— Нет, его там и близко не было.
— Если бы он там был, дедушка, и в него бы выстрелили, наверное, он стонал бы, правда?
— Понятно.
— Он, пожалуй, и войны бы не захотел.
— Да, уж конечно не захотел бы… Ну ладно, Бобеш, хватит об этом толковать.
Бобеш помолчал, пытаясь постичь своим детским разумом все слышанное. Но вскоре опять начал спрашивать.
— Как же ты, дедушка, выздоровел?
— В госпитале, Бобеш, лечился.
— В госпитале? Что это такое?
— Больница такая, где больных и раненых лечили.
— Дедушка, а если бы тебя убило, у меня бы и дедушки не было, да?
— Тогда бы у тебя, милок, и матери не было, и некого было бы расспрашивать обо всем на свете.
— Как это?
— Да ведь мама-то родилась, когда я с войны пришел. На войну я совсем молодым уходил.
— И мама была такая же маленькая, как я?
— Ну конечно. Ты что же, глупенький, воображаешь, будто люди сразу большими становятся?
— А когда мама была маленькая, она тебе тоже надоедала?
— Перестаньте вы, ради бога! Сошлись два мудреца! — цыкнула на них мать, сидевшая у окна за шитьем.
— Дедушка, мы и правда мудрецы?
— Давай-ка, парень, помолчим, все равно мы эдак никогда не кончим. Вот подрастешь, будешь разумнее, тогда я тебе побольше расскажу, если не помру до тех пор.
— А когда ты умрешь, дедушка?
— Кто ж его знает…
— А умирать обязательно надо?
— А как же, каждому человеку умирать придется.
— И маме тоже?
— Ох, милый, тоже!
— Ну, я не хочу, чтобы мама умерла.
— Мало ли что, никому этого не миновать.
— Это правда, мама?
— Конечно, когда-нибудь все умрем.
— Нет, мама, ты уж, пожалуйста, не умирай! Ну скажи: ведь ты не умрешь?
— Если не станешь мне надоедать да расстраивать меня, то не умру. А будешь озоровать, изводить меня, так я предпочту умереть, лишь бы знать покой.
Бобеш недоумевающе посмотрел на мать. Потом сорвался с места, подбежал и положил голову ей на колени:
— Не умирай, мама! Ведь правда ты не умрешь? Я буду послушным!
Мать погладила Бобеша по голове, поцеловала его и подумала: «А все-таки наш Бобеш не такой уж плохой, как кажется».
Когда Бобеш взглянул на мать, солнечный луч ударил ему в глаза, и он громко чихнул. Потом еще раза два чихнул и подбежал к окошку.
— Ба, смотри-ка, мама, и дождь идет, и солнце светит! Бобеш залюбовался, как сверкают на солнце дождевые капли, и вдруг замер от изумления:
— Мама, мама, краска! На небе краска — до чего же красивая!
— Да это, Бобеш, радуга.
— Радуга? Кто ее сделал?
— Солнышко и дождевые капли.
— Как так?
— А вот как: солнышко просвечивает сквозь капли, лучи в каплях превращаются в краски, вот и получается радуга.
— Ну и красивая! До чего же она, мама, красивая! Обязательно нарисую радугу, когда у меня будут краски. Гляди, гляди, мама, один конец у нее за кленом! Я пойду туда посмотрю, можно? Она прямо у самой земли, я ее ухвачу.
— Не ходи, Бобеш, там сыро. Намокнешь, а радугу все равно не сможешь достать. Она в воздухе — это ведь только свет такой разноцветный.
— Ну я схожу, мама. Пусти, а?
— Помнишь, что ты мне обещал, Бобеш?
— А что?
— Будешь, мол, слушаться, лишь бы я не умирала.
— Так я и послушаюсь, мама, ты только скажи: «Бобеш, беги посмотри на радугу!» Вот увидишь, послушаюсь, — ты и не умрешь!
Мать рассмеялась и сказала:
— Ладно, беги уж, неслух!
Глава 8 СТЕКЛЯННЫЙ ШАР
На дворе заметно похолодало. Тучи поредели, и между ними проглянуло ясное небо. «Какое синее небо! — подумал Бобеш. — Узнать бы, отчего оно синее?» Поразмыслив, с чем бы его сравнить, Бобеш сказал:
— Небо синее, как папины глаза.
Он зашлепал по грязи, с интересом наблюдая, как грязная жижица проступает у него между пальцами, а на земле остаются отпечатки ног.
Бобеш пошел проверить, за кленом ли радуга. Пропасть она не пропала, но краски были уже не такими яркими, как прежде. Конец радуги почему-то был не на земле, за кленом, а терялся где-то далеко за лесом. Бобеш полюбовался на радугу. Он никогда не видел этого прекрасного зрелища и в простоте душевной думал, что радуга впервые показалась на небе. «И откуда она взялась, такая разноцветная?» — удивлялся Бобеш.
Стоило ему побыть на свежем воздухе, как его опять потянуло побродить. Ведь на улице так хорошо, гораздо лучше, чем дома, особенно когда ясно и никакого дождя нет. На земле образовались маленькие ручейки. Бобешу захотелось остановить их. Он направил ручеек к грязевой дорожке, и получился пруд. Бобеш очень обрадовался новому занятию. Теперь можно сделать Верхний пруд и всякие другие пруды. Но воду не так-то легко было запрудить. Когда ее набралось побольше, она прорвала Бобешеву плотину и помчалась дальше, к ручейку.
Бобешу довольно скоро надоело это, ему не терпелось взглянуть на большой пруд, а еще больше захотелось пойти к дому с исполинскими оленьими рогами, повидать того нарядного мальчишку. Чтобы мать ненароком не заметила его из окна — тогда, уж конечно, велит вернуться, — Бобеш старался держаться поближе к забору. Очутившись у соседского дома, где мать уже не могла увидеть его, он припустился бегом к пруду. На этот раз вода в пруду показалась Бобешу совсем желтой и было ее гораздо больше, чем всегда. Стоя на плотине, он заметил плескавшихся рыб.
— Что это они? Почему так прыгают? Надо будет дедушку спросить.
Низко над водой летали ласточки. Позавидовав их быстрому полету, Бобеш размечтался, как хорошо было бы самому сделаться ласточкой, полететь в усадьбу, посмотреть в окно, что поделывает Боженка. К дому с оленьими рогами тоже можно бы слетать. А там уж известно, что он сделает. Клюнет в голову того противного мальчишку, собьет с него зеленую шляпу с длинным пером. Тот, конечно, нюни распустит, такого задаст реву, ох, батюшки! Или, например, если обратиться в рыбу, можно бы куснуть за ногу того самого мальчишку, когда он станет купаться. Рыбы, наверное, кусаются. Ведь дедушка говорил, что в море водятся рыбы, которые могут и человека проглотить.
Размышления Бобеша прервал детский крик. Он осмотрелся по сторонам — никого нет. А все же где-то поблизости играли дети. «Ага, — подумал Бобеш, — они, наверное, под плотиной». Так и оказалось. Под плотиной собрались мальчишки и девчонки, постарше и помладше Бобеша. Они делали пруды, кричали, переругивались. Бобеш заколебался: подойти к ним или нет? Он опасался, как бы ребята не напали на него и не отколотили. Но те уже успели заметить его и окликнули: — Ты чей? Идем к нам играть!
Бобеш подошел. Тут были трое мальчишек, страшно оборваных, чумазых и растрепанных, и две девочки — те тоже выглядели не лучше.
«Почему мать не зашьет им одёжу?» — подумал Бобеш и спросил старшего, самого обтрепанного мальчишку:
— Что делает твоя мама?
— Не твоя забота, дурында!
— Я вовсе и не дурында, меня зовут Бобешем.
— А чего ты такие дурацкие вопросы задаешь?
— Вот и не дурацкие!
Бобешу не понравилось, что мальчишка оборвал его и вдобавок скорчил рожу. Но он рассудил, что тот старше и благоразумнее с ним не связываться, а то еще вздует. А все же любопытно, отчего все эти ребята такие нечесаные, грязные и оборванные?
«Наверное, у них матери нет», — заключил Бобеш.
Он знал, что есть дети, которые растут без матери, некому их умыть и причесать. Ему вспомнилась грустная песенка про сиротку; ее однажды пела мать, он тогда даже расплакался.
«Дай-ка я еще одного спрошу, вон того поменьше — он хоть побоится меня», — не сдавался Бобеш.
— Эй, ты! — окликнул он мальчишку. — Где ваша мама?
— Где надо, — невозмутимо ответил тот, не глядя на Бобеша и продолжая шлепать по грязи; брызги летели ему прямо в лицо и на голову.
«Что за противные мальчишки! Попробую узнать у девчонок…» И Бобеш обратился к девочке, которую все называли Манчей. Большеротая, с большими, навыкате глазами, девчонка глянула на Бобеша, ничего не ответила, но скорчила такую рожу, что стала походить на мартышку.
«В жизни не видел таких негодных детей!» — подумал Бобеш, но смолчал, решив, что они тут все свои и в случае чего живо отколотят.
Он принялся носить глину, дерн, камни. Ребята затеяли строить высокую плотину. Они хотели запрудить пруд и насажать туда маленьких рыбок, а после, когда рыбки станут побольше, выловить их.
— А как вы будете их ловить? — поинтересовался Бобеш.
— Тащить за усы из воды.
— За усы? Так ведь у рыбов нет усов!
Все рассмеялись.
— И откуда ты только взялся, такой олух? — сказал ему старший мальчишка.
Бобеш приуныл от их насмешек. Он вовсе над ними не смеялся.
Вскоре пришла еще одна девочка, повыше Бобеша, с ребенком на руках. Ребенок был в грязной, рваной рубашонке и сосал тряпицу, завязанную узелком. Бобеш знал, что это самодельная соска — хлебный мякиш завязывают в тряпочку и дают ребенку сосать.
— Вы дождетесь, идолята! — сказала девчонка. — Вам еще за это влетит, почему дома не сидите! Где у вас гуси? Тебе, Тонда, велено было дрова складывать. А ты, Гонза, иди картошку чистить. Мать вас ищет. Я вот ей скажу, что вы тут играете, она вам шеи-то накостыляет!
— Попробуй только, пожалуйся, обезьяна! — огрызнулся старший. — Я те тогда все космы выдеру — и не возрадуешься!
Ребенок на руках у девчонки раскричался; она затрясла его; соска выпала у него изо рта прямо в грязь. Девчонка подняла соску, вытерла о грязный передник и стала совать ее в рот младенцу. Но тот отворачивался от соски, выплевывал ее и орал пуще прежнего.
— Вот возьму и утоплю тебя, горластый! — И девчонка шлепнула малыша.
«Хорошо, что я уродился не у них дома! Рос бы с эдакими детьми — уж мне бы доставалось!» — подумал Бобеш, пожалев маленького.
Ребенок вскоре утихомирился. Девчонка посадила его на мокрую траву, а сама убежала к остальным строить плотину.
Он начал подбирать с земли камешки и совать их в рот. Опасаясь, как бы с маленьким не случилось беды, Бобеш подошел и отнял у него камешки. Ребенок опять раскричался. Тут подлетела девчонка, треснула Бобеша по затылку. У него прямо в глазах потемнело.
— Не трожь его, паршивец! Что он тебе сделал?
Бобеш заплакал и сказал сквозь слезы:
— За что ты меня бьешь? Ведь ребеночек камешки ел, а я хотел у него отобрать.
— А тебе какое дело? — упрямо сказала девчонка. — За собой лучше гляди, а нашего ребенка не трожь!
Видя, что Бобеш плачет, все ребятишки запели:
Не плачь, не плачь,
Куплю калач!
Не вой, не вой,
Куплю другой!
Они скакали вокруг Бобеша. Один мальчишка залепил ему комком грязи по носу. Бобеш заплакал еще горше — он просто не знал, куда деваться. Вдруг он вскрикнул. Один из озорников набрал в шапку воды и вылил ему за шиворот, приговаривая:
— Я тебя крещу, я тебя крещу!
И сам при этом дико гоготал. Потом все разом стихло. Бобеш не успел опомниться, как очутился один, а ребята разбежались.
— Паршивцы, дармоеды! Ишь, разбаловались! Вот я вас! — прогремел чей-то голос.
У Бобеша от страха затряслись поджилки. Огромный, бородатый оборванный мужик гнался за детьми по плотине, размахивая ремнем.
Бобеш вскочил и тоже понесся во всю прыть. Он так и решил, что бородач вынырнул из-под земли и, должно быть, это вовсе не человек. Нагнав ребят, мужик принялся стегать их ремнем, одного повалил на землю; большой девчонке тоже досталось. Потом он поднял малыша, которого уронила девчонка. Вообразив, что теперь мужик погонится за ним и примется бить его, Бобеш припустился вниз с плотины. Оглянувшись, он увидел, как остальные ребятишки тоже бегут под плотину. Бобеш улепетывал со всех ног, но, на его беду, земля после дождя была скользкой. Он поскользнулся и шлепнулся прямо в грязь, растянувшись во всю длину. Вид у него был — страшно сказать: руки все в грязи, грязь набилась в нос, рот, залепила глаза. Вдруг он почувствовал, что кто-то схватил его и поднял вверх; он даже крикнуть не успел от ужаса. Это и был тот самый мужик.
— Эй, картопля, ты что в грязи валяешься? На кого ты стал похож, тебя родная мать не узнает! Пойдем к нам, хоть обсохнешь немножко!
— Я вас боюсь! — с отчаянием крикнул Бобеш.
— Не бойся, глупый! Чего меня бояться? Я не кусаюсь.
Мужчина утер Бобешу лицо и понес его в низенький домишко под плотиной.
Внутри там было сумрачно, маленькие окошки с выбитыми кое-где стеклами были заклеены промасленной бумагой, пола вовсе не было, вместо него — утоптанная, как на току, земля. В воздухе стоял дым и смрад, кругом было не убрано.
Бобеш прижался к мужчине, словно боясь, как бы тот не спустил его на земляной пол к ребятам, которые после изрядной порки ревели вовсю. Мужчина посадил Бобеша на лавку и цыкнул на детей:
— Ну-ка, займитесь делом, не то еще подбавлю, растрепы! — И он наградил кое-кого из ребят подзатыльниками.
Только теперь Бобеш с ужасом заметил, что у бородатого всего одна рука; пустой левый рукав был заправлен в карман пиджака.
«Вот бы не хотел такого отца!» — подумал Бобеш, продолжая всхлипывать.
— Манча, возьми тряпку, — сказал мужчина, — да малость оботри мальчонку, а куртку посуши на печке.
Манча вытерла Бобешу лицо грязной тряпкой, сняла с него курточку. Потом мужчина и его жена начали расспрашивать Бобеша, как его зовут, где он живет, что делают отец и мать — словом, хотели разузнать у него множество вещей. Бобеш не поспевал отвечать.
— Я твоего дедушку хорошо знаю, — сказал мужчина. — Добрый он человек.
— Наш дедушка хороший, — живо подхватил Бобеш. Теперь однорукий мужчина уже не казался ему неприятным и страшным.
— У вас дома еще дети есть или один ты?
— Один я.
— Ну, тогда вам хорошо, да и тебе тоже. Ты, наверное, не изводишь отца с матерью, как наши идолята, или тоже изводишь?.. А ты, видать, плут, только, пожалуй, набалованный немножко, верно?
Сидя на лавке у печки, Бобеш наблюдал, как двое мальчишек перебирали за столом горох. Когда никто за ними не следил, они проворно набивали горохом рот и ели. Как только мать заметила это, надавала им затрещин.
Бородатого мужчину прозвали в деревне Безручкой. Несмотря на свое увечье, Безручка ловко вязал березовые веники. Делал он и щетки; ему помогал старший сын, которого Бобеш видел впервые, — у плотины его не было. Тот все ухмылялся, глядя на Бобеша, и при этом страшно выпучивал глаза.
Маленький ребенок, который у пруда брал в рот голыши, сидел на земляном полу и играл в чурочки. Двое мальчишек и девочка собирались пасти гусей. Еще недавно эти трое ревели оттого, что им влетело, а теперь опять озоровали. Лица у всех были в грязных полосах, потому что они размазывали слезы грязными кулаками.
— Мама, есть хочется!
— Еще ничего не наработали, а уж опять есть? — прикрикнула на них мать.
— Не осталось ли чего-нибудь? — не унимались те.
— Там вон немного супу, только все не выхлебайте!
— Мама, они всё съедят! — закричали мальчишки, перебиравшие горох.
— Небось не съедят!
— Ну, выберут всю картошку, оставят одну воду.
— Не твоя забота, делом занимайся! О еде-то вы больше всего стараетесь, а как работать — так нет!
Мать достала из духовки суп, налила в миску и дала ребятишкам, которых посылали пасти гусей. Они с жадностью набросились на еду, вылавливали картошку, ссорились из-за нее; один даже ударил другого ложкой по лбу.
— Вот отниму у вас, и ничего не получите больше, пойдете вечером без ужина дрыхнуть! — ругалась мать, видя, что они дерутся за едой.
— Он, маманя, выбирает одну картошку, скотина!
— Ладно, помалкивай, у тебя тоже губа не дура! Смотрите, как бы вам обоим не попало!
Мальчишки и девочка ушли пасти гусей. Бобешу стало скучно, и он запросился домой.
— Погоди, пока куртка просохнет.
— Наши будут искать меня, — сказал Бобеш.
— А ты найдешь дорогу? — спросил Безручка.