай, если хочешь — я завтра со всеми поговорю.
Идея была великолепной, но кое-что меня смущало. Во-первых, я побаивался этой компании, оттолкнувшей меня в первый день, а во-вторых — Кафи всегда был только моим и мне совершенно не хотелось ни с кем его делить. Кажется, Корже все понял и не настаивал.
— Эта мысль пришла мне в голову сегодня утром, — сказал он. — Ведь было бы так здорово иметь Собаку, правда, Тиду?
Корже впервые назвал меня по имени. Я вздрогнул и внимательно посмотрел на него. Его глаза сияли, ведь он, как и я, любил животных. Мы могли бы стать друзьями. Мне трудно было ему отказать… и себе тоже. Я был бы так счастлив вновь обрести моего славного Кафи!
Вдруг я заметил, что уже слишком поздно, что мама меня наверняка ждет и волнуется, не случилось ли чего опять… Я крепко пожал Корже руку.
— Да, было бы просто здорово, если бы он оказался здесь!
И я бегом помчался домой.
«КОМПАНИЯ ГРО-КАЮ»
Этим вечером я не мог усидеть на месте. Папа несколько раз спрашивал, что со мной происходит. Чтобы скрыть свое беспокойство, я сказал, что это из-за руки. В этом была доля правды — рана заживала и создавала мне некоторые неудобства, вполне, впрочем, терпимые. На самом же деле я думал только о Кафи. Новый приятель оживил во мне надежду. Я никак не мог решиться: конечно, очень не хотелось ни с кем делить собаку, но другого-то выхода не было! И я решил согласиться.
Я уже засыпал, когда мама пришла пожелать мне спокойной ночи. Как же мне хотелось ей обо всем рассказать! В глубине души я был уверен, что она тоже обрадуется возможности вернуть Кафи, но меня сдержал вчерашний папин запрет. Раз Кафи никогда не придет в этот дом — зачем лишние разговоры? В общем, я с большим трудом заставил себя промолчать.
На следующий день я шел в школу в хорошем настроении, но кое-что меня тревожило: как-то мы встретимся с Корже? Вчера я так неожиданно убежал… А вдруг он за ночь передумал? Поговорил ли он уже с ребятами из «Гро-Каю» обо мне и моей собаке?
Подойдя к школе, я не обнаружил Корже ни у крыльца, ни во дворе; я всегда узнавал соседа по парте по толстому красно-зеленому свитеру, выделявшему его из общей массы. Корже прибежал в последний момент, когда все уже построились, и опять не обратил на меня никакого внимания.
Наконец мы оказались за партой. Корже сидел с неприступным видом. Вдруг он наклонился и тихо спросил:
Ну так что. ты решил?
Да!
Мы договорились?
Договорились!
Он с облегчением вздохнул и добавил:
— Поговорим об этом позже.
Урок начался. Мы сидели как ни в чем не бывало. На перемене команда «Гро-Каю» окружила меня плотным кольцом.
Их было человек десять, почти все моего возраста. Судя по одежде и особенно обуви, это были мальчики из бедных семей.
— Я хочу вам представить Тиду, он новенький, — сказал Корже. — Я его знаю, вчера вечером мы долго беседовали на Крыше Ткачей… Знаете, кто поранил ему руку?
Все посмотрели на мою повязку, а потом на Корже, ожидая его объяснений.
— Его укусила собака — большая немецкая овчарка… Она была похожа на его пса, которого пришлось оставить в деревне, когда они переезжали в Лион. Тиду хотел погладить собаку, а она его укусила.
— Вот как! — раздалось два или три голоса. — Ну и что?
— Так вот, — продолжил Корже, — мы с Тиду подумали, что можно было бы взять собаку сюда.
Ее зовут Кафи, и она совсем не злая. Я даже подыскал место, где она могла бы жить, — в старом доме у Пиратского Склона. Но вы понимаете, что такую псину не так легко прокормить. Надо, чтобы мы все о ней позаботились. Как вы думаете?
Ребята заулыбались. Собака!.. Ее можно водить гулять, заботиться о ней, она станет другом! Идея и вправду была великолепной.
— Кто «за»? — спросил Корже.
Все до одного подняли руку. У меня снова сжалось сердце: я представил себе Кафи в окружении такого количества новых хозяев… Но в глубине души я знал, что всегда буду у него самым любимым; ну а главное — ему, конечно, будет хорошо.
Вот так, благодаря Кафи, я был принят в эту компанию. Теперь она показалась мне гораздо симпатичнее — ведь все ребята любили животных.
Но как доставить Кафи в Лион? Сейчас никто не хотел думать о трудностях. Большинство ребят были готовы продать мяч и роликовые коньки, чтобы оплатить мою поездку в Реянетт. Но для меня это было совершенно невозможно. Пришлось бы уйти из дома рано утром, а вернуться поздно вечером — это если еще удалось бы обернуться за один день. Отправлять кого-то другого из «Гро-Каю» было рискованно — Кафи, скорее всего, с ним не пошел бы.
— Да, — вздохнул Корже, когда мы снова* оказались на Крыше Ткачей, — а дело казалось таким простым… Но я все-таки уверен — мы что-нибудь придумаем.
Выход из положения пришел мне в голову тем же вечером, уже в постели. Грузовики с ранними овощами, идущие с юга в Лион, часто заходили в Реянетт. Водители этих тяжеловозов останавливались у кафе Кастелля, который сам до аварии работал на такой машине. Я напишу своему приятелю Фредерику и попрошу его поговорить с кем-нибудь из этих водителей (ему это будет нетрудно, так как кафе находится недалеко от булочной) — может, кто-то и согласится захватить Кафи. Он мне сообщит, куда именно в Лионе приезжает грузовик, чтобы я мог встретить собаку. Да, это совсем просто и не потребует денег, или почти не потребует — только чаевые для водителя.
На следующий день я написал Фредерику письмо — второе со времени моего переезда в Лион, оно уже не было таким грустным, как предыдущее. Я рассказал о школе, о «Гро-Каю», подробно объяснил, что ему надо сделать. «Как только ты что-нибудь придумаешь — сразу мне напиши. Если бы ты знал, как я соскучился по Кафи!»
Но самое главное — я не знал, какой адрес дать Фредерику. Было бы нежелательно, чтобы письмо пришло домой. Нет, я не считал, что делаю что-то плохое! Я был уверен, что мама поймет, может быть, даже и папа через некоторое время смирился бы, но раз Кафи все равно не будет жить у нас, не стоило с ними ссориться понапрасну.
Прежде чем отправить письмо, я решил поговорить с ребятами из «Гро-Каю». Один из них, по имени Жерлан, недавно потерял отца, а его мать работала на заводе, поэтому почту вынимал только он, возвращаясь из школы. Я дал Фредерику его адрес.
Для меня и всей «компании Гро-Каю» наступило время томительного ожидания. Каждое утро мы с надеждой встречали Жерлана. У него было прозвище «Сапожник» — в честь того, что подвал его дома занимала сапожная мастерская. Но Сапожник отрицательно качал головой: он снова ничего не обнаружил в своем почтовом ящике. Для всех нас Кафи стал каким-то сказочным героем, который придет и перевернет всю жизнь «компании Гро-Каю». На переменах и после уроков ребята постоянно задавали мне множество вопросов: какого Кафи размера и веса, какого цвета у него уши и хвост, какие кости он больше любит, лает ли по ночам, гоняет ли кошек и о многом другом, на что я никогда не обращал внимания. Я то ревновал, то, наоборот, радовался за Кафи. Я простил маленьким лионцам тот холодный прием, который они оказали мне в первые дни. Эти мальчики не были похожи на ребят из Реянетта, но я чувствовал, что действительно могу с ними подружиться. Меня огорчило, что все они из бедных семей. Сидя в Реянетте, я думал, что в городах, особенно в больших, живут только богатые. Увы! Все ребята из «Гро-Каю», так же как и мы, обитали в больших обветшалых домах, им уделялось мало внимания… Может, поэтому они были бы так счастливы иметь собаку, заботиться о ней? Может, это заменило бы им домашний уют?
Наконец в один прекрасный день Сапожник прибежал сияющий, с письмом в руке. Моментально собралась вся компания.
— Надеюсь, ты не читал его? — спросил Корже.
Сапожник потрогал свою нечесаную шевелюру и покраснел. Но «Гро-Каю» никогда не обманывали друг друга.
— Ну… я не смог удержаться, — сознался он. — Но я тут же заклеил конверт обратно!
Он протянул мне письмо, и я начал читать дрожащим голосом. Фредерик писал, что 'не хотел отвечать, пока не убедился, что план осуществим; не мог же он отослать Кафи, не сказав об этом своему отцу. Тот нашел нашу затею забавной и согласился. Фредерику осталось только дождаться тяжеловоза и уговорить водителя взять Кафи с собой.
Фредерик все уладил! Сегодня пятница; значит, через пять дней Кафи будет здесь. Компания обезумела от радости. Тем же вечером мы собрались у Пиратского Склона, где вовсю шла подготовка к встрече Кафи. Ребята принесли доски, куски обивки, гвозди, пилы, болты, солому… Этих досок хватило бы на постройку виллы, а соломы — на целый стог; а ведь речь шла всего лишь о собачьей конуре. Мы соорудили очень хитрую дверь — никто, кроме нас, не смог бы ее открыть.
— Если хочешь, — предложил Корже, — иди в среду один встречать Кафи, мы подождем вас здесь.
Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем встретить Кафи одному и самому объяснить, что теперь у него будет много маленьких хозяев и со всеми он должен поладить.
Позже я узнал, что ребята это решили все вместе, чтобы я понял — они не собираются отбирать у меня собаку.
Пять дней тянулись целую вечность. Каждое утро я со страхом ждал встречи с Сапожником — вдруг он получил новое письмо от Фредерика и тот пишет, что план осуществить не удастся? Вечером в постели мне лезли в голову разные неприятные мысли: а вдруг Кафи не захочет ехать с шофером, или шофер не заедет в Реянетт, или грузовик попадет в аварию… Всю ночь мне снились кошмары.
Почти каждый вечер, пока мама готовила ужин и занималась с моим младшим братом, я спускался на набережную Сен-Винсен и. как будто от этого грузовик мог приехать раньше, читал и перечитывал вывеску «Юго-восточные склады», написанную большими красными буквами.
Наконец пришла СРЕДА…
НАБЕРЕЖНАЯ СЕН-ВИНСЕН
Этим утром я проснулся раньше обычного. Сегодня приедет Кафи!
Посмотрев в окно, я сильно встревожился: небо было темным, и казалось, что день не наступит никогда. Туман! Я слышал о нем, но не представлял, что это такое. В Реянетте никогда не было туманов. У нас говорили, что мистраль поджидает их в Донзере и отгоняет к морю.
Выйдя на улицу, я даже растерялся. Какая странная вещь — туман! Я с трудом нашел дорогу в школу. Эта серая пелена скрывала крыши домов, и они казались еще выше, а улицы не имели конца. Бесшумно проезжали машины, их включенные фары напоминали огромные желтые глаза. Закутанные шарфами прохожие появлялись внезапно и так же внезапно исчезали, словно тени.
В ноябре это обычное дело, — объяснил Корже.
А как ты думаешь, грузовик придет" в такую погоду?
Не беспокойся, туман садится только в городе — это дым из фабричных труб его притягивает.
Корже успокоил меня только наполовину. По двадцать раз на дню я смотрел в окно — не видна ли верхушка трубы, что на другой стороне улицы?
К вечеру туман не рассеялся.
— Возвращайся скорее, — сказал Корже, — мы ждем тебя у Пиратского Склона.
Я побежал домой. Мама пошла с Жео в магазин и еще не вернулась. Тем лучше! Я нашел под ковриком ключ, с порога бросил портфель на стул и, хлопнув дверью, побежал на набережную. Противоположный берег Соны был скрыт в тумане. Мне удалось разглядеть вывеску «Юго-восточные склады», только вплотную подойдя к двери. Никаких машин не видно! Большие складские двери были открыты. Какой-то человек собирал и складывал ящики. Я спросил его, не приезжал ли грузовик.
— Какой грузовик?
Который привозит с юга овощи.
Их, мой мальчик, порой штук по десять на дню приезжает.
Меня интересует тот, что бывает по средам между пятью и шестью часами.
А, так ты о Буасье, что прибывает из Ша-торенара? Нет, малыш, еще не был… Но он не задержится. Нашим водителям туман не помеха, они к нему привыкли.
Я успокоился и начал мерить шагами набережную. Сырость проникала под одежду. Я поднял воротник пальто, но теплее от этого не стало: свое пальто я носил уже два года и оно стало мне маловато. Ну и ладно, зато я встречу Кафи, и мне сразу станет тепло. Я уже представлял, как возвращаюсь в Круа-Русс со своей собакой, как она прыгает от радости, как пытается лизнуть меня в лицо…
Шагая по набережной, я внимательно следил за проезжающими грузовиками. Нет, опять не он! Ребята дали мне с собой старые часы, но они не пригодились: я хорошо слышал бой курантов с ближайшей церкви, затерявшейся в тумане.
Шесть часов! До сих пор никого! Я продолжал ходить по парапету, постепенно отдаляясь от условленного места. Шесть тридцать!.. Я начал беспокоиться. В такой туман грузовик мог и опоздать; я заметил, что все машины ехали значительно медленнее обычного.
Вместо того чтобы продолжать топтаться на тротуаре, я замер на мокром парапете напротив кафе под вывеской «Пти-Божоле». Семь часов! Беспокойство переросло в тревогу. Внезапно мое сердце учащенно забилось, но не от радости, а от страха: сторож закрывал склад. Я бегом пересек набережную и подошел к нему в тот момент, когда он проверял, хорошо ли заперта дверь.