Элин Пелин
Про умника Гюро и его Сотоварищей
Повадился в деревню медведь-разбойник. Что народу перевёл: красных девушек у колодцев, старых бабок на печи, стариков возле кабаков, малых детишек среди дворишек! Никто не брался медведя извести, деревню от беды спасти.
Вызвался умник Гюро с умниками дружками. Повёл их Гюро по зеленым лесам, по горам и долам. Ведёт, клятву с них берёт: на медведя набрести — живым или мертвым в деревню принести.
Ходили, бродили, падали, подымались — глядь, перед ними медкежья берлога.
Обрадовался умник Гюро с умниками дружками.
— Вот ты где, чудище-медведище! — воскликнул Гюро. — Ну-ка, покажись, со мною, молодцем, поборись!
Ревёт медведь-разбойник в своей берлоге. Ревёт и носу не кажет.
— Ну, погоди, я тебя проучу! — крикнул умник Гюро и говорит умникам дружкам: — Обвяжите меня крепкой верёвкой да в медвежью берлогу спустите — я оттуда медведя-разбойника живым за уши выволоку.
Умники дружки обвязали умника Гюро крепкой верёвкой и в медвежью берлогу спустили.
Медведь-разбойник ухватил Гюро за умную голову и заревел.
— А-а, попался, лохматый! Держи его, Гюро! — обрадовались умники и ну тянуть за верёвку.
Они к себе тянут, медведь к себе. Медведь к себе, они к себе!
Долго ли, коротко ли глядь! — вытащили умника Гюро без головы.
Умники дружки диву даются:
— Где же у Гюро голова?
— А разве была у него голова-то?
— По-моему, была.
— А по-моему, не было.
— Была.
— Не было.
Спорили, спорили умники, да так и не могли решить — была у Гюро голова или не было.
Решили его жену, Гюровиху, спросить.
Пришли, в ворота застучали:
— Выходи, Гюровиха, отвечай — была у Гюро голова или не было?
Гюровиха вышла, почесала затылок и говорит:
— Не знаю!
— Как так не знаешь? Припомни-ка!..
— Кто его знает… На Христов день Гюро шапку покупал, должно быть, на голову надевал.
Большой Сечень, Малый Сечень и бабушка Марта[1]
Был у Большого Сечня, Малого Сечня и их сестры бабушки Марты виноградник. Каждый год собиралось у них винограду на три бочки вина — по бочке на каждого.
Большой Сечень день-деньской по морозу ходит-бродит, снегом его засыпает, ветром продувает. Вечером возвращается — от усталости ног под собою не чует. Усядется на лавку отдохнуть, за ужином — выпьет чарку, выпьет другую, глядишь, и счет им потерял — так всю свою бочку и осушил.
Малый Сечень от старшего брата не отстаёт. Реки обходит, лёд на них ломает, снег растапливает, ручьи на волю выпускает, лес вычищает, скворечни вывешивает, с утра до вечера отдыха не знает. Вернётся домой усталый, поужинает, выпьет чарку, выпьет другую, глядишь, и счет им потерял — не осталось и в его бочке вина.
Братьев наперебой приглашают на свадьбы, на крестины, а они сквозь землю готовы провалиться со стыда, что не могут с собою вина принести.
А бочка бабушки Марты так и стоит в погребе непочатая — доверху полна.
Как же это так! Вот братья и решили выпить сестрино вино. Сказано — сделано. Сегодня один нацедит, завтра другой — пока все вино не кончилось.
Пришла бабушка Марта, рукава засучила, стала к встрече весны готовиться, как положено. За хлопотами да заботами устала и присела отдохнуть. «Впору бы, — думает бабушка Марта, — подкрепиться». И тут вспомнила она, что у неё вино есть.
Спустилась в погреб — и что же! Вина в бочке ни капли не осталось, клёпки рассохлись, обручи свалились.
Догадалась бабушка Марта, что это братья её постарались, разгневалась — на глаза ей не попадайся!
Рвала она и метала, на чём свет стоит братьев кляла, а потом села и заплакала.
Слёзы ручьями потекли из её глаз.
Поплакала она, поплакала и утешилась.
— Вино моё выпили родные братья, не кто-нибудь чужой — сказала она и засмеялась.
Утешиться-то она утешилась, а всё же затаила на братьев обиду за то, что без вина её оставили, не спросясь хозяйки распорядились.
И вот каждый раз, стоит бабушке Марте вспомнить об этом, начинает она сердиться и плакать, но злость её скоро проходит, и старушка смеётся, как ни в чём не бывало.
Про трех дураков
Жили некогда три дурака. Отправились они на заработки. Три дня и три ночи шли и на дороге тыкву нашли. Стоят над нею и диву даются.
— Что бы это могло быть?
— Эту штуку, пожалуй, есть можно!
— Скажешь тоже!.. Для игры это, для катанья, не видишь, что ли?
— А я знаю! Это страусовое яйцо. Давайте-ка выведем из него страусёнка.
И стали дураки друг за другом страусёнка из тыквы выводить.
А тыква лежала на краю крутой горки, и как уж там получилось, не знаю, только она возьми да и покатись. Катилась, катилась, да прямо под куст угодила.
Выскочил из-под куста заяц, усами пошевелил, уши прижал и дал стрекача.
— Страусёнок! — закричали дураки и следом припустили.
Заяц по полю мчит — и дураки за ним, заяц в лес — и дураки за ним.
Лес густой — не поймать зайца.
— Вот так штука! Что же нам делать?
— Знаете что? — сказал самый умный из дураков. — Вернёмся-ка домой, захватим топоры, придём и вырубим лес. Вот и поймаем пострелёнка.
Сказано-сделано.
Вернулись дураки домой, взяли топоры, хорошенько наточили и отправились лес рубить.
— Я так топор наточил, что одним махом сотню деревьев срублю, — похвастался один.
— А я так свой наточил, что стоит мне замахнуться, и половины деревьев как не бывало! — сказал другой.
— Эх вы! — усмехнулся третий. — Я свой топор только подниму, и весь лес тут же повалится.
Стали они спорить, чей топор острее, и дошло у них дело до ссоры.
Тут навстречу им едет поп на кобыле, а рядом жеребёнок трусит.
— О чём спорите, молодцы?
— Так и так, — объясняют. — Будь добр, батюшка, рассуди, чей топор острее.
— Ладно, — согласился поп. — Давайте-ка положим ваши топоры в перемётные сумы, а я пущу кобылу вскачь. Какой топор разрежет суму, тот и острее.
Дураки сунули свои топоры попу в перемётные сумы, хлестнул поп свою кобылу и увёз их.
Тут дураки догадались, что поп одурачил их, поймали жеребёнка и говорят:
— Давайте, братцы, снимем с себя одёжу и навьючим на жеребёнка. Пусть у него от такой тяжести жилы порвутся.
Разделись дураки, навьючили жеребенка своей одёжей и стегнули его прутом. Жеребенок задними ногами брык и умчался со всей поклажей.
— Видели, как он задние ноги подкидывает? Это у него жилы порвались!
Пошли дураки в чём мать родила. Куда идти, что делать — сами не знают.
Дошли они до одной горы. Как раз за ту гору солнце закатилось и позолотило своими лучами тучку на её вершине.
— Гляньте, гляньте! Над горою кусок золота!
— Откуда оно взялось?
— Не иначе как с неба… Слыхал я от своей бабки, что бабка бабки её бабки говорила своей бабке…
— Что же она говорила?
— Что на небе золота не счесть!
— Верно?
— Верно…
— Тогда давайте подымемся на гору, — сказал самый умный дурак, — пробьём в небе дыру и выцедим всё золото.
Сказано — сделано.
Полезли дураки в чём мать родила на самую вершину.
Однако и оттуда до неба не достать.
Всю ночь продрожали они на вершине, утром смотрят — всю гору густым белым туманом обволокло, ничего за туманом не видно.
— Ишь ты, что же это такое?
— Это творог нам на завтрак.
— Никакой это не творог нам на завтрак, а белый хлопок, чтобы нам в тепле поваляться.
— Ну, так давайте поваляемся, авось согреемся!
— Давайте!
Прыгнули дураки в туман — только их и видели.
Хитрые воры
Двое цыган сговорились украсть у одного богатого турка коня и оружие.
Раз повстречался он им на дороге. Один из цыган шарахнулся от турка и припустил во весь дух. Бежит и плачет, а другой вслед ему кричит:
— Не бойся, братец, стой, дурень, вернись!
— Почему убежал твой товарищ? — спросил турок, остановив коня.
— Со страху, ага! Боится, что ты ему скажешь: «А ну-ка, садись на моего коня!»
— Вот оно что! — засмеялся турок и вздумал подшутить над трусом. Схватился он за ружье и крикнул:
— Стой, или застрелю!
Цыган остановился, и со страху у него зуб на зуб не попадает.
— Живо садись на моего коня! — велел турок и слез с седла.
Как ни плакал цыган, как ни умолял отпустить его, пришлось ему взобраться на коня. Сел он в седло и пуще прежнего заревел.
— Чего же ты ревешь, трус? — спрашивает турок.
— Боится, ага, что ты ему скажешь: «Возьми-ка моё ружье и пистолет!» — ответил за него первый цыган.
Шутник-турок рассмеялся и сказал, протягивая трусу своё оружие:
— Возьми, цыган, моё ружье и пистолет!
Тот схватил оружие, пришпорил коня и — был таков.
— Ой-ой-ой, ага, что же ты наделал! Мой товарищ рехнулся со страху и бог знает куда ускакал! — спохватился первый цыган и побежал за ним вдогонку.
А разиня-турок остался и без коня и без оружия.
Три умника
Искривили старую ветлу прожитые годы. Поникла она верхушкой и бессильно склонилась над глубокой речкой.
Проходили по дороге трое умников, увидели ветлу, остановились и задумались.
— С чего бы эта старушка над водою склонила верхушку?
— Поди, пить хочется!
— Давайте напоим её!
— Ведра нет, братцы, как её напоишь?
Тут самый умный сказал:
— Я ухвачусь за ветку и повисну, другой мне за ноги ухватится и повиснет, третий за его ноги ухватится и тоже повиснет. Так втроём мы ветлу к воде пригнём, чтобы поминала нас добром.
Сказано — сделано.
Ухватился самый умный за ветку и повис. Второй повис на его ногах, а третий — на ногах второго.
Под их тяжестью ветла начала сгибаться. Тут первый видит — руки у него скользят, вот-вот сорвется.
— Держитесь, братцы, — крикнул он, — я только на руки себе поплюю!
Ухватились они еще крепче, а он ветку выпустил, чтобы на руки поплевать.
И… бух! — все трое в речку свалились.
Чёрт и свинарь
Вздумал однажды чёрт провести свинаря и угнать его стадо. Пришёл к нему и завёл разговор:
— Здравствуй, свинарь, ты откуда?
— Оттуда, куда свиные хвосты глядят.
— А я вчера мимо вашего двора проходил.
— Стало быть, по дороге было.
— У тебя мать родила.
— Про это всё село знает.
— Родила двух близнецов.
— Господь даёт — не спрашивает.
— Один помер.
— Бог дал, бог и взял.
— И другой помер.
— Брат за братом пришёл, брат за братом и ушёл.
— Отец твой вола зарезал.
— Смерти без поминок не бывает.
— Он и второго зарезал.
— Два покойника — два вола.
— Тебе оставил голову.
— Кто в доме голова, тому и голову есть.
— А собака взяла да и съела её.
— Что плохо лежит, то и бежит.
— Батюшка твой убил собаку.
— Что искала, то и нашла.
— На помойку выбросил.
— Ей не привыкать, она на помойке дневала и ночевала…
Увидел чёрт, что свинаря ему не перехитрить, да и лопнул с досады.
И на старуху бывает проруха
Поймала как-то кума Лиса жирного гуся, лапами придавила и, прежде чем съесть, спрашивает умильным голосом:
— Скажи, гусёк, что бы ты сделал на моём месте?
— Я бы ни на минуту не задумался, — ответил гусь, — тотчас же воздел бы лапы к небу, закрыл глаза и вознёс богу горячую благодарность за то, что он послал мне такой вкусный обед, а потом… съел бы тебя.
— О, это умно, — сказала лисица. — Так я и поступлю.
И кума Лиса воздела лапы к небу, с чувством закрыла глаза и стала читать молитву. Но не успела она сказать: «Благодарю тебя, царь небесный, за вкусный обед», — как послышался шум крыльев.
Открыла она глаза и…
И увидала, что гусь взлетел высоко-высоко и исчез.
Кушай, Маринчо, лопай, Черныш!
У одной женщины было двое детей: сын Маринчо и пасынок Черныш.
Когда она кормила их, то сыночка упрашивала:
— Кушай, Маринчо, расти большой!
А на пасынка в сердцах покрикивала:
— На, лопай, Черныш!
Маринчо кушал, Черныш лопал, Маринчо кушал, Черныш лопал, пока Маринчо не разболелся и не скушала его матушка сырая земля, а Черныш лопал и рос, лопал и рос, пока не вырос большим да таким удалым, что не наглядишься.
И мачеха под старость у него на руках осталась.
Орел и Лиса
Орёл устроил гнездо на высоком дереве в лесу и вывел маленьких голых орлят.
Под тем же деревом кума Лиса вырыла нору, поселилась в ней и вывела хитрых лисят.
— Сосед, — сказала она Орлу, — смотри, не вздумай съесть моих детёнышей, я тебе этого не прощу.
— Что до этого, будь спокойна, соседка. От меня ты зла не увидишь, — ответил Орёл.
Прошло немного времени, шаловливые лисята стали выглядывать из норы, а самый проворный выбрался наружу и принялся резвиться.
Орёл увидел его и забыл о своём обещании. Ринулся, схватил маленького лисёнка, унес в гнездо и скормил орлятам.
Спустя несколько дней из норы вылез второй лисёнок. Орел и его унёс. Потом третьего, четвертого — пока наша лисичка не осталась без лисят.
Загрустила она и нередко, сидя у норы, поглядывала на недоступное орлиное гнездо, вздыхала и приговаривала:
— Ах, почему я не могу летать! Мне бы не высоко, только до орлиного гнезда!
Орёл, птица хищная, каждый день таскал к себе в гнездо то ягненка, то голубя, то курицу, даже крохотными воробьятами не брезговал.
Как-то раз один чабан развел костер и стал жарить на нём баранину. Орёл учуял, взвился в небо и, когда чабан пошел взглянуть на своё стадо, ринулся с высоты, схватил мясо и полетел к гнезду.
А к мясу пристал тлеющий уголек, и от этого уголька гнездо загорелось. Орёл махал крыльями, чтобы угасить огонь, но тот всё пуще разгорался, охватил всё гнездо, и немного погодя поджарившиеся орлята свалились на землю.
Лиса подхватила их и крикнула Орлу, который с опаленными крыльями вился над деревом:
— Ну, сосед, — сказала она, — ты моих лисят сырыми съел, а я твоих орлят съем жареными.
Трусливый муж
У одной женщины был очень трусливый муж. До того трусливый, что стоило запищать комару, как у него душа уходила в пятки.
Однажды отправился он в лес по дрова. Идет по тропинке и вдруг видит — в кустах волк лежит. Обмер трус от страха и не знает, куда бежать. Стоит на месте столбом, и волк себе лежит — не шевелится. А над головой у него — мухи роем.
«Должно быть, околел!» — подумал трус и с опаской приблизился. Оглядел волка с одного бока, оглядел с другого — тот и впрямь не дышит.
Успокоился трус. Страх как рукой сняло. Взял он волка, взвалил на телегу и повёз домой.
— Эй, жена, — ещё издали крикнул он, — иди взгляни, какую добычу я тебе привёз — волка топором убил!
— С каких это пор ты таким храбрецом стал! — удивилась его жена и тут же задумала испытать его храбрость.
Вечером выставила она во двор несколько пустых ульев, связала их верёвкой, а конец её через подоконник перекинула.