Близнецы, чихая, проснулись. Они моментально оделись, свернули свои маты и вылетели из дверей на двор. Динго тоже скверно провел под домом эту ночь. Он выбежал им навстречу и повалялся от радости на спине. Все трое побежали искать снесенные курами яйца и кормить цыплят.
Когда рис, наконец, сварился и вся семья сидела за завтраком, послышался звук мокрых лап, топочущих по ступенькам лестницы, и в дверях появилась голова Динго. В зубах он нес совсем промокший туфель. С него даже капала вода.
Когда близнецы увидели это, они всплеснули в отчаянии руками:
— Наши туфли, наши туфли! — закричали они. — Мы оставили их вчера под кокосовыми пальмами, когда пошли ловить крабов. Мы совсем не думали, что может пойти дождь!
— Теперь посмотрите, что с ними сталось, — вздохнула Петра.
Но дети не дожидались, что скажет мать. Они побежали к кокосовой пальме. Там, как раз на том месте, где они их оставили, лежали их туфли, насквозь пропитанные водой.
Рамон поднял их, вылил из них воду, и дети печально пошли домой. В дверях стояла Петра, держа в руках четвертый туфель.
— Счастье ваше, что сегодня суббота, — сурово сказала она близнецам. — Если бы сегодня были занятия в школе, вам пришлось бы идти босиком.
Дети были очень огорчены. Не говоря ни слова, они положили туфли в ряд около плиты сохнуть. Им было так стыдно, что они испортили свои единственные туфли, что как только завтрак был кончен, они принялись помогать матери.
Рита вымыла посуду и поставила ее в шкап, а Рамон подмел лестницу и натер пол банановыми листьями. Он любил натирать пол, потому что очень весело было подложить под ноги сочные листья банана и скользить на них.
Когда пол был натерт, Рамон пошел к реке и принес в длинных бамбуковых ведрах воды.
Когда работа была окончена, опять начался дождь. Весь следующий день тоже лил дождь. Зато в понедельник утром, когда Феликс открыл дверь и выглянул наружу, круглое красное солнце выглядывало из-за гребня гор, которые лежали вдоль восточного берега. Первые прямые солнечные лучи осветили розовым светом верхушки кокосовых пальм и бамбука. Каждый умытый дождем лист ярко блестел и слегка шевелился от ветерка. Рисовое поле было совсем залито водой.
— Хороший день для посадки риса, — сказал Феликс. — Как хорошо, что я вовремя успел вспахать поле.
Даже раньше, чем он начал кормить свиней и доить козу, он пошел к грядкам, где у него росла рассада риса. Он шел посмотреть, готова ли рассада для высаживания.
Когда Феликс вернулся, он сказал Петре:
— Разбуди детей и собирайтесь идти на рисовое поле, как можно скорее.
— Но ведь сегодня детям надо идти в школу, — сказала Петра.
— Мне очень жалко не пускать их в школу, — отвечал Феликс, — но они должны помочь нам сажать рис. Рассада готова, и ее надо высадить всю сразу, а мы с тобой одни не успеем этого сделать.
Дети услышали их разговор и сразу вскочили. Они любили школу, но не меньше любили и посадку риса, потому что тогда они бродили весь день по воде. А они это любили почти так же, как старый Короткохвостый.
Феликс пошел вынимать из рассадника рассаду, срезал у нее верхушки и приминал землю к корешкам, чтобы она не осыпалась, пока рассаду понесут в поле. Дети же в это время помогали матери. Скоро вся семья была готова выйти на работу.
Они дошли до межи, прошли по ней до самого конца рисового поля. Межа эта была неглубокая канавка. Она отделяла их землю от земли соседей. Эта канавка не только служила межой, но и сохраняла воду. Канавы всегда были полны водой. Они пересекали всю землю под прямыми углами и делали ее похожей на огромную шахматную доску.
Феликс поставил корзину около межи и дал по пригоршне рисовой рассады детям и Петре. Все они подоткнули повыше штаны и юбки и стояли по колено в воде. Все они в одно время погружали корни рассады в грязь, так что над поверхностью воды чуть высовывались ее листья.
Их семья вышла на работу раньше всех. Но скоро и на соседних полях появились работающие, начался смех и болтовня. Все они то и дело наклонялись над своей работой и в то же время шутили и смеялись.
Солнце поднималось все выше и выше. Москиты[3] кружились над ними и пар поднимался маленькими облаками с залитых водой полей. Это была трудная работа, а все же, немного погодя, кто-то начал петь. Другие голоса подхватили песню, и скоро все наклонялись и поднимались, наклонялись и поднимались в такт песни. И каждый раз, наклоняясь, они сажали один кустик рассады риса, твердо укрепляя его корни в залитой водой земле.
Близнецы прилежно работали, вместе со всеми, почти до полудня. Потом все пошли домой поесть и поспать.
Два часа рисовые поля были пусты. Когда солнце начало склоняться к западу и жара стала не так сильна, все снова вернулись в поле и работали до захода солнца.
Петра под вечер ушла с поля раньше других, и когда усталые Феликс и близнецы медленно вошли во двор, она высунула голову в окно и крикнула им:
— Я подоила козу и накормила свиней. Пойдите, выкупайтесь в заливе и приходите ужинать.
Прямо перед домом была полоска песчаного берега. Через две минуты Феликс и близнецы уже полоскались в воде. Они даже не разделись. На них было надето так мало одежды, и они все были все равно такие мокрые и грязные, что им было проще вымыться сразу и самим и выполоскать свою одежду. А как было приятно очутиться в прохладной воде залива, после длинного дня работы на рисовом поле!
Когда они поужинали, они всей семьей спустились к реке и сели на плот отдохнуть. Они смотрели на светляков, летающих между деревьями, как тысячи огоньков, и на облака, плывущие по темному небу и закрывающие звезды. Они слушали мягкие удары волн о берег, пока не начали падать первые капли дождя.
III
Динго и маленькая коричневая курица
Весь следующий день дети опять работали на рисовом поле, но пошли спать на закате, потому что на другой день они должны были идти в школу. Занятия в школе начинались в половине восьмого.
Они уже почти открыли глаза и зевали, стараясь проснуться, когда под домом раздался странный крик. Рамон услышал его первый, и сон сразу соскочил с него. Он, прислушиваясь, сел на мат. Потом он свернул мат и начал одеваться. «Клэк, клэк, клэк, пип, пип, клэк, клэк, клэк, пип, пип», — кричал кто-то под домом.
Рита тоже услышала этот крик и так спешила одеться, что надела платье наизнанку. Она даже не подумала переодеться. Она юркнула под дом, почти налетев при этом на Рамона. Они пришли туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как маленькая коричневая курица вылезла из кучи соломы, ведя за собой выводок крошечных цыплят.
— О, мама, мама! — закричала Рита, — иди сюда скорее!
Петра была в кухне прямо над их головами. Пол в кухне был сделан из стволов бамбука. Между ними были щели. Поэтому Петра посмотрела вниз, просто через щель, вместо того, чтобы спуститься вниз. Она хорошо разглядела маленьких, бегающих вокруг матери, цыплят и красивую золотисто-коричневую наседку.
— Сколько у нее цыплят? — крикнула она в щель.
— Они так бегают, что я не могу сосчитать. Я думаю, что их во всяком случае не меньше десяти, — крикнул в ответ Рамон.
— Вот им еда! — крикнула Петра и высыпала горсть крошек в щель в полу.
Наседка созвала цыплят и стала их учить есть.
— Ах, — говорила Рита, всплескивая от восторга руками, — ну, разве это не умная маленькая курица? Она спряталась в соломе, и мы совсем не знали, что у нес там гнездо.
— Она всегда приходила есть, когда я кормил других кур и цыплят. Поэтому я даже не подозревал, что она сидит на яйцах, — сказал Рамон. — Она такая хитрая.
Они никак не могли скоро уйти от цыплят и все утро в школе только о них и думали.
В пять часов они вбежали, припрыгивая, во двор.
— Мама, мама, — кричал Рамон, — как ты думаешь, что будет? Учительница сказала, что, когда кончится уборка риса, будет большой праздник в городе и будут назначены награды за лучшие работы, сделанные в это лето самими детьми. Мы можем вырастить цыплят или овощи или сделать что-нибудь другое, что нам захочется, и все вещи, которые мы сделаем, будут выставлены в школе. Мама, можно мне взять себе коричневую курицу и ее цыплят и заботиться о них совсем одному, чтобы я мог выставить их?
— А я, мама, сплету корзинку совсем сама, — сказала Рита. — Она будет сделана из молоденьких, тоненьких стеблей бамбука, таких, из каких плетут шляпы. И по ее краю будут вытканы черные бабочки. Я все это придумала в школе.
Мать близнецов умела делать множество разных вещей. Она умела ткать прекрасные ткани на станке, который стоял в углу их комнаты. Она умела вышивать красивые узоры, умела плести маты, корзинки и шляпы. Она выучила немного плести корзинки и Риту. В школе Рита подучилась этому еще немного у учительницы, и теперь она думала, что сможет сплести корзинку совсем сама.
— Ты, конечно, можешь взять коричневую курицу и ее цыплят, — сказала мать Рамону. — А ты, Рита, сумеешь сделать корзинку совсем сама, только тебе придется подождать, пока мы достанем материала для нее.
— Я могу приготовить его сама, — воскликнула Рита. — По дороге в школу я знаю как раз такой бамбук, какой мне нужен. Там есть золотистый и черный бамбук.
Рамон сразу принялся устраивать курятник. Он нашел под домом ящик и, вместо одной из сторон, сделал в нем решетку из бамбука. Дна у ящика не было. Рамон положил на землю под ящик сухих стеблей земляного ореха. Потом он и Рита принялись ловить курицу, чтобы посадить ее в новый дом.
Но курице совсем не понравилась мысль сидеть в курятнике. Она кинулась бежать от детей, зовя за собой цыплят, и спряталась под кучу досок под домом. Напрасно Рамон сыпал корм перед тем местом, куда спряталась курица, чтобы выманить ее. Она не шевелилась.
Наконец Рамон в отчаянии сказал:
— Я пошлю туда Динго. Пусть он ее выгонит. Если я ее не запру в курятник, — она заблудится и растеряет половину своих цыплят. А я хочу их всех выкормить.
— Ой, не пускай Динго, — сказала Рита. — Ты же хорошо знаешь, какой Динго неуклюжий. Он непременно передавит цыплят.
Динго, услышав свое имя, поднял уши и подбежал к Рамону. Он наклонил голову на бок, махая хвостом, как будто спрашивал: «В чем дело? Я сделаю все, что нужно».
Рамон наклонился и показал собаке под кучу хвороста.
— Полезай туда и выгони их, — сказал он.
Доски были сложены так, что под ними был проход, как маленький туннель, от одного конца до другого. Это было сделано для того, чтобы они не гнили, лежа прямо на земле.
Рамон думал, что, если Динго поползет с одного конца, то курица и цыплята, наверное, выбегут с другого. Динго залаял и пополз в дыру. Снаружи остался только кончик его хвоста. Вдруг из под досок послышался визг. Динго поджал хвост и стал поспешно пятиться из туннеля. Когда он выскочил, хвост его был поджат, уши опустились, а кончик носа был в крови. Динго усердно тер его лапами.
Курица же и не думала вылезать. Она сидела под досками и сердито клохтала.
— Оставь ее там до утра. Пусть она там и ночует, — сказала Рита.
Тут мать позвала их ужинать. Рамон понюхал воздух.
— Пахнет камотес, — сказал он. — Наверное, рис кончился. Иначе мама не стала бы делать камотес. Ох, сколько же осталось еще до жатвы?
Рита сосчитала по пальцам.
— Вот смотри: теперь июль, потом идет август, сентябрь и октябрь. Во всяком случае осталось еще четыре месяца!
Рамон вздохнул, положив руку на живот.
— Когда придет жатва, — сказал он, — я сразу съем столько рису, сколько захочу. Я сварю для себя полный горшок и съем один все до крошки.
IV
На плоту
Когда утром прокричал первый петух, Рамон проснулся и спустился в темноте по лестнице. Он хотел встать раньше курицы и цыплят, чтобы они не успели убежать. Он заткнул соломой один конец туннеля и сел рядом с Динго у другого конца. Вот курица закудахтала. Тогда Рамон тихонько пополз к концу туннеля со своим курятником. Только что курица успела выйти, как Рамон опустил на нее курятник. Курица была поймана.
Она ужасно рассердилась. Она распушила перья на шее, клохтала и хотела непременно клюнуть Рамона. Один раз ей действительно удалось клюнуть его в большой палец. Рамон засунул палец в рот и заплясал от боли.
Рамон медленно волочил ящик по земле. Маленькая курица шла внутри ящика, потому что ей не хотелось быть ушибленной. Она отчаянно клохтала, зовя за собой цыплят. Рамон поставил ящик на зеленую траву на дворе, засунул под ящик блюдце с водой и насыпал рисовых отбросов.
Утром, за завтраком, Рита сказала:
— Я все думаю о своей корзинке, мама. Я решила, что не буду покупать совсем материала для нее. Я наберу его сама.
— Но ведь пройдет много времени, прежде чем ты соберешь и приготовишь материал, — сказала Петра.
— Я знаю, — ответила Рита, — но ведь и выставка будет только после жатвы, а до этого еще далеко.
— Ужасно далеко, — вздохнул Рамон. (Его порция риса была в это утро очень мала!)
— А, кроме того, — продолжала Рита, — я буду прилежно работать, и, если я сделаю все сама, корзинка будет совсем, совсем моя. Она будет гораздо больше моя, чем цыплята Рамона. Ведь он даже не сажал на яйца наседку! Она сама села.
— Ерунда! — сказал Рамон, — во всяком случае цыплята живые, а живые вещи куда лучше, чем какая-то корзинка.
Тут могла бы начаться ссора, но мать сказала:
— Ну, тише, тише! Ведь вы же знаете, что пока еще нет никакой корзинки.
— Но она будет! — твердо сказала Рита. — Вы увидите!
— Ерунда, — сказал опять Рамон. — Если ты и начнешь плести ее, все равно ты никогда не кончишь.
Рита, не говоря ни слова, посмотрела на Рамона. Она твердо решила, что, чтобы ни случилось, она обязательно закончит свою корзинку.
Она сейчас же пошла искать стебли бамбука. Еще до школы она нашла шесть длинных, нежных, зеленых стеблей и положила их под дом в тень сохнуть. Каждый день, по дороге в школу и обратно, она искала их, и скоро у нее уже была готова порядочная связка. Тогда, в одну из суббот, она принялась за работу. Она ножом расщепила стебли на узкие тонкие полосы. Но и теперь они еще не были готовы для плетения. Их еще надо было расплющить, оскоблить, прокипятить и выбелить.
Рамон смотрел изо дня в день на ее терпеливую работу и поддразнивал ее, рассказывая, как быстро растут его цыплята.
Наконец, материал был готов, и Рита начала плести корзину. Ее ловкие, терпеливые пальцы сплетали узенькие, похожие на нитки, полоски, и корзинка медленно, но все же росла с каждым днем.
Однажды утром, когда, перед уходом в школу, она прилежно работала, Феликс вернулся с рисового поля и сказал:
— Рис хорошо растет, и я теперь могу урвать немного времени от работ на ферме, чтобы съездить на рыбную ловлю. Теперь, ведь, каждую субботу вдоль берега проезжает лодка «Розита» и скупает устриц, креветок и рыбу для Манильского[4] базара. Можно будет продать мой улов прямо здесь, не возя его в город.
— Я надеюсь, что тебе повезет, — вздохнула Петра. — Нам так нужны деньги. Туфли у близнецов совсем износились.
— Я знаю это, — сказал Феликс, — но нельзя было раньше оставить работу в поле. Я приготовлю сегодня плот, а вечером мы поедем за крабами и рыбой.
— Можно нам тоже ехать? Можно и нам поехать? — просили близнецы.
Мать засмеялась.
— Вы похожи на Динго, когда он хочет, чтобы вы бросали для него палки в воду, — сказала она. — Он поднимает уши и смотрит на вас блестящими глазами, с открытым ртом. Совсем так, как вы смотрите теперь на отца.
— Да, и вам можно ехать, — улыбнулся Феликс.