— О, мсье! Вы уже закрываете?
Сторож с улыбкой посмотрел на меня.
Уже семь часов, мой рабочий день закончен!
А разве грузовик не придет?
Не беспокойся. У Буасье есть ключ. — Он прекрасно разгрузится и без меня… До свидания, малыш!
Он положил ключ в карман и удалился. Пора было возвращаться домой, но сначала я хотел повидать хозяина кафе, предупредить его, что водитель грузовика должен привезти мне собаку, и попросить, чтобы он ее немного подержал у себя, пока я не приду.
Но в этот момент появились Корже и Сапожник. Они ждали вместе со всеми до семи часов, но, так и не дождавшись, направились к набережной. Я быстро им все объяснил.
— Не беспокойся, — сказал Сапожник, — я подежурю за тебя. Меня никто не ждет, мама сегодня после обеда уехала в Треву, на похороны тети, и вернется только завтра вечером. Я могу побыть здесь до девяти часов… и даже до десяти, если понадобится. Уверен, что Кафи к этому времени приедет.
Чтобы окончательно меня успокоить, Сапожник пообещал пройти с Кафи по улице Птит-Люн и посвистеть.
— Вот как я это сделаю!
Он запустил два пальца в рот и так свистнул, что разбудил бы и мертвого. Прежде чем уйти, я отдал Сапожнику несколько кусочков сахара для Кафи.
Я побежал домой. Корже обещал побыть с Сапожником до восьми часов.
Мне повезло: мама лечила Жео зуб и не заметила моего опоздания, а папа еще не вернулся. Он появился через минуту после меня, и все сели за стол. Я с трудом сдерживал свои чувства.
— Ты так нервничаешь из-за тумана? — спросил папа.
Я подскакивал от малейшего шума, доносившегося с улицы. Вдруг мне послышался свист Сапожника, и я бросился к окну. Но это был всего лишь скрежет тормозов старой машины. Вернувшись к столу, я встретился глазами с папой. Он внимательно посмотрел на меня, пожал плечами, но ничего не сказал.
Раздевшись в своей комнате, я не стал ложиться — ведь когда голова лежит на подушке, условный сигнал можно и не услышать. С каждой минутой мое смятение нарастало. Часы на кухне пробили девять часов, девять тридцать, десять… Родители уже легли спать, в квартире воцарилась тишина. Тогда я встал и открыл окно, чтобы точно не пропустить сигнал Сапожника.
Я стоял у распахнутого окна, дрожа от холода и сырости. На церкви Круа-Русс пробило одиннадцать часов. Окончательно окоченев, я все-таки решил залезть под одеяло. Для успокоения я пытался убедить себя, что Сапожник, наверное, прошел во время ужина, как раз тогда, когда Жео стучал ложкой по тарелке, но мне это плохо удавалось. Пытаясь не заснуть, я прислушивался к малейшим звукам, доносившимся снаружи. На душе у меня скребли кошки. Съежившись под одеялом, подложив руку под голову, я все еще ждал, изо всех сил борясь со сном… Но в конце концов усталость взяла свое.
…Когда я проснулся, было светло и, судя по всему, уже довольно поздно. Голова у меня болела, мысли разбегались. Тут в комнату вошла мама с чашкой кофе с молоком, как всегда по четвергам[1].
Тиду! Почему ты спал с открытым окном, когда на улице собачий холод?
Мой измученный слух уловил только слово «собачий». Я вскочил.
— Собака?.. Кафи?.. Где он?..
Мама улыбнулась, подумав, что спросонья я вообразил себя в Реянетте.
— Бедный Тиду! Это от холода тебе снятся кошмары. Окна так плохо закрываются! Ты не простудился?
Я быстро поел и оделся. По четвергам была моя очередь ходить в магазин. Заодно можно успеть сбегать на набережную… С сумкой в руках я скатился по лестнице, чуть не сбив с ног консьержку, поднимавшуюся на третий этаж, и, не дослушав ее проклятий, через мгновение был. внизу.
Едва выйдя из дома, я увидел Корже, он уже подходил к улице Птит-Люн — наверняка чтобы меня успокоить.
Я крикнул ему издалека:
— Кафи приехал?
Корже безнадежно махнул рукой и опустил голову. Кафи не приехал вчера вечером. Корже уже успел побывать у Сапожника — тот прождал на набережной до одиннадцати часов. Грузовик так и не приехал. Сапожник мог бы и еще постоять, но он так замерз и проголодался, что вынужден был вернуться домой.
— Да не переживай ты так, — сказал Корже, хлопнув меня по плечу. — Раз грузовик не приехал — значит, он и не выезжал. Наверное, приедет сегодня.
Корже прав; видимо, я зря волнуюсь. Мы быстро все обсудили. Если Кафи не выехал из Реянетта — Фредерик мне, конечно же, написал, так что письмо, отправленное вчера, должны доставить в Лион сегодня.
Мне не терпелось все узнать точно. Мы побежали на набережную. Удивительно, но чем ближе мы подходили к условленному месту, тем сильнее сжималось мое сердце — словно от предчувствия беды.
У дверей склада выгружали овощи из двух небольших грузовиков. Сторож был другой, не такой приветливый, как вчера. Мы спросили, почему вчера вечером не пришел грузовик из Шаторенара.
— Как не пришел? — удивился сторож. — Вот, смотрите!
Он показал на большие светлые ящики, на которых черными буквами было написано: «Шаторенар». У меня кровь застыла в жилах.
А моя собака?
Какая собака?
Водитель, мсье Буасье, должен был привезти мою собаку. Я ждал его вчера вечером…
Все, что я могу тебе сказать, — так это то, что сегодня утром, открыв склад, я никакой собаки здесь не видел… и хорошо, что не видел — я их не люблю, пришлось бы ее выгнать.
Мы с Корже переглянулись. Оставалась одна надежда — хозяин «Пти-Божоле». Мы застали его в кафе за уборкой. У него была большая, совершенно круглая и почти лысая голова и маленькие черные усики. Я спросил, не оставлял ли у него случайно вчера поздно вечером некий Буасье собаку, предупредив, что за ней придут.
Собаку?.. Нет, не видел. Буасье не заходил. Я хорошо его знаю — он всегда выпивает стаканчик красного за стойкой, когда бывает здесь.
Но складской сторож сказал, что он вчера разгрузился.
Значит, он приехал очень поздно, когда кафе уже было закрыто. Я заканчиваю работу в половине одиннадцатого.
Все больше теряясь, я смотрел на Корже, ища объяснений.
Успокойся, — сказал мой товарищ. — Это значит только, что Кафи все еще в Реянетте. Может, он не захотел ехать с незнакомым человеком, а может, Фредерик не смог с ним расстаться.
Нет, я уверен — здесь что-то другое…
Мы поблагодарили хозяина кафе и вышли на улицу. И вдруг я почувствовал, что не могу идти дальше. Меня удерживала какая-то непреодолимая сила, я как будто чувствовал, что Кафи рядом — прыгает возле меня и лижет своим розовым языком мое лицо… Я инстинктивно оглянулся. Внезапно мой взгляд остановился на небольшом проеме между кафе и складами, я приблизился и… похолодел от ужаса.
— Ах!..
Корже подошел и тоже это увидел… К железному крюку в стене был привязан обрывок желтого кожаного поводка… Меня затрясло.
— Корже! Я узнаю этот поводок… это поводок Кафи… его здесь привязали, а он сбежал!
Мой бедный Кафи! Один в таком большом городе! Все кончено, я никогда больше его не увижу. Ну как я мог оставить его здесь одного?! Я едва не расплакался.
Пока я стоял у края тротуара и сквозь слезы рассматривал набережную, Корже пытался отцепить конец поводка, который был крепко привязан к крюку двойным узлом.
Вдруг мой приятель подошел и взял меня за руку.
— Тиду, посмотри… да посмотри же! Голову даю на отсечение — твой пес не сам убежал… Поводок обрезан чем-то острым, похоже, что ножом!
Весь дрожа, я наклонился к обрывку плетеного кожаного ремешка. Край был ровным. Поводок Кафи обрезали. Но кто?.. Зачем?..
Потрясенные, мы вернулись в кафе. Хозяин тоже заинтересовался и вышел посмотреть на крюк, на котором болтался обрывок поводка. Он также ничего не понимал.
— Нет, этой ночью я ничего не слышал; но, вы знаете, я немного туговат на ухо.
Единственным человеком, который мог что-то прояснить, был водитель. Мы вернулись на склад. Сторожа уже стали раздражать наши вопросы.
— Единственное, что я знаю, так это то, что он живет где-то в районе Гильотьер, недалеко от гаража своей фирмы — гаража Домб… Ну ступайте, вы нам мешаете.
Мы оказались на улице. Я спросил Корже:
А Гильотьер — это далеко?
На другом конце Лиона.
Было уже десять часов, а я до сих пор ничего не купил. Мы могли отправиться в Гильотьер только после обеда.
— Жаль, — сказал Корже, — но мне сейчас тоже надо домой, а после обеда придется сидеть с младшей сестрой.
Мы молча возвращались в Круа-Русс, и я чувствовал, что Корже страдает почти так же, как и я.
РАССКАЗ ВОДИТЕЛЯ
За обедом я с трудом скрывал свое отчаяние; по-моему, мама даже что-то заподозрила. Я так и не мог поверить, что Кафи потерян для меня навсегда…
Я ушел сразу после обеда. К счастью, вчерашний холодный туман рассеялся, небо прояснилось, и иногда сквозь облака проглядывало солнце. Я плохо представлял себе, где находится район Гильотьер, хотя Корже объяснил, что это на другом берегу Роны, рядом с железной дорогой. Я впервые шел один через весь город, но это меня совсем не пугало: чего бы я только не сделал, чтобы найти свою собаку! Мне было даже легче идти одному: можно было не сдерживать слез.
Я скопил немного денег — вполне достаточно, чтобы доехать на автобусе; но, во-первых, я боялся ошибиться, а во-вторых — что контролер спросит, куда я еду… Как будто я делал что-то плохое.
Я пересек Рону по большому мосту и долго шел по противоположному берегу. Ветер гнал мокрые опавшие листья по набережной. Всю дорогу я не переставая думал о Кафи и вздрагивал при виде каждой встречной собаки. Город оказался еще больше, чем мне казалось с холма Круа-Русс. Как же найти Кафи, если он действительно потерялся?.. Нет, он не мог потеряться! Я сочинил целую историю: шофер привязал собаку у кафе, пока выгружал ящики, а потом передумал и решил взять ее с собой, но узел оказался слишком тугим, и пришлось перерезать поводок.
Постепенно я и сам в это поверил. Наконец показался железнодорожный мост. Это Гильотьер. Расспросив нескольких прохожих, я понял, что гараж Домба находится значительно дальше. Я нашел его на одной из улиц со множеством складов и мастерских. Это был большой гараж. Наверное, тот служащий, что у входа заправляет машины, сможет мне помочь.
— Буасье? Да, он живет недалеко отсюда, в конце соседней улицы, направо. Я не помню номера дома, но там внизу табачная лавка. Ты наверняка 'застанешь его дома, он вернулся из рейса только в шесть часов утра — я как раз заступил на смену; он сказал, что валится с ног от усталости.
Я без труда нашел дом, позвонил в дверь… У меня сжалось сердце. Я надеялся, что сейчас услышу, как Кафи скребется в дверь, — он всегда так делал в Реянетте, когда просился выйти; может, он даже залает. Но я услышал только чьи-то торопливые шаги за дверью. Мне открыла женщина с встревоженным и недовольным лицом.
Ах, я думала, что это доктор… Тебе чего, мальчик?
Я хотел бы увидеть мсье Буасье… это по поводу моей собаки — я ее не нашел. Она не у вас?
Какая собака?..
Я сразу понял, что придуманная мной история была слишком хороша, чтобы оказаться правдой, и опустил голову. Но в этот момент в коридор вышел мужчина, в котором я узнал того шофера, которому мы с Фредериком в прошлом году нашли кисет.
Мсье! А где же моя собака? Водитель с удивлением нахмурил брови.
Как?.. Разве сегодня утром ты ее не нашел?
Я вытащил из кармана обрывок поводка — все, что у меня осталось от Кафи.
— Вот это я обнаружил на крюке у стены кафе.
Водитель вздохнул, взял кусок поводка и, стал его рассматривать.
— Видите, мсье, он обрезан ровно, похоже, что ножом… Я подумал, что вы взяли Кафи к себе, раз кафе было закрыто.
Все это происходило на пороге, у дверей. Затем шофер подтолкнул меня к кухне и сделал знак говорить потише. Он сел на стул и долго молчал, почесывая щеку.
— Ничего не понимаю… — сказал он наконец.
Вот его рассказ. Как и было договорено', он посадил Кафи в машину в Реянетте около полудня. Сначала пес не хотел ехать, но, оказавшись в кабине, затих и вел себя очень хорошо. До Вьенна все шло гладко, потом начался дождь. Дорога стала мокрой, ее прихватило морозцем, начался гололед, и ехать пришлось очень медленно. Но, несмотря на это, грузовик прибыл бы в Лион до семи часов вечера, если бы его не занесло на одном из поворотов. Нет, ничего серьезного, просто он застрял в кювете и, чтобы выбраться нужен был тягач, а чтобы его найти — время: из-за гололеда у тягачей было много работы.
— Когда я смог снова тронуться в путь, — продолжал водитель, — было уже три часа ночи. Все это время твой пес послушно ждал в кабине, совершенно не беспокоясь. К четырем часам мы наконец добрались до набережной Сен-Винсен. В течение часа я выгружал ящики, потом высадил твою собаку, ломая голову над тем, что с ней делать— ведь кафе, естественно, было закрыто.
Оставить ее на складе?.. Я "знал, что сегодня утром дежурит Жюно — странный тип, обиженный на весь свет; он мог запросто прогнать твою собаку, да еще и пнуть на прощание… Привести Кафи сюда? Я думал об этом… наверное, так и надо было сделать. Я засомневался из-за дочки — она уже три дня болеет с высокой температурой. Я боялся, что, когда мы придем, собака залает и испугает ее. И еще я подумал, что ты будешь волноваться, не обнаружив утром пса. Тогда, поскольку было уже пять часов и до открытия кафе оставалось совсем чуть-чуть, я решил, что за пару часов с Кафи ничего страшного не случится. Я привязал его в уголке и оставил хозяину «Пти-Божоле» записку.
Записку?
Как?.. Он тебе ничего не сказал?
Он бы мне, конечно, сказал, если бы что-то нашел… Он вообще думал, что вас не было.
Водитель снова потер щеку.
Ну как же!.. Я вырвал листок из записной книжки и написал: «Присмотрите, пожалуйста, за собакой, она не злая. Утром за ней придет мальчик». Потом расписался и дважды подчеркнул слова «не злая». Я оставил листок на железном столике, что стоит у входа в кафе, и положил сверху болт, чтобы записка не улетела.
Нет, хозяин «Пти-Божоле» ничего не видел… Значит, записку забрали вместе с Кафи?
Похоже на то… Но я, честное слово, ничего не понимаю!
Шофер совсем расстроился. Я спросил у него:
— Скажите, мсье, а воруют ли собак?
Он вздохнул.
— Воруют, конечно… У тебя была такая красивая овчарка! Но в это время на набережной никого не бывает! Бедный малыш, если бы я только знал…
Я не сердился на него — он был не виноват, ведь он хотел как лучше. Мне просто не повезло. Чтобы меня успокоить, водитель сказал, что я не должен отчаиваться: может, пес сбежал от тех, кто его украл, и тогда он непременно попадет в приют для бездомных собак.
В приют?.. А что это такое?
Это такое место, куда собирают со' всего города потерявшихся собак, в Лионе их много.
И что там с ними делают?
Некоторое время их кормят, а если за ними никто не приходит — уничтожают.
Я подскочил.
— Так моего Кафи убьют?..
Водитель снова попытался меня успокоить:
— Нет, такая красивая собака, как твоя, не останется без хозяина. Как знать, может, однажды ты встретишь какую-нибудь даму с Кафи на поводке… и тогда, конечно, он тебя узнает.
Выйдя от шофера, я совершенно растерялся. На меня вдруг навалилась такая усталость, что я не представлял себе, как доберусь обратно до Круа-Русс. Погода была почти солнечной, но город казался мне еще более мрачным, чем накануне, в тумане, когда с радостью в сердце я ждал Кафи на набережной Сен-Винсен.
Несмотря на усталость, я хотел зайти на набережную, чтобы еще раз поговорить с хозяином «Пти-Божоле». Нет, он не находил записки; рядом в канаве я обнаружил болт, но этот маленький кусочек железа не мог рассказать о том, что видел.
Возвращаясь на улицу Птит-Люн, я сделал крюк и свернул к Пиратскому Склону — туда, где мы приготовили домик для Кафи. Я как будто надеялся застать его там. Почти вся «компания Гро-Каю» была в сборе; ребята догадались, что я приду. Поняв, что Кафи потерялся, они ужасно расстроились. Это просто не "укладывалось у них в голове. Очень скоро отчаяние уступило место негодованию и даже злости.