Через несколько секунд ведро стало подниматься, а вместе с ним и Пятачок, отважно стоявший на самом краю и изо всех сил сжимавший цепь. Круг света вверху становился все больше и ярче, и Пятачок уже видел всех своих друзей, которые смотрели на него и улыбались. Вскоре Пятачок почувствовал тепло солнечных лучей — добрый старый Иа-Иа в последний раз повернул лебедку. Пятачок услышал приветственные крики и громкое «Ура!», и все это кричали ему, Пятачку.
И он самым храбрым голосом ответил:
— Это было совсем не страшно. — Но сам-то Пятачок знал, что это было не просто страшно, а очень-очень страшно.
Потом несколько дней Родственники и Знакомые Кролика рыли канаву и сооружали скоростной спуск от родника до Пуховой Опушки, где жил Иа-Иа. Воды стало много, и Лотти построила в канаве дом и назвала его Домом Храбрости. Всем понравилось нырять в канаву и мчаться по спуску до Пуховой Опушки. Появилась даже такая игра «Спуск по канаве», и уже когда пошли дожди, а они все-таки пошли, многие так полюбили игру, что в любую погоду поднимались на холм к Шести Соснам, окунались в канаву и вместе с водой неслись вниз, к домику Иа-Иа. В этой игре Лотти просто не было равных, потому что ее шубка была самой гладкой. Выдра даже научилась кувыркаться во время спуска.
— Эге-гей! — кричала она, выныривая, а потом принималась насвистывать веселую мелодию.
Однажды вечером, спустя несколько дней после большого приключения с колодцем, когда Пятачок укладывался спать и думал о том, что желтую пижаму он любит все-таки больше, чем зеленую, дверь в его комнату распахнулась и вошел Пух.
— Извини, что так поздно, Пятачок, но для этого нужно много времени, ты же знаешь…
— Для чего, Пух?
— Для кричалки. Ты думаешь, что она вот-вот придет, но она вдруг решает, что еще рановато, и задерживается или вообще не приходит. А потом, Пятачок, когда она вдруг приходит, главное — быть готовым к ее приходу.
— О Пух! — воскликнул Пятачок. — Правда? А она очень длинная?
— Она почти такая же длинная, как та, которую я сочинил для тебя в прошлый раз.
И тогда Пятачок принял самую удобную позу для того, чтобы послушать кричалку, — уткнулся носом в подушку. Он почувствовал, как краснеет, особенно когда Пух откашлялся и начал:
И не было тучек,
И дождик не шел,
И солнце сияло весь день — охо-хо!
Тут Пух остановился.
— Ты тоже должен кричать «охо-хо!», Пятачок, — сказал он.
— Я не против, Пух.
— Тогда давай попробуем, — сказал Пух и начал сначала:
И не было тучек,
И дождик не шел,
И солнце сияло весь день — охо-хо!
И зной нас измучил,
А дождик не шел,
И спряталась тень — охо-хо!
— Охо-хо! — прокричал довольный Пятачок, улыбаясь.
И выдра из речки
Сказала нам всем:
«Я — Лотти! Привет вам! Хо-хо!»
— Хо-хо! — подхватил Пятачок, но на этот раз уже взволнованно.
А жарко как в печке,
Воды нет совсем,
И хочется пить — охо-хо!
— Охо-хо! — тихонько повторил Пятачок, затаив дыхание.
Тут вспомнил наш ослик
Про старый родник
И громко воскликнул: «Хо-хо!»
Отлично! А после
И спуск там возник!
Жара отступила! Хо-хо!
— Хо-хо! — прошептал Пятачок.
— Что случилось, Пятачок? — встревожился Пух. — Тебе не нравится моя новая кричалка?
— Нравится, Пух, — сказал Пятачок. — Правда, очень нравится. И все эти «охо-хо» и «хо-хо», все-все нравится, но… но…
— Ладно, Пятачок, теперь пора спать. Я рад, что ты первым услышал мою кричалку. Завтра пойдем и споем ее всем остальным, — сказал Пух и отправился спать.
Пух ушел, а Пятачок еще долго лежал и думал о кричалке, почему-то она показалась ему короткой…
«Конечно, появление выдры в нашем Лесу, — хмуро думал он, — это очень важно. И то, что Иа-Иа вовремя вспомнил о колодце — это тоже очень важно. И еще никто-никто не слышал новой кричалки Пуха, а я услышал, и завтра мы вместе споем ее всем остальным. Но было бы неплохо, если бы кричалка была немного… чуть-чуть… ладно, это неважно. Может, завтра будет другое приключение, и Пух напишет другую кричалку, и она… она будет…»
Но так и не додумав мысль до конца, он заснул и увидел сон про ручного Слонопотама и про дружбу со Словарем. Пятачок тихонько похрапывал, совсем-совсем тихонько, так, что никто и не слышал его храпа, и единственные, кто знают об этом, это мы с вами.
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой Пух отправляется на поиски меда
Однажды утром, когда Винни-Пух не делал ничего особенного, а это у него получалось особенно хорошо, медвежонок подумал, что нужно сходить к своему другу Кристоферу Робину и узнать, чем он занят. А если он ничем не занят, то они бы могли заняться ничем вместе, потому что на свете нет занятия приятнее.
— Ты очень занят? — спросил Пух.
— Я так же занят, как пчела, — ответил Кристофер Робин, которая вообще-то не очень занята, а просто, как все пчелы, жужжит и летает.
— Пчела не просто жужжит и летает, она делает мед.
— Кажется, пора подкрепиться, — сказал Кристофер Робин, потому что Пух сел за стол. — Как ты смотришь на мармелад?
— Кажется, я на него еще не смотрю, — серьезно ответил Пух.
— Тогда смотри, — сказал Кристофер Робин, выставляя на стол мармелад. — И угощайся. Мармелад медовый. А еще есть немного сгущенного молока.
Они отлично подкрепились мармеладом, а потом съели и сгущенное молоко. А потом Пух задал трудный вопрос:
— Как ты думаешь, пчелы не против, что мы у них забираем мед?
— Думаю, нет. Это даже хорошо, что мы его забираем, а иначе они бы забили медом весь свой улей. Коровы ведь не против, что мы берем у них молоко.
Тогда Пух сказал:
— Наверное, надо сказать им спасибо.
— Превосходная идея! Пойдем поблагодарим их прямо сейчас? Мы даже можем подарить им подарок.
Пух почесал в затылке.
— А интересно, что бы хотели получить в подарок пчелы?
Кристофер Робин ненадолго задумался, а потом предложил подарить им модель самолета.
— Думаю, они любят все, что летает.
А еще Кристофер Робин предложил подарить пчелам чертика на ниточке, потому что у него было два одинаковых, и грушечный домик с розочками.
— Если бы я был пчелой, — сказал Пух, — я бы хотел получить в подарок что-нибудь вкусное, но самая вкусная штука — это мед, а мед у них уже есть.
— Тогда давай подарим им бутерброд.
Итак, вместе с самолетом, чертиком на ниточке и игрушечным домиком они прихватили с собой бутерброд, завернутый в блестящую фольгу. Но когда друзья добрались до дуба, в дупле которого раньше (помните, много-много лет назад?) жили пчелы, Пух посмотрел сначала на дерево, потом на Кристофера Робина, а потом снова на дерево.
— Ты видишь то, чего не вижу я, Кристофер Робин?
— Да, Пух. Или нет. В зависимости от того, чего ты не видишь.
— Я не вижу пчел.
— Я их тоже не вижу.
В дупле дуба не было никаких пчел. Кристофер Робин и Пух несколько раз обошли вокруг дерева. Пчел не было.
— Давай посмотрим на это с другой стороны, — предложил Кристофер Робин.
— С какой это другой стороны? Тут нет другой стороны. Мы обошли весь дуб.
— Другая сторона есть у любого вопроса, Пух. Мы здесь, у нас в корзинке лежит бутерброд, и никто не мешает нам его съесть.
— Бутерброд — это, конечно, хорошо, но плохо, что нет пчел… — грустно пробормотал Пух. — О, мои дорогие пчелки!
— Не надо унывать, Пух! — И Кристофер Робин вручил ему половинку бутерброда. — Мы организуем Экспедицию.
— Что-то мне совсем не хочется есть, — вздохнул Пух и вернул Кристоферу Робину бутерброд. — Лучше я пойду домой и посчитаю горшки с медом.
Но дома его ожидала новая неприятность. В буфете было только три горшка. Не нужно много времени, чтобы сосчитать до трех. А когда Пух заглянул в горшки, оказалось, что один из них пуст. И тут в голову Пуха пришла грустная сопелка. Вот такая:
Есть желуди у Пятачка,
Чертополох есть у Иа,
Зеленый, очень сочный.
И только бедный Винни-Пух,
Один лишь бедный Винни-Пух
Сидит без меда! Точка!
Я заглянул во все углы,
Проверил шкафчик и столы —
Ни ложки, ни глоточка!
Ох, лучше спрятаться, уснуть,
Чтобы не видеть эту жуть,
Чтобы не знать — и точка!
Что ж, веселись, мой Пятачок
Жуй и не думай ни о чем!
Не слушай эти строчки!
И ты, Иа, не унывай,
Позавтракать не забывай!
А я дошел до точки!
Нет меда в улье, нет в саду,
И очень грустный я бреду,
Куда — не знаю точно.
Мне вовсе-вовсе не смешно!
Где ж мое счастье, где оно?
Мой мед! И пчелы! Точка!
Но от сопелки Пуху легче не стало. Он попробовал вообразить жизнь без меда и представил, как трудно будет вставать с кровати, зная, что полка пуста. И как трудно будет уснуть, зная, что утром придется вставать и завтракать без меда. Пух знал только один способ улучшить настроение. Он очень медленно опустил лапу в горшок с самым последним медом и очень медленно зачерпнул.
А тем временем Кристофер Робин обходил весь Лес, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь пчел. Он начал с Пуховой Опушки, на которой стоял домик Иа-Иа.
— Ты заблудился, Кристофер Робин?
— Нет, Иа-Иа, я пришел повидать тебя.
— Это очень любезно с твоей стороны. Конечно, ко мне время от времени заглядывают гости. Неделю назад, в прошлый четверг, здесь пробегал еж, но с ежами никогда не получается хорошей беседы. «Как ваши колючки?» — спрашиваю я. «Все так же», — отвечают они, и беседа заканчивается.
— Я пришел, чтобы задать очень важный вопрос. Иа-Иа, ты не видел пчел? Они куда-то пропали.
— Неужели? Хорошо, что они не прилетели сюда, а то бы без конца кружились и жужжали. Пчелы всегда жужжат. Но траву на моей опушке не сравнить с травой на другой стороне Леса, там трава намного зеленее. Наверное, туда они и полетели. Впрочем, пчелы меня мало интересуют.
— Ой, спасибо тебе, Иа-Иа! Ты мне очень помог!
— Правда? — удивился Иа-Иа. — Надеюсь, ты говоришь это не только для того, чтобы успокоить старого ослика. Хорошо, что и от меня есть какая-то польза. А может, и нет никакой пользы. Но ты не думай об этом. Приходи еще. Через год. Или через два.
— Сова! — прокричал Кристофер Робин чуть позже. — Мы ищем пчел!
— Они живут в дупле дуба, — сказала Сова.
— Мы тоже так думали, но их там нет, а Иа-Иа считает, что они могли переселиться в другое место. Сова, я хотел попросить тебя пролететь над Лесом — вдруг ты заметишь пчел.
— Видишь ли… — начала Сова. Она хотела сказать что-то еще, но Кристофер Робин ее очень торопил, и Сове пришлось взлететь, так и не закончив свою мысль.
Сова полетела на восток, туда, где сияло солнце, потом на юг, к темному, Мрачному Болоту, возле которого жил Иа-Иа, потом на запад, в Дремучий Лес, где не было ни одной пчелы, а потом вернулась на север.
Пчел она не увидела.
Сова уже хотела отказаться от поисков и лететь домой, к кружке чая и булочкам, но тут она кое-что заметила. Сперва это кое-что показалось ей просто качающимися листьями папоротника, затем пылью, которую поднял ветер.
Сначала Сова подумала: «А может, это…», а потом: «Это, должно быть, они!», а потом: «Это они!» Она очень громко ухнула, и Кристофер Робин, услышав это уханье, тут же вскочил на велосипед. Он заехал за Пухом, посадил его в корзину и помчался туда, где в воздухе парила Сова. В кустах ежевики шевелилось темное облако. Именно его Сова сначала приняла за листья папоротника, а потом за пыль, поднятую ветром.
Пух присмотрелся.
— Пчелы! — закричал он. — Тысячи, тысячи пчел!
— Ой, Пух! — сказал Кристофер Робин, останавливая велосипед. — Как их много!
— А можно, я попрошу их вернуться домой? — спросил Пух.
— Попробуй.
— Пчелы! — прокричал Пух. Пчелы загудели громче. — Пчелы!!!
Жужжание становилось не только громче, но и сердитее, а одна пчела села Пуху на нос.
— Кажется, не получается, Пух. Надо придумать что-нибудь другое, — сказал Кристофер Робин.
— Я могу думать только о меде, — расстроенно признался Пух. — И о том, что его нет.
Он отогнал пчелу от носа.
Кристофер Робин и плюшевый мишка отъехали подальше от пчел и стали думать.
— Может, им не нравятся наши голоса? — задумчиво произнес Кристофер Робин.
— Но я не умею жужжать, — сказал Пух. — Я — медведь, а медведи не жужжат.
— Мы можем сыграть для них какую-нибудь музыку, — предложил Кристофер Робин. — «Вальс Возвращения», например. Пойду принесу граммофон.
Но пчелы не обратили внимания на «Вальс Возвращения», а когда Кристофер Робин поставил марш, пчелы зажужжали так сердито, что Пух спросил:
— А у тебя нет танго?
Танго не было. Был романс «Пчелка», но от него жужжание стало совсем уж грозным, и Пух поспешно снял иглу и сильно поцарапал пластинку.
— Что же делать? — в отчаянии воскликнул Пух. — Они не любят слова, не любят музыку, они только злятся и злятся. Как же нам быть?
— Надо посоветоваться, — сказал Кристофер Робин. — Я позову всех на Важный Совет.
И Кристофер Робин умчался на велосипеде прочь, а Пух отправился домой и устроил срочную проверку своего буфета. Проверка получилась огорчительной: осталось только два горшка меда, и один из них почти пустой. Пух поставил горшки на стол, пересчитал и так и эдак, но… как ни считай, а горшков всего два, вернее, один с четвертью. Пух сунул лапу в горшок и облизал ее: таким восхитительным мед никогда еще не был.