Органист приблизился, едва сдерживая дрожь в ногах.
— Слухам пана...
— В восемнадцать ноль-ноль вам быть в органном зале... Следите в окно за господином комендантом. Он подаст вам с площади знак, и вы начнете играть что-нибудь такое... грустное... Поняли?
— Так...
«Что-нибудь грустное...» Неужели комендант Кунц в самом деле будет грустить, глядя, как станут вешать?.. Или хочет разжалобить пленников, чтоб они со слезами на глазах упали на колени перед вешателями и признались во всем?.. Хотя о сентиментальных причудах фашистских палачей он кое-что знал уже. В местечке под Люблином эсэсовцы гнали на расстрел толпу евреев под духовой оркестр, исполнявший вальсы Штрауса...
Тихо и почти незаметно в дверь проскользнул Василек... Франек чуть не вскрикнул от радости, бросившись ему навстречу... Спасен!
— Привел...— задыхаясь от волнения и усталости, шепнул Василек.
— Кого?
— Всех... Из лесу... Еще вчера ночью... Целый день сидели под костелом... Я подходил сюда... Видел из подвала, как ставили виселицу...
— Чекай, чекай... Ты кого привел?
— Папиных знакомых... Много-много... Просили, чтобы дал им знак... Когда начнется... когда всех выведут на площадь...
— Во двоже замного немцев?— поинтересовался Франек.
— Ходят. Но я прошел. Никто не спросил.
— Сможешь еще пройти до подвала?
— Смогу.
— Скажи им,— почнется о шустой године... Hex слу-хають полонез Огиньскего... Кеды заграм,— можно выходить...
Василек тихо ступил за дверь...
...Площадь перед виселицей.
Франек и Василек видят через окно органного зала, как из длинной каменной пристройки у стены выводят заключенных. Расставляют вдоль стены лицом к виселице. На площади появляется Кунц со свитой своих офицеров. Останавливаются против помоста. За их спинами собрались солдаты, свободные от службы оцепления. Двое конвойных ведут из какого-то подземного помещения избитого Максима — прямо на высокий помост, над которым возвышается перекладина на двух столбах. С нее свисают три веревки. На помост поднимается и Гельмут. Обращается сначала к Максиму:
— Хотя ты есть немой, но покажи, кто из них делал диверсию или знает о ней?.. Покажешь — гарантирую жизнь...
Максим обводит глазами выстроенных у стены. Опускает голову...
— Будешь молчать?
Тот даже не глядит на Гельмута.
Гельмут поворачивается к стоящим у стены.
— Перед вами лесной бандит, он принес в город мину... Кто из вас знает, кому он передал ее, с кем знаком в городе?.. Сказайте смело, жизнь гарантирую, если даже он передал ее кому-то из вас... Будете молчать — начнем вешать... Каждого третьего... До последнего...
У стены молчание.
— Думаете?.. Подумайте. Хорошо подумайте... Даю вам десять минут на подумать...
Гельмут смотрит на часы...
Кунц переводит взгляд на окна замка и машет перчаткой — знак, предназначенный Франеку.
Звучит щемящая мелодия полонеза Огинского в исполнении органа со скрипкой...
...Из подвального лаза на задворках, на которых валялись бочки из-под горючего, один за другим выскальзывают и просачиваются среди завалов партизаны...
С ручными пулеметами... гранатами, автоматами... Подползают и скапливаются за ломаными грузовиками и бочками... Впереди всех — командир отряда. Оценив обстановку, он первый дает длинную очередь из автомата по стоявшим впереди Кунцу и офицерам.
Это сигнал к атаке.
В ту же секунду разразились огнем два ручных пулемета, автоматы...
На площади кровавая каша, паническая неразбериха.
Не давая врагу опомниться, партизаны ворвались на площадь. Гранатами доканчивают мятущуюся солдатню...
...По коридорам замка бегут Василек и Франек. Они спешат присоединиться к отряду, чтобы вместе с ним уйти в лес.
Распахнув двери во двор, Франек неожиданно падает, сраженный выстрелом солдата, спрятавшегося под помостом...
У самого помоста катаются по земле в смертельной схватке Максим и Гельмут.
Подоспевший командир помогает Максиму освободиться от объятий Гельмута. Вырвав из его руки пистолет, Максим сам рассчитывается с гестаповцем...
Внутридворовой гарнизон почти полностью уничтожен, если не считать спрятавшихся кое-где солдат. Но они уже не дают о себе знать.
Всех спасенных выводят за ворота замка, и — кто куда...
Но и самим партизанам долго нельзя тут оставаться, хотя они сейчас полные хозяева. А что если немцы успели сообщить о нападении в ближайший гарнизон?..
...И четыре машины, спешно нагруженные трофейным оружием, ящиками с патронами и гранатами, продуктами из гарнизонного продовольственного склада, промчались по улице местечка, наводя смертельную панику на полицаев...
В одной из машин двое убитых и четверо раненых. Среди них — Франек. Голова его лежит на коленях Василька. Мальчик безудержно плачет, склонившись над мертвенно-бледным органистом.
Максим успокаивает его, уговаривает, что Франек выживет, в отряде вылечат его, все будет хорошо...
...Прошло много лет после войны.
В польском городе Познань проходил международный музыкальный конкурс имени польского композитора Векявского.
В одном из конкурсных концертов выступал молодой советский скрипач Василий Стасевич.
Когда он вышел на сцену, в нем трудно было узнать Василька. Выдавали только глаза и густая шевелюра, которая еще в детстве делала мальчика заметным.
Ведущий объявил Стасевича, публика встретила его несколько сдержанно. Скрипач молод, имя пока незнакомое...
Полонез Огинского Василек, а теперь Василь Стасевич исполнял в сопровождении оркестра с особым вдохновением. Только он знал, чем полонез был дорог и памятен... Его волнение передалось публике, и она долго не отпускала со сцены исполнителя...
Из зала к рампе подошел седой человек и протянул солисту руку.
— Здравствуй, Василек!..
— Дядя Франек!— крикнул тот на весь зал, соскочив со сцены... Еще до окончания войны органист, подлечившись в партизанском отряде, ушел к польским партизанам, и о дальнейшей его судьбе Васильку ничего не было известно.
Удивленные зрители встали.
Никто из них не знал, почему эти два человека крепко обняли друг друга, не сдерживая слез.
Кадры из кинофильма «Полонез Огинского»
Девочка ищет отца
Сценарий фильма написан в соавторстве с Е. Рыссом.
Это было в первый день войны. Фашистские самолеты бомбили небольшой городок Запольск, прокладывая дорогу своим наступающим частям.
Жители в панике разбегались кто куда — в поле, кустарники, лес.
Самолеты почти на бреющем полете охотились чуть ли не за каждым человеком.
Какую-то женщину настигли на лесной дороге. Она упала на обочину, убитая с воздуха пулеметной очередью.
Но нет, вроде бы зашевелилась.
Зашевелилась, правда, не она. Из-под нее выкарабкалась маленькая девочка лет пяти. Она не знает, что произошло. Не знает, что, прикрывая ее от смерти, мать отдала свою жизнь...
Но девочке кажется, что мама жива и сейчас просто лежит на земле, боясь подняться на ноги в страхе, как бы снова ее не заметил страшный самолет... Она начинает тормошить маму, чтобы та хотя бы голос подала...
А мама молчит и даже не шевелится...
Девочке стало страшно, она заплакала. Еще сильнее тормошит мать...
Но вот ребенок неожиданно умолк: увидел перед своими глазами чьи-то ноги в старых запыленных сапогах,— старик с котомкой за спиной. Он, видимо, не мог пройти мимо единственного живого существа на этой дороге, тем более что им оказалось дитя. Старик нагнулся к женщине, убедился, что она уже не встанет. Девочка с опаской посмотрела на старика, вцепившись в мать.
Слышен гул приближающегося самолета.
— Опять летят, окаянные!— Старик подхватил девочку на руки, поднял с земли сумочку матери, побежал от дороги в лес... Девочка крепко прижалась к старику, чувствуя какую-то новую, страшную опасность.
Они ускользнули от преследования. И вот в густых прибрежных зарослях пробираются то ползком, то полусогнувшись, то во весь рост, все время опасливо поглядывая на небо.
Небо пока не грозит ничем. Оно снова безмятежно спокойное и чистое, только горизонт омрачен клубами дыма горящего Запольска.
...Старик и девочка плывут в лодке среди болота, как можно ближе к тростнику, болотным зарослям.
Наконец причаливают к берегу, покрытому густым лесом.
Старик прячет лодку в прибрежных кустах, берет девочку за руку.
— Я хочу к маме!— со слезами на глазах просит та.
— Мама сама к тебе придет.
— Она не знает, куда я ушла...
— Как так не знает? Я сказал ей, куда мы ушли.
— А куда мы ушли?
— Ко мне. Спрячешься пока у меня в лесу, а то видишь, как здесь стреляют!
— Я боюсь, дедушка!..
— Со мной ты не бойся, милая... Как тебя зовут?
— Лена.
— Значит, Леночка...
...Девочка уже идет рядом со стариком, боязливо поглядывая по сторонам. Тихо-тихо шумит вековой лес, и этот шум еще больше настораживает ее, пугает.
— Ой, как лес шумит!..— прижимается девочка к руке старика.
— А ты, милая, не бойся... Тут тебя каждая елочка, каждая сосенка укроют от лихого ворога... А что шумит, так это на радостях, что мы укрылись от антихриста крылатого... Да и не шумит лес, а просто елочки шепчут одна другой: посмотри, мол, какая хорошая девочка в гости пришла к нам с дедушкой... А ты дедушкой меня зови... Елочки тоже зовут меня дедушкой, потому как я лесником тут, значит, сторожу их, досматриваю...
Так они идут все дальше и дальше в глубь лесной чащи. Но вот из-за поворота тенистой дороги навстречу выбегает мальчуган лет двенадцати.
— Дедушка!— стремглав бросается мальчуган к старику.— Где это стреляли так?
— Фашист пошел войной на нас. Прислал еропланы с бомбами... Что натворили,— не приведи бог видеть и слышать больше!..
Разговор их закончился на крылечке небольшой лесной сторожки, где жил старик со своим внуком Янкой.
Присев на крылечко, старик развязал котомку, вынул из нее соль, спички, вязанку бубликов, кулек конфет,— все то, за чем ездил в Запольск в день начала войны.
— Вот, Янка, делись теперь с ней... Только не обижай сироту...
Старик отдал Янке бублики и конфеты. Янка покрепче прижал к себе гостинцы, опасливо поглядывая на Лену.
— Дедушка, ей тоже надо дать?
— А то как же?
Янка не совсем охотно отделил Лене одну конфету и один бублик.
Старик посадил девочку на колени, погладил по головке.
— Отец-то у тебя, милая, есть?
— Ага.
— А где же он?
— Не знаю.
— А я знаю!— вынырнул Янка из-за спины дедушки.
— Что ты знаешь?
— Где ее отец.
— Где?
— Вот он!— Янка торжественно протянул старику семейную фотографию: мужчина, женщина и среди них — Лена.
Хлопчик уже успел открыть сумочку Лениной мамы, откуда вытащил карточку и паспорт.
Старик взял фотографию, рассматривает.
— Так кто тут, расскажи мне?— обратился он к Лене. Лена водит пальчиком по карточке:
— Это папа, это я, это мама... Я хочу к маме!..— снова заныла девочка.— Я пойду домой...
— Куда ты пойдешь, дитё ты мое горькое...— стал увещевать старик,— от дома твоего, считай, один дым остался...
...На горизонте — дым. Небо закрыли серые купола парашютов вражеского десанта... По дороге мчатся немецкие мотоциклы, прочесывая впереди себя пулеметным огнем придорожную рожь и кусты.
Парашютные купола видит Янка, взобравшись на высокую сосну. Слышит стрельбу, взрывы.
Под сосной стоит Лена с маленьким берестяным кузовочком, полным земляники. Она очень жалеет, что не может взобраться на сосну, как Янка. А как хочется посмотреть на свой город! Ей кажется, что он вот где-то здесь, совсем недалеко.
— Янка-а!— кричит Лена, задрав голову.
— Чего тебе?
— Мама там не идет?
— Нет!
— А может, идет?
— Отстань!
Немного погодя Янка начал спускаться на землю. Но каково было его удивление, когда Лены внизу не оказалось...
Впрочем, чему же тут удивляться? Лене, скорее всего, надоело торчать под сосной, тем более что о маме он ничего не сообщил, и она побежала в сторожку...
Янка возвращается домой хмурый, угнетенный всем, что видел и слышал. На подходе к сторожке его встречает дедушка с двустволкой за плечом:
— А Лена где?
— Разве она не дома?
— Она же с тобой ушла!
Янка смотрит на деда испуганными глазами.
— Чего глаза таращишь? Девчушка-то где, спрашиваю?!
И вот уже Янка опрометью бежит обратно, оглашая лес криком. Он не на шутку испугался: куда могла по-деться несмышленая девчонка в незнакомом дремучем лесу?
Дед тоже встревожился и тоже углубляется в лес, подавая голос заблудившейся Лене.
А Лена быстро бежит по лесной тропинке, удаляясь от зовущих Янки и дедушки. Ей кажется, что вот-вот кончится этот страшный лес, она выбежит в поле, а там уже знакомая дорога, родной Запольск, и навстречу ей выйдет мама…
Настигающий крик Янки еще больше подстегивает девочку, она уже не оглядывается, напрягает последние силенки, но... разве от Янки уйдешь? Он догоняет ее, хватает за ручонку.
— Ты куда тикаешь?
— Домой!
— Так вот тебе!— шлепает ее Янка, рассерженный самовольством непослушной девчушки.— Я тебя отучу бегать домой, сопля ты рыжая!
— Мама-а!..— на весь лес зовет Лена на помощь маму.
— Глупая ты, Ленка...— примирительно говорит Янка, ведя ее за ручку.
— Ты очень умный!— огрызается Лена, слегка всхлипывая.— Ты и не хороший еще, вот!
— Скажи спасибо, что догнал тебя, а то поймали бы волки и съели.
— А мама за меня заступилась бы, вот! И я все равно убегу!
— А я тебя снова поймаю да так отшлепаю, что не сядешь...
— А я дедушке скажу, он тебе уши надерет...
— Ох, и ябеда ты, Ленка!
...Лена лежит на руках лесника, сидящего на ступеньках крылечка. Она устала, наплакалась и теперь спит, успокоенная стариковской лаской.
Янка расположился у ног дедушки. Он тоже отдыхает после утомительной погони за Леной и всех треволнений.
— Ох, и настырная девка!— вздыхает старик, слегка покачивая девочку на коленях.