Как-то осенью сюда явилась бойкая белка. Место очень понравилось ей. На одном старом дереве высоко над землёй она заметила небольшое дупло.
«Пожалуй, здесь будет недурно перезимовать», — подумала она.
Однако дупло оказалось мелким, и когда белка попробовала туда забраться, хвост её остался снаружи.
— Да, — сказала она, — придется расширить и углубить помещение.
И белка отправилась к дятлу, который с утра до вечера выстукивал деревья, очищая их от разных насекомых.
— Послушай, уважаемый дятел, — сказала белка, — ты мастер на все руки, у тебя крепкий клюв, и никакое дерево не устоит перед тобой. Можешь ты углубить мне дупло вон на том дереве?
— Могу, — сказал дятел. — А что ты мне дашь за это?
— Я покажу тебе одно дерево — под его корой тьма всевозможных насекомых, и ты сможешь целый год там кормиться.
— Ладно, — сказал дятел и, недолго думая, принялся за работу. Удары его острого клюва весь день разносились по лесу.
— Работяга, — сказала одна мышь своей соседке. — Никогда-то он не лодырничает: знай себе стучит.
— Он мне дом устраивает, — ввернула белка, услышав её слова. — Морозы на носу: следует подумать о зимовке.
— Да, белочка, вот и нас заботит мысль о зиме: мы собираем про запас орешки, а складывать их негде. Я было вырыла в земле норку, но вчера проходил косолапый медведь и наступил на неё. Все мои труды пропали даром, да и сама я лишь чудом жива осталась.
— А я на своём дереве никого не боюсь, — сказала белка.
— Завидую тебе, белочка.
— Я не прочь и жильцов к себе пустить, — важно промолвила белка. — Рядом с моим дуплом есть ещё одно. Оно, признаться, поменьше, но любой мыши будет впору.
— Всё это так, но ты ведь жадная, — сказала мышь. — Пожалуй, много возьмёшь за квартиру!
— Мне много не надо, — ответила белка. — Видишь на полянке четыре ямки? Это оленьи следы. Наполнишь их орешками, и всё. Больше ничего с тебя не возьму.
Мышь побежала к оленьим следам, оглядела их, и ей показалось, что наполнить их нетрудно.
— Хорошо, белочка, я согласна, — сказала она, вернувшись.
— В таком случае я скажу дятлу, чтобы он и тебе приготовил квартиру, — заявила белка и проворно взобралась на дерево.
Дятел только что кончив возиться с её дуплом. Хозяйка юркнула туда и обрадовалась — просторно, уютно, замечательно!
— Спасибо, мастер! — крикнула она дятлу. — А теперь, будь добр, приготовь и соседнее дупло, так, чтобы мыши было впору, а я, так и быть, дам тебе несколько волосков из своего хвоста — ты ими гнездо себе выстелишь.
Дятел недаром славился своим трудолюбием: он охотно принялся за новую работу, и к вечеру жилище для мыши было готово. Мыши оно очень понравилось, и она тотчас же стала наполнять оленьи следы орешками, как уговорилась с белкой. День-деньской по орешнику мечется, опавшие орешки собирает. Носит и считает: один след, два следа, три следа.
А лукавая белка, как только мышь убежит с полянки, примчится, заберёт все орешки из одного следа и в дупло к себе унесет.
Мышь вернётся, считает, считает — одного следа все не хватает.
Увидел это дятел, и очень ему не понравилось поведение белки. Подлетел он к ней и сказал:
— Эх, белка, белка, шёрстка-то у тебя пушистая, да вот душа нечистая. Плохо ты поступаешь — воруешь у мыши!
— Нечего не в свое дело нос совать! — с неудовольствием ответила белка.
— Не выношу я неправды! — возмутился дятел. — Я работник. Своим трудом живу и уважаю чужой труд. И за твои проделки я тебя проучу!
— Убирайся подобру-поздорову, надоел ты мне. Прочь с глаз моих, не то схвачу и голову тебе откручу!
Рассерженный дятел улетел.
На другой день, когда белка убежала воровать у мыши орешки, дятел прилетел к её дуплу и своим крепким клювом продырявил его. Краденые орешки посыпались на землю. А на дереве дятел сделал надпись: «Кто причиняет зло другому, тому от зла не уйти!»
Старая мельница
В лесистой долине за селом, над глубокой запрудой, стояла мельница. Проработала она полтораста лет и состарилась.
— Ничего, поработаю ещё немного, — говорила она воде, которая вертела её колесо. — Ещё хватает силёнок.
Но случилось так, что мельник умер, а заменить его было некому. Мельница умолкла, запустела.
Когда старый мельник был жив, он часто приводил сюда своего внучонка Иванчо, и мельница не раз слышала, как дедушка говорил ему:
— Эту мельницу я оставлю тебе, Иванчо. Ежели будешь о ней заботиться, и она о тебе позаботится, кормить тебя будет.
Но после смерти старика Иванчо не пришёл. Мельница ждала его, да не дождалась. Понемногу потеряла всякую надежду, заросла бурьяном, крыша у неё провалилась, одним словом — мельница доживала последние дни. Дорогу к ней оплели колючие заросли, и люди забыли старую мельницу. В её развалинах завелись сычи, под порогом поселился большущий уж.
— Ну, — спрашивала её вода, — где же твой Иванчо? Ты уже ни гроша не стоишь, а мне охота работать. Даром моя сила погибает.
Мельница лишь кряхтела с досады. В дождливую погоду, когда ей было особенно тяжело, она плакала и роняла крупные слёзы.
Однажды, в один прекрасный день, она услыхала шаги и голоса людей.
— Ах, это, наверно, Иванчо пришёл, — обрадовалась она.
И вот по заглохшей дороге пришло трое человек. Вёл их какой-то юноша.
«Похож на Иванчо, — подумала мельница. — Ишь ты, как вырос, а я-то все ещё малышом его считала! Боже, хоть бы он поправил меня, чтобы снова приняться за работу!»
Да, мельница не ошиблась. Юноша этот, действительно, был Иванчо. Он остановился перед ней и сказал пришедшим с ним людям:
— Вот здесь. Эта мельница уже спела свою песенку, но на её месте мы построим чудесную электрическую станцию.
Услышав это, вода громко зашумела и сказала мельнице:
— Слышишь, старуха, для меня снова найдётся работа. Теперь я буду двигать турбины — турбины электрической станции, понятно? Это место озарят электрические солнца, и свет, который я буду производить, загорится в равнине, во всех сёлах и городах, что видны отсюда. Иванчо не то, что его дед, — он не будет нянчиться с тобой. Он по-иному рассуждает.
— Что ж, видно, другие времена пришли, — вздохнула мельница. — Делать нечего. Моя песенка спета. Долг свой я выполнила и без сожаления исчезну, раз на моём месте загорятся новые солнца.
Пятачок отдай!
Жили некогда два приятеля — Райко и Брайко. Они частенько обманывали друг друга и потому друг другу не доверяли. Однажды Райко задолжал Брайко пятачок и не хотел его вернуть. Брайко никак не мог примириться с потерей пятачка и где ни встретит должника, требует:
— Пятачок отдай!
— Не отдам!
— Эй, отдай пятачок!
— А вот и не отдам…
Как-то Брайко пришёл к Райко за пятачком. Стучался, стучался — никто не отзывается.
— Эй, слышишь, пятачок отдай!
— Слушай, жена, скажи ему, что я умер, авось уберётся, — сказал Райко своей жене, улёгся на пол и прикинулся мёртвым. Жена стала причитать над ним.
— Какой тебе ещё пятачок, Брайко, не видишь, что ли, муж мой умер! — сквозь слезы проговорила она, открыв дверь.
— Царство ему небесное, — сказал Брайко, увидев приятеля лежащим на полу. — По всему видать, плакали мои денежки, но мы были закадычными друзьями, и я не уйду, покуда не похороню его, — вздохнул Брайко и тут же принялся за дело: напилил досок, гроб сколотил.
Положили притворщика в гроб, позвали соседей, поплакали, попричитали, отпели и на кладбище понесли.
А Райко лежит и не шевелится — лиса лисой.
Могила ещё не была готова, да и к тому же смерклось, вот покойника и оставили на ночь в кладбищенской церкви.
Все стали расходиться, а Брайко сказал:
— Я не покину приятеля одного! — И немного погодя забрался тайком на хоры, а сам думает: — «Райко непременно встанет, вот тогда я и схвачу его за шиворот и не отпущу, пока не вернёт мне пятачка».
Вот уже и ночь наступила, а приятели — один на хорах, другой в гробу — молчат и не шевелятся.
Вдруг дверь отворилась, и в церковь вошло несколько страшных-престрашных разбойников. Они высыпали на пол целую кучу награбленных денег и другого добра и стали делить добычу. Делили, делили, пока не осталась одна сабля, и тут дело дошло до ссоры: каждый хотел взять саблю себе.
— Пусть эта сабля достанется тому, кто одним взмахом отрубит голову мертвецу, — сказал атаман. — А если не отрубит, так со своей головой расстанется.
Саблю взял самый сильный из разбойников и уже занёс её над головой Райко, который чуть было и впрямь не умер со страха.
Видит Брайко с хор, что дело вот-вот кончится плохо, да как крикнет во весь голос:
— Вставайте, мёртвые, передушим живых!
Райко, не долго думая, приподнялся и вскочил на ноги.
Разбойники перепугались и убежали, а все сокровища оставили. Тогда Брайко спустился с хор, и они с Райко стали делить добычу.
Делили, делили, а когда всё разделили, Брайко снова завёл старую песню:
— Пятачок отдай!
— А вот и не отдам…
А разбойники тем временем всё бежали, бежали, пока до леса не добежали. Оттуда они послали самого храброго посмотреть, что в церкви делается и много ли мертвецов поднялось.
Самый храбрый разбойник потихоньку подкрался к церкви, поднялся на цыпочки и заглянул в окно. В это время приятели спорили из-за пятачка.
Райко увидел в окне голову разбойника, мигом сорвал с него шапку, швырнул на пол и крикнул Брайко:
— Вот тебе пятачок!
У разбойника душа ушла в пятки, и он пустился во весь дух от греха подальше.
— Ну, что же ты видел? — спросили его товарищи, когда он прибежал к ним.
— Мертвецов там несметная сила, — сказал самый храбрый разбойник. — Столько денег мы им оставили, а на каждого всего по пятачку пришлось, да и то одному не хватило, так они у меня шапку забрали!
Эхо
Один богач очень любил хвастаться своими обширными угодьями: нивами, лугами, лесами и пастбищами.
Больше же всего он кичился одной ложбиной в своем лесу: есть, мол, там особенное эхо — человеческим голосом откликается.
Частенько приглашал он своих приятелей посетить эту местность, устраивал там обильное угощение, и все дивились звонкому эху.
А это вовсе не эхо откликалось, а спрятавшийся в лесу слуга, которого хозяин обучил отвечать, словно настоящее эхо.
И вот однажды случилось так, что этот усердный слуга долгое время был в отлучке.
К богачу приехали гости и попросили показать им знаменитую ложбину. Нечего делать, хозяин послал в лес нового слугу, простоватого малого, и научил его, как отвечать на каждый зов, чтобы гости приняли его за эхо.
Потом богач повёл в лес своих приятелей. Они пили, ели, беседовали о том, о сем, а под конец хозяин решил показать им чудесное эхо. Вот он поднялся, выпятил грудь и крикнул во весь голос:
— Иван, где ты?..
— Ту-ут, хозяин, ту-ут, с каких пор поджидаю! — тотчас же откликнулся простоватый слуга.
Камень
В одном городе был каменный мост.
Колесом выворотило из него небольшой камень.
«Надоело мне лежать вместе с другими, — обрадовался камень, — тесно мне здесь, куда лучше особняком держаться!»
Тут подбежал мальчишка и поднял камень.
«Вот, — подумал камень, — захотел — и отправился в дорогу. Стоит мне пожелать чего-нибудь…»
Мальчишка швырнул камень в соседний дом.
«Захотел и полетел, — подумал камень. — Всё в моей воле!»
Полетел, стало быть, камень — да прямо в чьё-то окно угодил. Разбил стекло, и стекло крикнуло:
— Ах ты, озорник!
А камень думает:
«Не люблю я, когда другие в мои дела нос суют. Хочу, чтобы всё было по-моему. Вот я какой!»
Тут камень упал на диван и подумал:
«Что ж, здесь можно и отдохнуть на мягоньком».
Но… камень взяли и бросили обратно, на мост. А он летит и кричит остальным камням:
— Здорово, братцы! Был я в одном прекрасном доме, но не по мне богатая жизнь. Лучше уж с простым народом остаться.
Замухрышка и царская дочь
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был некогда царь.
И была у этого царя дочь, да такая пригожая, что краше во всём свете не найти.
Одно плохо: каждую ночь уходила она тайком из отцовских палат и где-то пропадала до самого утра, а на заре тайком возвращалась. И никто не мог её укараулить.
Каждый день отец покупал ей новые туфли, и каждое утро их находили стоптанными.
Усомнился царь и стал у неё допытываться, почему, мол, туфли стоптаны и куда это она по ночам ходит.
А дочь знай себе молчок, ни слова не говорит.
Закручинился царь. Поставил у дверей самого верного из своих слуг, велел ему караулить царевну и дознаться, куда она ходит по ночам.
— Если не укараулишь её, — сказал царь, — мой меч — твоя голова с плеч!
На другое утро глядят — туфли царевны опять стоптаны. Опять она куда-то ходила ночью, и царский слуга ничего не видел.
Велел царь казнить слугу и поставил другого.
Но и тот не укараулил царевну. Поставил третьего — и этот остался с носом… И четвёртого, и пятого тоже пришлось казнить.
Наконец явился к царю самый простой из его слуг, что царские конюшни чистил. Все прозывали того слугу Замухрышкой.
— Царь-государь, — сказал Замухрышка, — я берусь твою дочь укараулить — разузнать, куда она ходит.
— Только смотри, если не укараулишь — мой меч, твоя голова с плеч, — сказал царь, — ну, а если дознаешься — полцарства тебе отдам.
— Твоя воля, царь-государь, — ответил Замухрышка и вечером встал на часах у дверей в царские палаты.
Увидала его царевна и засмеялась.
— Какие молодцы меня не устерегли, так куда уж тебе! Завтра и твоя голова с плахи скатится.
— Поживем-увидим, — сказал Замухрышка и присвистнул.
Вечером, когда все во дворце заснули, Замухрышка увидел, как из окна по шёлковой лестнице тихонько спускается царская дочь. Он улучил минуту, незаметно отрезал лоскуток от её платья и, крадучись, пошел следом за ней.
Шли они, шли, дошли до широкой реки.
Царевна остановилась, подождала немного, потом что-то крикнула. Тут из реки показалась большая золотая рыба и к самому берегу подплыла. Царевна уселась на рыбу, и та скорёхонько перевезла её на другой берег.
Понял Замухрышка, что не переплыть ему реку, испугался и сказал:
— Видать, и моей голове на плечах не оставаться, так уж лучше сбегу я от царя и назад не возвращусь.
И он побежал вдоль берега куда глаза глядят.
Бежит Замухрышка и вдруг слышит громкие голоса. Подкрался он и видит: двое чертей спорят — палку, пару сапог да шапку разделить не могут.
Замухрышка быстро перекрестился, и черти тут же как сквозь землю провалились, а он взял и палку, и шапку, и сапоги.
Надел Замухрышка шапку — и тотчас же сделался невидимкой.
Обул сапоги — и они сами понесли его, а шагов не слыхать.
Махнул палкой над рекой — и вода расступилась надвое.
— Как раз то, что мне нужно! — обрадовался Замухрышка и быстро перешёл на ту сторону.
Побежал он по следам царской дочери, нагнал её и пошёл с ней рядом. А она его не видит и не слышит.
Шли они, шли, дошли до железного леса.
Замухрышка замахнулся палкой и так ударил по одному железному дереву, что по всему лесу гул прокатился.
Царевна задрожала от страха и промолвила:
— Ах, боже, сколько раз проходила я этим лесом, а ни разу не слышала, чтобы он так гудел! Что же это такое?..
Пошли они дальше. Замухрышка ещё раз ударил палкой по дереву, и ещё страшнее загудел лес.
Опять задрожала от страха царевна и опять промолвила:
— Ах, боже, сколько раз проходила я этим лесом, а ни разу не слышала, чтобы он так гудел! Что же это такое?..