— Вот и школа, — сказала мать Бобеша.
Бобеш увидел высокий, двухэтажный дом, и у него заколотилось сердце. Он и сам не знал, почему. Только чувствовал необычную робость.
Внутрь здания вели большие, широкие двери, выкрашенные в зеленый цвет. Из коридора повеяло холодком и странным запахом. Здесь собралось уже много детей и взрослых. Все переговаривались, говор разносился по коридору, но звучал совсем иначе, чем на улице. По стенам коридора висело много картин.
Бобеш прижался к матери, все вдруг показалось ему страшно чужим, непривычным. Он вспомнил слова матери о том, как некоторые дети боятся, когда первый раз попадают в школу. Вероятно, от всей этой сутолоки, обилия людей, гула голосов Бобешу и стало немножко боязно.
Потом они с матерью вошли в комнату, где стоял стол, а за столом сидели двое мужчин. Один был совсем молодой, другой — старый, с усами и с бородой. Молодого называли господином учителем, а усатого — господином директором.
Когда мать с Бобешем подошли к столу, молодой спросил у нее, как зовут отца Бобеша и как самого Бобеша. И тут, к немалому удивлению Бобеша, мать сказала, что его зовут Йозефом.
Директор погладил Бобеша по голове и заметил, обращаясь к матери:
— Видимо, бедовый мальчик.
— Ну, Йозеф, завтра ты придешь в школу сам, — сказал молодой учитель. — Мама останется дома.
На обратном пути Бобеш спросил у матери:
— Почему же ты, мама, сказала, что меня зовут Йозефом? Я же Бобеш.
— Бобешем мы тебя дома зовем, а в школе и везде в других местах тебя будут звать Йозефом.
— Да ведь так дедушка папу называет!
— Папа тоже Йозеф.
— А вы не запутаетесь?
— Не бойся, не запутаемся. Дома мы будем тебя по-прежнему Бобешем называть.
— А папу, когда он был маленький, тоже Бобешем звали?
— Спроси его, я не знаю.
— Как так не знаешь — вы же всегда вместе были?
— Вместе мы не всегда были, глупенький. Когда папа был маленький, я его совсем не знала.
— Это как же, мама? Ведь я сколько помню, вы оба всегда с нами были, вместе.
— Дурачок ты, сынок! — засмеялась мать.
— Ас каких пор ты с папой?
— Когда я за папу пошла, с того времени уже семь лет прошло.
— Как — пошла за папу?
— Идем, Бобеш, не могу я сейчас с тобой об этом разговаривать, как-нибудь в другой раз.
— Знаешь что, мама?
— Что, Бобеш?
— Я в школе попрошу учителя, чтобы он меня тоже Бобешем называл.
— Ну что же, попроси.
— А как по-твоему: он согласится?
— Этого я не знаю.
— Значит, я тоже Йозеф Яноуш, как и папа?
— Да.
«Йозеф Яноуш», — несколько раз повторил про себя Бобеш, словно боясь позабыть.
Глава 22 СТИХОТВОРЕНИЕ ПРО КОЗУ
Итак, маленький Бобеш начал ходить в школу. Мать проводила его еще раз, а потом Бобеш ходил без нее. С Миладкой ему не захотелось ходить. Она все так же засматривалась на крыши, и, кроме того, Бобеш стеснялся ее матери. Гонзик предпочитал ходить с Пепиком[2], хотя они учились в разных классах. Бобеш его не любил, зная, что Пепик смеется чуть ли не над каждым его словом, как будто он ничего толком и сказать не умел. Потому Бобеш ходил в школу один и по друзьям не особенно тужил.
Учитель Бобешу понравился; это и был тот молодой, без усов, который сидел тогда за столом. Вначале Бобеш удивлялся, что учитель все не может запомнить его имя и называет Пепиком.
Однажды, когда все ученики стояли за партами, учитель делал перекличку и назвал Бобеша Йозефом Яноушем. Только он это прочитал, Бобеш густо покраснел. В другой раз учитель никак не мог вспомнить имя Бобеша и спросил его:
— Как же тебя называют дома? Ну, мама, например, как тебя зовет?
Тут у Бобеша и вырвалось:
— Бобеш.
— Как? — переспросил учитель.
Бобеш, красный до ушей, повторил:
— Дома меня зовут Бобешем.
Едва он это сказал, учитель чуть улыбнулся, а стоило только учителю улыбнуться — все дети громко рассмеялись.
— Ну-ну, дети, не смеяться! — стал унимать их учитель. — Бобеш — прекрасное имя, и с сегодняшнего дня мы все тоже будем называть его Бобешем. Хорошо, Бобеш?
— Хорошо, — чуть слышно, сдавленным голосом сказал Бобеш.
— Ну вот, а теперь, ребятки, тише, — сказал учитель, так как в задних рядах не утихал смех.
Потом он начал рассказывать, как бабка тянула репку и никак не могла ее выдернуть. Пришлось ей позвать дедушку, стал и он ей помогать. Потом внучка и кошка помогали дедушке. Учитель хотел было сказать, как они позвали на подмогу собачку, но замолчал и посмотрел на задние парты.
— Послушай, Мирек, почему ты все время смеешься?
Мирек покраснел.
— И Славик тоже смеется. Славик, объясни, над чем вы с Миреком смеетесь?
Мальчики молчали. Тогда подняла руку Миладка.
— Скажи, Миладка, над чем смеются мальчики?
— Пожалуйста, господин учитель. Они говорят, что будут звать Бобеша Бобиком, и когда станут с ним играть, то скажут ему: «Бобик, Бобик, куси, куси!»
— Вот что, Мирек и Славик: не забывайте, что вы в школе. Если я говорю, что нужно слушать, то вы должны слушать. Иначе вы ничего не будете знать и не сумеете потом рассказать, чему вас сегодня учили. А кроме того, нехорошо, мальчики, что вы смеетесь над Бобешем.
Славик и Мирек смутились, но Бобеш покраснел, пожалуй, еще больше, чем они.
Хотя ему и не понравилось, что Миладка выдала ребят, вместе с тем было приятно, что та самая Миладка, которая прежде никогда его не замечала, вдруг заступилась за него.
Миладка теперь еще больше заинтересовала Бобеша. У нее были красивые светлые волосы, синие глаза и пухлые щеки. Каждая щека — как половинка румяного яблока…
Бобеш подосадовал, что мать не позволила ему носить матросский костюм. Сказала, что эдак Бобеш его быстро истреплет, а костюм пока единственный. Как знать, скоро ли еще удастся справить новый. Теперь, когда отец остался без работы, придется бедствовать. Вот почему Бобеш ходил в школу в своем прежнем костюме, который надевал в деревне по воскресным дням. Но тот, конечно, был не так хорошо сшит, и материя на нем была не такая красивая, как на новом. Бобеш немножко стеснялся ходить в нем. Ему казалось, что он выделяется среди остальных детей. «Куда лучше ходить в школу в матросском костюме, — думал он. — А так вряд ли Миладка захочет дружить со мной — она всегда вон какая нарядная».
Однако вскоре все эти мысли вылетели у Бобеша из головы, он впился глазами в учителя, и ему уже казалось, что, кроме их двоих, в классе вообще никого нет.
Бобеш охотно ходил в школу — там бывало весело. Однажды он вдоволь насмеялся. Это было в первые дни, когда дети еще не свыклись со школой. Франтишек Чалку, сидевший на второй от двери парте, ни с того ни с сего вдруг встал и пошел прямо к учителю. Учитель даже не успел спросить, что он хочет, как тот вытащил у него из жилетного кармашка посеребренный карандаш и сказал:
«У тебя очень квасивый кавандаш, мне нвавится. А часики у тебя есть? Покажи! У нас у папы тоже есть часики».
Учитель посмеялся. Ну и все, конечно, смеялись. Потом он им объяснил, что нужно говорить с учителем на «вы».
Бобеш очень любил рисовать. Он просто дождаться не мог, когда они будут рисовать на уроке. Рассказывая дома матери, как учитель рисовал на доске, Бобеш обычно говорил:
«Знаешь, мама, ну просто и сказать тебе не могу, как наш учитель рисует! Ты бы только посмотрела!»
Спустя месяц после того, как Бобеш начал ходить в школу, он уже выучил наизусть коротенькое стихотворение. Сначала он прочитал его матери, потом отцу, потом дедушке и бабушке — каждому в отдельности — и удовлетворился толь-до тогда, когда все сказали, что он хорошо выучил и что стихотворение прекрасное. Бобеш заранее ликовал, представляя, как его в школе вызовет учитель и, главное, как он поразит мальчишек. А Миладка, может быть, даже матери расскажет, что Бобеша вызывали и что он хорошо знал стихотворение. Бобешу было известно, что Миладка все рассказывает матери про школу.
Итак, в тот день Бобеш шел в школу совершенно счастливый. Начиналось это стихотворение так:
Шла коза вслед за обозом
И козу боднула в бок.
— Что бодаешься, заноза?
— Я нечаянно, дружок!
Доходя до того места, где говорится, что одна коза боднула другую, Бобеш показывал, как бодается коза. Дома все при этом смеялись, а больше всех дедушка.
— Ну и шельмец, ну и шельмец этот Бобеш! Вы только поглядите на него! Только поглядите! — приговаривал дедушка.
Школа находилась довольно далеко от дома, и в плохую погоду мать обычно давала Бобешу с собой хлеба. Бобеш приходил с уроков только после полудня и тогда уже обедал. В тот день, на который им было задано рассказывать наизусть стихотворение, с самого утра шел дождь. Хлеба дома не оказалось, и мать еще утром испекла к кофе картофельные оладьи. Бобеш их очень любил, особенно если их хорошенько помаслить или намазать повидлом. На этот раз мать тоже дала Бобешу несколько оладий. Добрая половина оладий была намазана повидлом.
Бобеш сидел на первой парте рядом с Вашиком Поуром, а у того была нехорошая привычка таскать потихоньку у Бобеша из парты хлеб либо еще что съедобное. Вашик был из более бедной семьи, чем Бобеш, ему постоянно хотелось есть, а хлеба он приносил с собой мало.
Рассчитывая на то, что его вызовут к доске читать стихотворение, Бобеш припрятал сверток с оладьями под курточку, а курточку плотно запахнул. В кармане оладышки не помещались.
Сначала читал стихотворение Мирек, но у него это очень плохо получалось — он все время запинался. Наконец учитель прервал его и сказал, чтобы Мирек выучил дома, а уж когда будет знать, тогда пусть и поднимает руку.
Учитель посмотрел, кто еще вызовется отвечать, заметил, что Бобеш тянет руку, поддерживая ее левой рукой — видно, ему уж очень хочется отвечать. Он и вызвал Бобеша.
Бобеш вышел к доске, придерживая рукой оладышки, отвесил поклон учителю и всем ученикам в классе, перевел дух, смущенный тем, что все взгляды устремлены на него. Затем начал:
Шла коза вслед за обозом
И козу боднула в бок…
Изображая, как одна коза боднула другую, Бобеш забыл придержать оладьи — они выскользнули из-под курточки и упали на пол. Бумага развернулась, и оладьи рассыпались по полу, прямо как в булочной на прилавке. Бобеш ничего не заметил, он с увлечением продолжал читать стишок и при этом был весь в движении.
Учитель тоже не сразу обратил внимание. Когда по классу прокатился взрыв смеха, Бобеш смешался. Учитель посмотрел на него. Бобеш обернулся к учителю, видит, он тоже смеется, и окончательно смутился. Потупил глаза — и что же он увидел? Все оладьи лежали прямо перед ним на полу, одна даже прилипла к полу, потому что упала повидлом вниз. Дети вскакивали с мест, сбегались к доске, и учителю пришлось водворять порядок.
С минуту Бобеш был в страшной растерянности, а потом заплакал. Учитель помог ему собрать картофельные оладьи, сложил их в парту и стал утешать Бобеша. Сказал, что не стоит из-за этого огорчаться, но в другой раз нужно оставлять завтрак в парте. Радости как не бывало. Бобеш отлично выучил стихотворение, сам видел, что весь класс заслушался, и Миладка тоже смотрела на него и улыбалась, когда Бобеш изображал, как бодается коза. И вдруг оладьи, те самые оладьи, которые Бобеш так любил, испортили все дело!
Глава 23 БРАТЕЦ
Вернувшись из школы, Бобеш увидел, что мать лежит в постели, а рядом с ней малюсенький ребеночек. Еще в кухне Бобеша поразило то, что бабушка как-то чудно улыбалась, а дедушка приложил палец к губам и поднял брови. Дедушка умел поднимать брови чуть ли не до середины лба. Бобеш остановился, недоумевающе посмотрел на постель, где лежала мать. Потом перевел глаза на отца, сидевшего на стуле возле постели, затем на дедушку и бабушку. Они следом за Бобешем пришли из кухни.
— Ну вот, милый Бобеш, теперь у тебя есть братец, — сказал отец.
— Кто?
— Братец.
— Вот это братец? — показал Бобеш на ребеночка. — А где вы его взяли?
— Он у нас родился.
— Родился? Как это — родился?
— У мамы.
— И мама теперь спит?
— Уснула. Она, Бобеш, хворает.
— Она хворает? — испугался Бобеш. — А почему?
— Когда родится ребеночек, всегда хворают.
— Вот странно…
— Что же тут странного, Бобеш?
— А все-таки, папа, как же он родился?
— Сорока его принесла, — сказала бабушка.
— Не верь ей, Бобеш, — вмешался дедушка, — братец у мамы родился. Вот мама поправится, она сама тебе расскажет.
— А мама поправится?
— Конечно.
— И, когда я родился, она тоже хворала?
— Тоже, Бобеш.
— И что же у нее болит?
— Да все.
— А братец спит?
— Ведь видишь, что спит.
— Можно мне на него вблизи посмотреть?
— Посмотри, только не шуми, не то разбудишь.
— Ой, какой он некрасивый!
— Ты тоже таким был.
— Неужели правда?
— Правда, правда, Бобеш.
— И такой же красный?
— Ну да.
— Такой же сморщенный?
— Конечно.
— Неужели и у меня такая голая голова была?
— А как же!
— Какой смешной братец!
— Тише, Бобеш! — смеясь, сказал отец.
— И как его зовут?
— Пока еще никак.
— А как ты его назовешь?
— Это надо с мамой посоветоваться.
— А он скоро проснется?
— Лучше не желай, — улыбаясь, сказал дедушка. — Как начнет кричать, он тебе и вовсе не понравится.
— Он что, сильно кричит?
— Еще как!
— Ну, ты теперь рад, что у тебя есть братец? — спросила бабушка.
— Рад. Теперь хоть есть во что играть.
— Что ты, Бобеш?! Да разве братец — игрушка?
— Нет, но ведь он маленький.
— Ты, наверное, хотел сказать, есть с кем поиграть, да только это еще не скоро будет.
— Пойдем-ка, Бобеш, на кухню, — сказал отец. — Не будем их беспокоить. Пускай мама поспит, она так скорее окрепнет. А сейчас должна прийти бабушка.
— Бабушка? — переспросил Бобеш.
— Ну да, бабушка. Она ухаживает за мамой и за братцем.
— Да ведь вот же бабушка, тут.
— Не наша бабушка, другая — Вашикова.
— Вашикова?
— Да. И, когда она придет, ты смотри, Бобеш, никаких таких глупостей не выспрашивай.
— Почему?
— Нехорошо это.
Бобеша разбирало любопытство. Он просто сгорал от нетерпения расспросить обо всем, чего не понимал. Опасался только, как бы мать чего-нибудь не сказала. А она уж непременно скажет: ты, мол, еще мало смыслишь; когда вырастешь побольше, тогда все узнаешь. А ведь он и так большой, он же в школу ходит!
Придя на кухню, Бобеш достал из сумки букварь и стал читать. Он умел читать не только то, что проходили в школе. По чтению учитель обычно приводил его в пример. Читать Бобеш очень любил. Но самым увлекательным для него занятием было складывать разные буквы. Они вдруг словно оживали, когда из них получалось слово, которое что-то означало. Дедушка вырезал Бобешу крупные буквы из газетных объявлений, заголовков и наклеил их на картон, чтобы они не порвались. И этой азбукой Бобеш мог забавляться хоть полдня. Вот и теперь он сел в закоулочек за бабушкиным сундуком — это был его уголок — и там играл. Первое слово, которое он сложил из газетных букв, было такое:
БРАТЕЦ
— Дедушка, дедушка, вот у меня и братец!
— Ну-ка, покажи! — смеясь, сказал дедушка. — Ей-ей, братец, прямо как живой!
— Знаешь что, дедушка? Я нарисую братца.
— Что же, валяй!
Бобеш нарисовал братца.
— Что это? — спросила бабушка, глядя на рисунок.
— Да братец же!
— Страшилище какое, ему бы только ворон пугать!