Зима-то была в самом разгаре, а печи не топились с осени.
Трумм побежал на кухню. Все было именно так, как он думал и опасался. Утюг оказался невыключенным. К счастью, в гладильной доске прогорела дыра, утюг провалился в нее и повис на шнуре, не доставая до пола и не касаясь доски. И вовсю пылал жаром, распространяя по дому приятное тепло.
Капитан подцепил раскаленный утюг сковородкой и поставил его на плиту остывать.
А Баба-Мора тем временем разбирала письма. Кроме нескольких новогодних открыток Трумму от его друзей, все остальные письма были адресованы Бабе-Море.
Набравшись смелости, решился побеспокоить вас, потому что мой брат вот уже несколько лет как болен, но о врачах и слышать не желает, ведь врачи не понимают, что творится у него в душе, только и знают, что лечат. Я вам расскажу, что у него за болезнь. Днем мой брат стоит посреди комнаты, задрав вверх руки, и шумит. Ночью он лежит в ванне с водой и говорит, что он — бревно, которое надо сплавлять. Но в последнее время у него начинает лопаться терпение, он хочет поскорее оказаться на лесопилке. И мы теперь не знаем, что с ним делать. Не могли бы вы нам как-нибудь помочь, чтобы мой брат мог и впредь зеленеть и весело шуметь на ветру?
Обращаюсь к вам в большой тревоге. Мой сосед мечтает съесть меня, и я больше не в силах его выносить. Я везде искал помощи, но напрасно. Моя единственная надежда — это вы. Не могли бы вы поворожить, чтобы мой сад разросся и стал давать много плодов, а его сад зачах и вымер? Деньги у меня имеются, это не проблема.
Я самый несчастный на свете человек, я никому не нравлюсь и никто никогда меня не полюбит, потому что лицо у меня широкое, как луна, и огромный безобразный рот. Только вы можете мне помочь и сделать счастливой. Иначе мне одна дорога — в море.
Мы есть три виликих ученых интирисующиися травой шарилом. Это правда что трава шарило или ижовая трава могит открывать все замки. Где дабыть ету ижовую траву.
У моей бабушки паралич, и она совсем слепая. Папа говорит, что тут уж ничем не поможешь. А я думаю, что ты все-таки поможешь. Дорогая Баба-Мора. Мне очень грустно.
И так далее. У всех писем обратный адрес. Баба-Мора все читала и читала и раскладывала письма на две кучки. Одна получилась большая и высокая, вторая маленькая и низкая. Прочитав все письма, Баба-Мора сгребла в охапку кучку побольше, отнесла на кухню, запихала в плиту, разожгла огонь и поставила вариться гороховый суп.
Затем она сказала Трумму:
— Похоже, нам придется на денек-другой задержаться в городе, мне надо осмотреть некоторых больных.
Баба-Мора велела капитану приглядывать за гороховым супом, взяла свою бездонную сумку и отправилась на визиты.
Сперва она решила навестить девушку, которая писала, что из-за некрасивого лица у нее одна дорога — в море. Бабе-Море такое ее намерение не понравилось.
Подходя к дому, где жила девушка, Баба-Мора еще издали услышала шум и веселые возгласы. Несмотря на мороз, все окна были распахнуты. Раздавались крики: «Горько! Горько!»
Баба-Мора вошла в дом и тотчас оказалась среди бурного свадебного застолья. Во главе стола сидели невеста с женихом. Разрумянившееся лицо невесты было широким, как полная луна, а рот от счастья — до самых ушей. Сидевший рядом жених не сводил глаз со своей красавицы-невесты.
«Уж ты-то в море не кинешься», — усмехнулась Баба-Мора, глядя на невесту, и собралась отправиться дальше по своим делам. Однако ее уже заметили. К ней приблизился солидный пожилой мужчина и пригласил к столу. Баба-Мора, правда, сказала, что она заскочила на минутку и вовсе не собирается садиться за стол, но ее уговаривали и приглашали с таким гостеприимством, а еда пахла так аппетитно и Баба-Мора так проголодалась, что она поддалась на уговоры.
— Только ненадолго, — предупредила она.
— Я дядюшка невесты, — представился ей мужчина, предлагая маринованную рыбу. — Вы, наверно, родственница жениха?
Баба-Мора отведала рыбы и сказала, что такого замечательного угря она в жизни не ела.
— Неужели? — обрадовался дядюшка. — Между прочим, это я сам поймал и замариновал. Вы должны попробовать еще и лосося моего копчения! И форель. И миног. И эту фаршированную щуку. И заливного судака.
Дядюшка подкладывал Море на тарелку рыбу всех видов, приготовленную самыми разными способами, и без конца рассказывал, как он поймал ту или иную рыбу и под каким соусом ее следует подавать. Баба-Мора не заставляла упрашивать себя дважды. Она отведала всего, что ей так любезно предлагали.
— Я вижу, вы первоклассный рыбак и великолепный кулинар, — сказала она, признательно улыбаясь.
— Неужели это заметно? — спросил польщенный дядюшка. — Но я еще и охотник! Попробуйте же мой рулет из зайчатины, копченый лосиный язык и жаркое из медвежатины.
Хотя Баба-Мора и собиралась уже уходить, но не смогла отказаться и от этих аппетитных кушаний. Дядюшка потчевал ее самыми разными праздничными блюдами, а когда Баба-Мора отведала еще и сладкого, дядюшка пригласил ее на танго. Она, правда, помнила о тех, кто нуждается в ее помощи, и о Трумме тоже, и о гороховом супе, который, наверно, давно уже сварился. Однако у нее было такое славное праздничное настроение, а танго так неодолимо влекло, что она не смогла устоять.
«Только один танец, — подумала она. — Негоже отказывать такому кавалеру».
Дядюшка оказался прекрасным танцором. Он крутил и вертел Бабу-Мору так, что у нее замирало сердце и все на свете вылетело из головы. Танцующая Баба-Мора была гибка, как тростинка, и легка, как мотылек, ритм танго отдавался у нее в висках и в ногах. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме танго. Одна мелодия сменяла другую, и Мора с дядюшкой знай себе скользили по паркету.
Во время танца дядюшка склонился над Бабой-Морой, внимательно посмотрел на нее и сказал:
— Ваше лицо мне очень знакомо и напоминает о чем-то необыкновенном. Где мы встречались?
Неизвестно, как долго они бы еще танцевали, если б дядюшка не задал этого вопроса. Баба-Мора вдруг опять все вспомнила. И еще она заметила, что никто больше не танцует, все стоят вокруг и смотрят на них.
«М-да, — подумала Баба-Мора, — ежели я еще скажу им, кто я такая, то мне с этой свадьбы и вовсе не вырваться!»
— Мир тесен, — любезно ответила она дядюшке. — Не мудрено знакомое лицо встретить. Честно говоря, я и не родственница жениху.
Когда очередное танго кончилось и все восторженно зааплодировали, Баба-Мора попросила, чтобы дядюшка проводил ее на свежий воздух, потому что она умирает от жары. А на улице она сказала, что теперь ей надо непременно идти, потому как ее ждут неотложные дела. Дядюшка как только мог уговаривал ее остаться и даже пригласил поехать на следующий день поохотится на волков, но Баба-Мора сказала, что она не может смотреть, как убивают животных, а сейчас ей пора.
Прощаясь, Баба-Мора вынула из своей огромной сумки небольшой ларец и протянула его дядюшке.
— Пожалуйста, передайте это невесте, — попросила она.
Когда невеста открыла ларец, она увидела зеркало в старинной оправе и записочку. Невеста глянула в зеркало и рассмеялась. Затем она развернула записочку. «От Бабы-Моры» — значилось там. Невеста покраснела, спрятала записочку под скатерть и смущенно посмотрела на жениха.
— Мне бы так хотелось, чтобы у меня было узкое лицо, — сказала она и велела жениху поглядеть через ее плечо в зеркало. В нем отразилась вытянутая, как огурец, физиономия.
— Господи! — воскликнул жених. — Такую длиннолицую мымру в жизнь не пригласил бы на танец!
Долго они смотрели в зеркало, пока чуть со смеху не лопнули. И никто, глянув в зеркало, не мог оставаться серьезным. Все так развеселились, что невозможно и припомнить другую такую веселую свадьбу. И тем не менее невеста не посмела никому признаться, что зеркало подарила ей Баба-Мора. Ей было стыдно за свое глупое письмо.
На улице уже стемнело.
Баба-Мора, весело размахивая сумкой и пританцовывая на ходу, отправилась дальше. Несколько раз ей пришлось спросить у прохожих дорогу, и вот она наконец добралась до места.
— Я так ждала тебя, — сказала маленькая девочка. — Боялась, что не придешь. Бабушка спит, а папы и мамы нет дома.
Девочка провела Бабу-Мору в бабушкину комнату. Бабушка лежала в постели с закрытыми глазами и хрипло дышала.
— Она не может пошевелиться и ничего не видит, — грустно сказала девочка. — Ты вылечишь ее?
— Гм, — произнесла Баба-Мора, разглядывая бабушку. — Я не взяла с собой лекарства. Дай мне подумать.
Баба-Мора уселась в бабушкино кресло-качалку и, вовсю раскачиваясь, принялась думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела, как качается Баба-Мора.
Наконец Баба-Мора сказала:
— Давай-ка посмотрим на кухне, какие у твоей мамы есть пряности.
Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама держала пряности. Там стояли баночки с перцем, солью, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Баба-Мора, ворча, принялась переставлять их с места на место.
— Старый добрый чабрец в наши дни, кажется, в суп уже не добавляют. И майорана я не вижу. А где тмин? И ягоды можжевельника? И розмарин? И мяты нет. И семян настурции. И огуречной травы. Мама, похоже, кормит тебя одним перцем и содой. Бедное дитя.
Девочка покраснела и сказала, что тмин кончился у них совсем недавно и что у них есть еще лук.
— Хорошо хоть это, — ответила Баба-Мора. — Надеюсь, в таком случае у вас и чеснок найдется? О сушеных грибах и травяном чае, конечно, не стоит и спрашивать?
Чеснока не было, не было также ни сушеных грибов, ни травяного чая.
— Может, где-нибудь в шкафу завалялась заплесневелая корочка?
Однако в доме было чисто и сухо и плесени нигде не обнаружилось.
Баба-Мора совсем рассвирепела. Она вывалила на кухонный пол содержимое своей сумки. Чего там только не было! Недовольная, Баба-Мора принялась все запихивать обратно в сумку. Наконец на полу осталась лишь горстка сенной трухи и мусора. Баба-Мора рассортировала травяное крошево, положила несколько щепоток на стол. Остальное сунула себе в карман.
— Никогда не следует выходить из дому с пустыми руками, — сказала она. — Всегда надо что-то иметь при себе на всякий случай. Если б я еще догадалась захватить с собой мед, мы бы как-нибудь обошлись.
Маленькая девочка вся так и засветилась.
— Мед у нас есть! — воскликнула она и быстренько отыскала банку с медом.
Баба-Мора, бурча, понюхала мед. А затем велела дать ей две кастрюльки, разогрела на плите мед, добавила сенной трухи, помешала, процедила, остудила и получила золотисто-желтую мазь. В другой кастрюльке она сварила густую темно-фиолетовую жидкость.
— Может, сойдет, — сказала она.
Затем Баба-Мора отыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. И еще дала ей несколько капель жидкости.
Девочка, затаив дыхание, следила за действиями Бабы-Моры.
С бабушкой не произошло никаких перемен. Девочка так огорчилась, что заплакала.
— Терпение, детка, — сказала Баба-Мора. — Заболеть недолго, а вот чтобы вылечиться, надо время. Завтра я опять приду.
Баба-Мора изо дня в день навещала бабушку, чтобы дать ей капли и смазать глаза. И вот однажды бабушка вдруг четким голосом произнесла:
— Я вижу.
— Бабушка! — закричала девочка. — Ты правда видишь меня?
Бабушка села на краю постели, внимательно посмотрела на девочку и сказала:
— Как ты выросла за это время!
Потом она встала, достала из шкафа одежду, оделась и стала убирать постель.
— Давай, деточка, накрывай на стол, — велела она. — Гостью надо угостить хлебом с медом и молоком.
Баба-Мора с удовольствием раскачивалась в кресле-качалке и ждала, когда на стол подадут угощение.
Баба-Мора без конца бегала по больным, лечила, исцеляла и врачевала. И вот работа пошла на убыль.
Баба-Мора вылечила девять человек от падучей, десять от простуды и даже одного от проказы. Шестеро бывших глухих слышали теперь малейший шорох, а восемь бывших немых болтали дни и ночи напролет. Из слепых прозрело человек двадцать. Сорок бабушек и тридцать шесть дедушек стали опять здоровыми и бодрыми, как когда-то.
За это время Баба-Мора семь раз побывала на острове, чтобы привезти лекарств.
На улице ей нельзя было и показываться. Стоило ей где-нибудь появиться, как ее тут же окружала восторженная толпа, которая требовала, чтобы она предсказала им будущее и продемонстрировала свои колдовские штучки и фокусы. В конце концов Бабе-Море все это до смерти надоело.
— Тяжко становится в городе, — сказала она капитану Трумму. — Давай-ка вернемся домой.
Трумм не возражал. Он тоже соскучился по тишине и покою. Только ему хотелось напоследок сходить в гости. Дело в том, что накануне вечером он встретился с одним своим хорошим приятелем, бывшим одноклассником. Тот долгое время провел на чужбине и совсем недавно вместе с женою вернулся домой.
— Ладно, — согласилась Баба-Мора. — Пойдем в гости. Только ни в коем случае не смей говорить, кто я такая.
Хозяева приняли их очень хорошо и угостили кофе. Жена одноклассника напекла самых разных пирогов и печений по рецептам той дальней страны, где они побывали. Перебивая друг друга, хозяева рассказывали занятные истории о своих приключениях за границей и вообще о том, что они там видели.
— Мы даже познакомились с местным колдуном, — очаровательно улыбаясь, сказала хозяйка. — Вы не можете себе и представить, насколько серьезно местные жители относятся к колдовству!
Капитан Трумм обеспокоенно взглянул на Бабу-Мору. Но та лишь вежливо улыбнулась и заметила:
— Ах, как интересно!
— Мы оказались свидетелями того, как колдун пением и барабанной дробью вызвал дождь, — продолжал рассказ хозяин.
— И дождь пошел? — поинтересовалась Баба-Мора.
— Подумать только, и правда пошел! — воскликнула хозяйка и снова засмеялась. — Мы насквозь промокли.
— Между прочим, я записал на пленку одно охотничье заклинание, очень своеобразная песня, — сообщил хозяин.
— Сейчас услышите.
Он встал, отыскал пленку и включил магнитофон. Сначала были слышны негромкие удары барабанных палочек, затем к ним присоединился высокий стариковский голос. Трумм посмотрел на Бабу-Мору. Ее глаза на мгновение сверкнули. Она откинулась на спинку кресла и стала с интересом слушать.
Старик пел завораживающе, темп песни убыстрялся, а ритм становился все тревожнее.
Хозяйка дома подняла глаза к потолку и вдруг вскрикнула. Все в испуге уставились в потолок.
Да и было на что посмотреть.
Под потолком с легким шорохом кружило дюжины две упитанных фазанов. Ошеломленный хозяин вскочил с места.
Баба-Мора неприлично громко расхохоталась.
— И впрямь замечательный колдун! — помирала она со смеху.
А птицы все прибывали. Им уже и места не хватало. Некоторые опустились на вещи и на пол. Часть подлетела к Бабе-Море, и она стала угощать их из рук крошками.
— Выключи магнитофон! — закричала хозяйка.
Хозяин бросился к магнитофону и выключил его. Птицы забеспокоились и стали отчаянно бить крыльями. Хозяева со страхом смотрели на этот хаос. Баба-Мора едва заметно улыбнулась и тихонько запела. Птицы начали успокаиваться, скользнули к стенам и превратились в сказочный узор на обоях.