Гугуцэ, видя, что бедняга мельник весь в поту, пожалел его и сказал сестрёнке:
- Присматривай за домом. Я - на мельницу.
Взял он целую шапку зерна, хороший мешок для муки, прибежал на мельницу и высыпал зерно из шапки прямо в мельничный ковш. Тот сразу наполнился, и мельница заработала на полный ход.
- Ай да Гугуцэ! - кричали мужчины, бросая шапки под самое небо.
А жёны стояли у калиток, поджидая мужей.
Когда отец с матерью вернулись с поля, Гугуцэ сидел на пороге и строгал мешалку для мамалыги.
ЩИПЦЫ ДЛЯ ОРЕХОВ
Всякий раз, когда в селе Трое Козлят убирают грецкие орехи, без Гугуцэ не обойтись. Кто же, как не он, стряхнёт орехи с таких веток, до которых ни один шест не дотянется!
И, конечно, все, у кого деревья повыше, первым делом идут к отцу Гугуцэ:
- Слушай, кум, бери себе половину орехов, только дай в помощь своего малого, а то вороны весь урожай разворуют.
Орехи мешками катились во двор к Гугуцэ.
От круглых орехов отец скоро начал отказываться, брал одни продолговатые, но всё равно и утром, и вечером, и в дождь, и в мороз, и в жару двери в доме Гугуцэ так и трещали.
Бедный отец только и знал, что ходил с дверями на спине к плотнику и от плотника да таскал с чердака один мешок зерна за другим, чтобы расплатиться за починку дверей. Не успеет дверь встать на своё место, как её приоткроют, вставят орех и - трах! - начинают закрывать!
Когда наступала осень и с грецких орехов начинала слезать подсохшая, сморщенная одёжка, отец, догадываясь, что люди вот-вот постучатся к нему в ворота, пробовал на этот раз уладить дело по-доброму:
- Гугуцэ, сынок, у тебя, может, нога болит?
- Ничего, папа, уже прошла.
И опять лез на самые дальние ветки, выше, чем прошлой осенью, и опять катились мешки с орехами во двор к Гугуцэ, и опять трещали двери в его доме.
Сам плотник, радуясь, что и в этом году без работы не останется, пригласил Гугуцэ на своё ореховое дерево.
Отец Гугуцэ ходил теперь с поднятыми бровями и опущенным носом.
Двери снова принялись трещать, а плотник от удовольствия потирал руки.
Но в один прекрасный день не оказалось работы у сельского кузнеца. Он решил прогуляться. Услышал кузнец, как трещат двери в доме Гугуцэ, и вошёл в дом:
- Слушайте, люди добрые. Я вам сделаю щипцы для орехов.
- Вот-вот-вот! - обрадовался отец Гугуцэ. - Что-то вроде этого вертелись и в моей голове, а ты, кум, пришёл и точно назвал, что именно.
И кузнец выковал щипцы для орехов.
Прошло лето, сморщилась кожица на орехах, а у Гугуцэ ни с того ни с сего начала побаливать нога.
Щипцы для орехов тихо и мирно лежали в сундуке, а сами думали: "Что ж это стряслось у Гугуцэ с ногой?"
ГУГУЦЭ И СНЕГОВИКИ
Гугуцэ следил, как падают снежные хлопья, и ему казалось, что он видит белых козочек и овечек, потом появились белые зайцы, белые медвежата и даже белые тигрята. Вот только белых человечков не было ни одного, хоть плачь.
Гугуцэ снял рукавицы, перемешал белых козочек, овечек, зайцев, тигрят, медвежат и вылепил снежную бабу. Баба получилась красивая, и Гугуцэ вылепил ей снежного мужика. Чтобы им было веселей, один за другим появились снежные дети. А там и в других дворах завелись снежные люди.
Поздно вечером, когда никто не видит, снеговики учились ходить, а в полночь являлись друг к другу в гости и дарили маленьким снеговичкам леденцы (у людей они называются сосульками).
Так бы они и жили в своё удовольствие, кабы не птицы.
- Чучела! - кричали птицы. - Где хлеб?
Снежные люди пожимали снежными плечами.
- У людей хлеб, - тараторили птицы, - а у вас, у чучел, ни зерна, ни крошки. Люди пашут и сеют. А вы нет!
- Что же нам пахать-то? Снег? - толковали снежные мужики. - А сеять? Тоже снег?
- Надо же такое! - ворчали снежные бабы. - Кастрюльки-то нам прямо на головы напялили, а из чего кашу варят, даже не показали. Будь у нас зерно, мы бы птиц покормили, они бы и перестали дразниться.
Малыши-снеговички слали друг другу снежинки-телеграммы: "ГУГУЦЭ РАСТЯПА, ЕГО ДРУЗЬЯ - РАЗИНИ".
Поняли ребята, что снеговикам чего-то от них нужно, и сунули каждому ещё по метёлке в левую руку: дворы большие, пускай себе метут.
Птицы как будто ждали этого, кликнули родню из соседних сёл и давай кружиться над снеговиками, дразнить и потешаться.
Терпение у снежных людей лопнуло. Дождались они ночи и подняли восстание. Только те, кого слепили из снежных зайчиков, попрятались по чуланам. Остальные двинулись толпой прямо во двор к Гугуцэ.
Снежные мужики сердито трясли метёлками. Снежные бабы с детишками несли в руках миски и котелки.
Дом Гугуцэ был окружён со всех сторон. Залаяла собака. Зажёгся свет. Кто-то выглянул из окон. Родители ничего не заметили. Зато Гугуцэ всё стало ясно. Это не шутка, если твой дом осаждён.
Гугуцэ вышел в сени, задвинул засов и спросил сквозь щёлку в двери:
- Чего надо?
Утром снежные люди как ни в чём не бывало стояли на своих местах, и у всех были зёрна и крошки.
ДЕДУШКИН МИНИСТР
Перед самым Новым годом Гугуцэ получил письмо от дяди, который жил в городе. В письме говорилось, что калачей в городе много, а вот тех, кто умеет как следует поздравить с Новым годом, осталось маловато. Тогда Гугуцэ взял бугай - прекрасный инструмент, который мычит, как бык, выбрал самый большой колокольчик, отец Гугуцэ запряг лошадь и во весь опор домчал мальчика до вокзала.
Поезд нёсся по лесам, как сказочный конь. Всю ночь Гугуцэ стоял у окна и потихоньку выкрикивал новогодние пожелания. Паровоз свистел как раз тогда, когда нужно было кричать "Гей-гей!"
Гугуцэ сложил вместе прошлогоднюю и позапрошлогоднюю колядки и даже присочинил к ним лишнюю строчку. Пусть в городе не думают, что деревенские знают только стишок про кудрявую собачку.
На вокзале мальчика встретил дядя. Гугуцэ сразу послал дядю за кислым квасом. Если не смочишь хвост бугаю чем-нибудь кислым, то сколько его ни тяни, не замычит.
Настал новогодний вечер. Гугуцэ первым поздравил дядю. Потом дядя дал ему список тех, кого не мешало бы поздравить по всем правилам. В том числе поэта Григоре Виеру, он сам из деревни и, наверно, соскучился по колядкам.
Гугуцэ научил двоюродного брата, как тянуть бугай за хвост, чтобы он мычал погромче, взял свой колокольчик, и они пошли по городу, который двоюродный брат знал как свои пять пальцев.
Вышли они на улицу, и тут в руках у Гугуцэ сам собой звякнул колокольчик. Двери домов начали открываться одна за другой, и на улицу высыпали люди. Вместо калачей они тащили вёдра с мусором.
Гугуцэ перепугался и хотел удрать, но двоюродный брат расхохотался и объяснил, что в городе такой обычай: если звонит колокольчик, значит, пришла машина за мусором.
Люди искали глазами, где же эта машина. Один из них догадался, что странная штуковина под мышкой у Гугуцэ - это бугай, и тут же пригласил ребят к себе в квартиру.
Братья стали на пороге и начали:
Разрешите петь, кричать,
Вас, хозяев, величать?
- Валяйте, ребята! Разрешаю.
Братья вышли на середину комнаты и давай кричать всё, что знали про дядюшку Траяна. Потом они стали на балконе, и весь двор услышал, как дядя Траян надевает на коня шёлковую уздечку и золотое седло.
- Вот колядка так колядка! - сказал человек, напоил бугай кислым квасом и позвонил по телефону.
Он передал трубку Гугуцэ. Голос из трубки попросил поздравить его с Новым годом. Гугуцэ заставил бугай помычать в телефон, а хозяин за это дал ребятам ещё по одному калачу.
Опять телефон! Как видно, слух о приезде Гугуцэ пронёсся по городу. Ничего не поделаешь. Пришлось бугаю ещё и ещё мычать в телефонную трубку.
Потом дети вынули дядин список, поздравили одну улицу, поздравили другую, поздравили даже троллейбус с автобусом и спели им свою колядку:
Как у дядюшки Траяна
Расплясался конь буланый.
Любит конь носиться вскачь,
Не даёт себя запрячь.
Но Траян помашет плёткой
Разговор его короткий:
"Становись в упряжку, друг,
По земле скучает плуг.
Мы сначала землю вспашем,
А потом уже и спляшем".
Гей-гей!
Звони веселей!
Сил у бугая поубавилось, а дядюшка Траян только входил во вкус, так ему нравилось на радость людям снова запрягать своего весёлого коня.
- Эх! - сказал Гугуцэ, вернувшись к дяде. - До чего охота поздравить отца, маму, и дедушку, и всю деревню!
Дядя положил было руку на телефонную трубку, но вспомнил, что телефона отцу Гугуцэ ещё не поставили.
- Ладно. Что-нибудь придумаем! - И дядя набросил пальто на плечи.
...Была новогодняя ночь. Папа, мама, дедушка и сестрёнка Гугуцэ сидели за праздничным столом и поглядывали на телевизор. К их компании присоседился и стул самого Гугуцэ. Мама положила перед ним вилку и крошку хлеба.
На экране трое молодых людей в фабричных шапках под каракуль исполняли колядку. Один держал бумажку и краешком глаза косился на неё, другие кричали "Гей-гей!" такими вялыми голосами, будто ели только по средам и пятницам.
- Где-то сейчас наш Гугуцэ? - вздохнула мама.
- Должно быть, возле той вон ёлки, вышиной с колокольню, - сказал отец. Он всегда всё знал.
Вдруг сестрёнка закричала:
- Бугай! Наш бугай замычал!
Молодые люди на экране посторонились, и вперёд вышел Гугуцэ:
Разрешите петь, кричать,
Вас, хозяев, величать?
Домашние хоть и раскрыли рты, но ни одного слова сказать не могли. Первой опомнилась мама:
- Пой, сынок, величай! Вот только как же тебе дать калач?
Гугуцэ пел во весь голос, а дойдя до "Гей-гей!", швырнул шапку об пол.
Бугай мычал что было сил, пока от его хвоста не остался один обрывок.
- Вот что довелось повидать! - сказал отец.
А дедушка налил полный стакан вина и поднёс его к самому экрану телевизора, и чокнулся с шапкой Гугуцэ.
- Твоё здоровье, дедушкин министр!
БУКВЫ ИОНА КРЯНГЭ*
------* Ион Крянгэ (1837-1889) - великий румынский писатель, большой друг детей. Много лет учил ребятишек грамоте. ------
Дедушка учился в школе всего два года, и, значит, у него образования было ровно два класса. Вот он нет-нет да и присядет в саду за парту, которую отец смастерил для Гугуцэ.
- Хорошие наступили времена, школа на дом приходит, - говорил дедушка. - А я в первый класс ходил за девять вёрст, в село Стрымбу. Бывало, разбудит меня мать, как только петухи запоют, уложит книжки в котомку, сунет мне в руку бутылочку чернил (их тогда делали из бузины), вот я и топаю свои девять вёрст не по дороге, а по берегу Рэута и всё поглядываю, видна река или нет, заблудиться-то недолго.
- Ты учился с Ионом Крянгэ, дедушка?
- Чего не было, того не было. Крянгэ-то много постарше меня. Он тогда сам был учителем в Яссах. И вот как-то попал в наши края один из тех, кто у Крянгэ учился. Слово за слово, и вытянули мы из него, как он грамотным стал. История, скажу я тебе, Гугуцэ, просто удивительная.
Приходит, значит, Крянгэ в школу, а под мышкой у него картонная коробка. В коробке буквы, да не простые, а сдобные и к тому же смазанные жжёным сахаром. Вытащит он их из коробки и одну за другой прикрепит булавками к классной доске. Да не просто так, а чтобы сложилось какое-нибудь слово. И вызывает ученика:
"Прочти, - говорит, - только погромче, что у нас тут написано?"
Если ученик читал правильно, Крянгэ разрешал ему выбрать буковку по вкусу и съесть. Съест её малыш, губы оближет, а Крянгэ и говорит:
"Ещё разок прочти, что написано на доске, да смотри не забудь и ту буковку, какую ты сейчас съел".
Передать тебе не могу, до чего вкусны были буковки Иона Крянгэ. Дети, они сластёны, век бы стояли у доски, где такие слова написаны. Ион Крянгэ, понимаешь ли, сам был бедняком. Гол как сокол, а ведь каждый вечер пёк свои сладости на целую ораву детей.
- Вот бы мне съесть такую букву, дедушка!
Дедушка наморщил лоб:
- Поищи в горнице, может, где-нибудь и залежалась баранка Иона Крянгэ.
Гугуцэ пошарил за фотографиями, за ковриками, вытащил сухой базилик из-за потолочной балки - никаких баранок. Мыши, должно быть, сгрызли.
Когда опять к ним пришёл дедушка, Гугуцэ спросил:
- Где же буковки Иона Крянгэ? Ты, наверное, пошутил, дедушка?
Дедушка взял его за руку, повёл в горницу и снял с полки книжку:
- Вот они где, милый ты мой Гугуцэ, вкусные буковки из печи Иона Крянгэ. Давай-ка отведаем, ну, скажем, вот это: "Козлятушки, ребятушки, отомкнитеся, отворитеся!" Ну как?
Гугуцэ бережно положил книгу за пазуху и сказал:
- Неправда, дедушка, что ты окончил только два класса. Не два, а целых восемьдесят!
ГУГУЦА
Все соседи вышли проводить Гугуцэ в школу. Сестрёнка помогала ему нести цветы. Папа ехал следом и вёз на машине знаменитую парту Гугуцэ. Директор нацепил на грудь все свои медали, вышел к воротам школы и подал Гугуцэ руку.
Парту приняли во второй класс, а мальчика в первый и дали ему новую парту, за ней уже сидела какая-то девочка.
- Ты кто?- спросил её Гугуцэ, когда начался урок.
- Меня зовут Гугуца, - ответила девочка, когда урок кончился.
На втором уроке задали писать точки. Гугуца заслоняла свои точки рукой, чтобы Гугуцэ их не списывал.
Каждый день - новая буква. Учительница писала её на доске белым по чёрному, а ученики перетаскивали букву в свои тетрадки, но уже чёрным по белому.
Выучив новую букву, Гугуца вытягивала из парты дыню, давала Гугуцэ понюхать и ела всю перемену. А если видела, что дыня слишком велика и в одиночку её не одолеть, то мальчик получал ломтик с хвостиком.
На большой перемене Гугуца открывала окно и учила птиц читать:
- Вот здесь я написала "ЧИК". Повторяйте за мной. Молодцы! А теперь "ЧИК-ЧИК". Ещё разочек. Ну-ка все вместе: "ЧИК-ЧИРИК!"
Гугуцэ такой чепухой не занимался: как-никак, его парта во втором классе.
Каждую новую букву Гугуца переписывала в чистую тетрадь. От этого её портфель с каждым днём делался тяжелее на одну букву. Чтобы у девочки хватило сил его таскать, мама пихала туда побольше еды.
За партой девочка устроилась так, чтобы Гугуцэ, когда встанет отвечать урок, заслонял её от солнца. Она только и ждала, чтобы мальчик поднял руку и отвечал подольше. Прячется от солнца и радуется, а на перемене угощает Гугуцэ дыней: "Ты ведь теперь мой зонтик, я должна о тебе заботиться".
Кончилась осень. Ребятам осталось выучить букву "Я" и какие-то там хвостики, закорючки и загогулины от других букв, когда прошёл слух, что учительница насовсем уходит из школы, её переводят в районный центр.
Как же так? Ведь они любили учительницу, как букву "А", приносили ей всё интересное, что попадалось по дороге в школу: кто цветок, кто ещё чего-нибудь. Гугуцэ подарил ей жёлтую букашку с двадцатью одной точкой на спине.
- Другая придёт! - утешала детей учительница.
- Вы красивее, чем она, - не отставали ребята. - Скоро зима. Мы вас на саночках покатаем.
Учительница, конечно, любила кататься на санках, но что поделаешь, если сам министр вызывает её учить учителей. Тут даже директор не удержит.
Словом, учительница попрощалась с ребятами и пошла в учительскую.
Гугуца тоже встала, взяла портфель, надела пальто и ушла. Один мальчик подглядел, как она села прямо на ступеньку школьного крыльца, портфель на колени, руки в стороны, чтоб не было прохода.
Тут все один за другим выбежали из класса и сели рядышком на крыльце с книжками в руках. Учительница попробовала уйти из школы, но не тут-то было. На реснице у неё появилась слеза, похожая не то на точку, не то на запятую.
Вечером учительница написала министру, что она, конечно же, остаётся в том самом селе, где жили Гугуца и Гугуцэ.
А утром девочку выбрали старостой. И Гугуцэ перестал хвастаться тем, что его парта во втором классе.