Повозкой правил жирный палач в красной маске с прорезями для глаз, а рядом с ним стоял глашатай и все время выкрикивал:
— Вначале ведьме вырвут язык, потом отрежут уши и выколют глаза! Такова воля справедливого правителя Хильдебранта, будущего короля Берилингии.
Впереди повозки ехали два рыцаря с красно-черными знаменами и время от времени трубили в трубы, привлекая внимание к процессии.
Генрих бросился к повозке, столкнул глашатая на землю и крикнул:
Хонка! Что сделал с тобой барон? Где король, где Скурд?
Спасайся, храбрый юноша: измена! Барон пленил короля и пытается вырвать у него отречение. Скурд и король живы, но, как только король скажет, где находится королевская печать, их тут же по приказу Хильдебранта тайно убьют. Беги из Альзарии, о юноша. Хильдебранта поддержали другие бароны, и теперь идет самая настоящая охота на тех, кто остался верен королю…
Сейчас я освобожу тебя! — крикнул Генрих, выхватывая меч.
Не делай этого! — крикнула Хонка. — Этим ты только настроишь против себя народ: ведь многие уверены, что я соучастница злодея. Они брорят-ся на тебя, и тебе придется убить многих безвинных. Спасайся сам, пока не поздно.
Генрих заколебался. Толпа на улице возмущенно бурлила. Крики домовихи в платочке и еще нескольких человек, знавших правду, тонули в шуме. Генрих опустил меч.
— Не бойся, Хонка, тебя не сожгут на костре.
Я обязательно тебя спасу. Сейчас я пойду к барону и заставлю его рассказать альзарийцам все без утайки. Верь мне — тебя вскоре освободят по приказу самого барона.
Генрих соскочил на землю и, грубо расталкивая толпу, направился к замку короля. Никто не попытался его остановить — вид сверкающего меча всех отпугивал.
У ворот замка стояло шестеро стражников. Они перегородили дорогу Генриху, а один спросил:
— Кто вы, господин рыцарь, и зачем тревожите покой барона Хильдебранта?
— Я Генрих Шпиц фон Грюльдштадт, победитель Безе-Злезе. У меня к барону срочное дело. Если вы и дальше будете задерживать меня, мне придется применить силу и пустить в дело волшебный клинок Героя.
— Вы можете нас убить, господин рыцарь, но без приказа барона мы вас не пропустим.
— Так скорее пошлите к нему кого-нибудь!
Солдаты вызвали начальника стражи. Тот отправился с докладом к барону и вскоре вернулся.
Барон готов вас принять, — сообщил он. — Но вам придется оставить здесь свой меч.
Это еще зачем? — возмутился Генрих.
Таков приказ барона: никому не дозволяется входить в замок при оружии во избежание нового заговора.
Меч я не отдам.
Тогда останетесь здесь, — пожал плечами начальник стражи.
Генрих задумался. Идти к барону без оружия было рискованно. С другой стороны, чтоб попасть к нему силой, пришлось бы перебить всю дворцовую стражу, а ведь стражники ни в чем не виновны: они только послушно выполняют приказ. Да и потом, рискнет ли барон связываться с Героем? Ведь Хильдебрант прекрасно знает о победе над Безе-Злезе и уж наверняка о сражении с колдуном Безевихтом. Барон не настолько глуп, чтобы связываться с заведомо сильнейшим противником. Обдумав все как следует, Генрих отстегнул ножны и протянул начальнику стражи.
Ворота перед мальчиком со скрипом распахнулись.
Глава XXV ПОДЛЫЙ СЛАДКОЕЖКА
В замке Реберика Восьмого у каждой двери стояла стража, всюду сновали слуги. По \> лестницам то и дело взбегали повара с подносами, полными сладостей. Уклоняясь от прислуги, снующей точно муравьи, Генрих прошел в главный зал. Слугам барона удалось сделать невозможное — они очистили пол от мусора и даже помыли его, размазав по искореженным плиткам серо-коричневую грязь. Также слуги успели вывесить, где только можно, знамена барона Хильдебранта и еще чьи-то. Но знамен барона было несравненно больше. Под разрушенной крышей стоял огромный стол с блюдами, подносами, бутылками и кружками. Барон сидел за этим столом один и пихал себе в рот крендельки, марципаны, печенье, пастилу.
Ах, мой милый друг! Входите, входите, — сказал барон, завидев Генриха. Он откусил кусок сдобной булочки и, выбравшись из-за стола, двинулся с распростертыми объятиями к Генриху. — Как…пжмж…живаете? — спросил он.
Где король, господин Хильдебрант? Где принцесса Альбина и глюмы? — требовательным тоном перебил барона Генрих.
Хильдебрант проглотил булочку, облизался и не моргнув глазом ответил:
Они отправились в гости к королю. Совсем недавно — час назад. А король обрел покой в моем замке, помните мой чудесный замок? Так король, хе-хе, сказал, что очень утомился от государственных дел. Мы заключили договор: я отдаю королю свой тихий, милый замок, а король мне свой трон и к нему в придачу нелегкое, утомительное царствование. Тем более, король мой должник — я ведь победил колдуна, и обещание его величества насчет полцарства все еще в силе…
Вы победили колдуна? — Генрих увернулся от объятий барона. — Более низкой лжи мне еще не приходилось слышать!
Лжи? Хе-хе! Где ж тут ложь? Вы пропадаете неизвестно где, народ волнуется, ищет победителя… Что же я должен был делать? Не допускать же государственного бунта. Хе-хе. Вот я и собрал все розовые доспехи и выставил их как свой воинский трофей. Вам, помнится, слава ни к чему. Да и потом — вас не было, и ваши друзья сами присоветовали сделать так. Быть королем — дело хлопотное и скучное. Вы, как я помню, отказывались не только от славы, но и от части королевства. Хе-хе. Вы ведь,» так сказать, работаете задаром, бесплатно. Разве нет? Ну вот, видите, никакой лжи, по большому счету, и не было. А знаете, у меня ведь беда. — Барон сокрушенно покачал головой. — Самая настоящая беда. Вы и представить себе такую беду не можете. Корона-то, корона-то мала мне. Вот так-с, да. Придется делать другую, побольше. А ведь это время, бесценное, важное для королевства время. Ювелир сказал: дня два придется затратить. Представляете? Целых два дня! Можно и день, сказал он, но будет слишком грубо и просто. Вы меня понимаете? Зачем мне грубо и просто, я ведь не какой-то там самозванец. Ну, вы меня понимаете.
Генрих растерялся, а барон уверенно продолжил:
— Так что давайте — не горячитесь, сядём-ка за стол, отведаем прекрасных сладостей, винца выпьем. Что еще нужно человеку от жизни? А потом я дам вам золота — сколько пожелаете. Нет-нет, не отказывайтесь, это не плата за подвиги, а деньги на починку доспехов, так сказать, хе-хе. И разойдемся по-хорошему, как старые добрые друзья. Хотите сладкую сдобную булочку? Горяченькую, только что с печи?
Генрих покачал головой.
Вы все лжете, господин барон. Мои друзья никуда не уехали, и потом, одна знакомая фрой-ляйн сказала мне, что вы подло заточили короля и рыцаря Скурда в темницу…
Бывшего рыцаря, смею напомнить, господин Герой, бывшего. А до недавнего времени лютого разбойника, убившего… убившего… — Барон демонстративно смахнул слезу. — Убившего не меньше дюжины маленьких крестьянских детей. А вам, наверное, о короле сказала проклятая сообщница колдуна, ведьма Хонка? Ах, мой добрый друг, какое же у вас наивное сердце! Разве вы не знали, что горбатому магу удалось столь внезапно захватить Альзарию лишь благодаря сговору с этой самой Хонкой? Ну ничего, уж вечером ведьму поджарят на костре. Поделом ей!
Вы не посмеете! — крикнул Генрих. — Вы подлый и низкий человек, господин барон. Я вас презираю. Я не позволю убивать честных людей, храбро сражавшихся против врагов Берилингии!
Позволите, позволите, мой юный друг. У вас ведь нет выбора. — Барон подошел к столу, на котором между сладостями стояли письменные принадлежности и лежал лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро, размашисто что-то подписал. — Я знал, что вы должны прийти, мой дорогой друг, и все приготовил. Это приказ о том, чтоб сегодня вечером казнили и вас — самозванца и подлого изменника. Эй, стража, арестовать лжегероя!
Стражники бросились к безоружному Генриху, скрутили ему руки и поволокли из зала.
— Хорошенько помолитесь, господин Герой, так как вскоре топор палача приложится к вашей шейке. Не правда ли, ловко я придумал, как лишить вас волшебного меча? А без него вы кто? Обычный человек! Признайтесь, отдавая свой меч страже, вы думали, что я не рискну связываться с победителем Безе-Злезе? Досадная промашка! Как только я узнал, что вы не смогли справиться с колдуном в честном бою, я понял: вы далеко не всесильны. К тому же одна гадалка нагадала мне, что с минувшей ночи я должен стать правителем Берилингии. Как видите, все сбылось. И хотя моя армия еще со вчерашнего дня стояла в лесу, неподалеку от Альза-рии, мне даже не пришлось воевать, чтобы примерить корону. Все сделали за меня вы. Спасибо вам, спасибо. И прощайте. Надеюсь, вас хорошо встретят в Нифльхеле. Там любят покойничков. Хе-хе.
Генрих попытался вырваться, но стражники еще крепче сжали его руки.
Ничего не выйдет, барон! — крикнул^Ген-рих. — Меня видели в городе, и многие уже знают правду.
Ах, я не подумал об этом. Ну да ничего. Это дело легко поправимое. Придется несколько растянуть удовольствие и устроить суд. Но вы не тешьте себя напрасной надеждой. Вы ведь знаете, как обычно проходят такие процессы: один-другой подкупленный свидетель дает ложные показания — и приговор вынесен. Не в вашу, конечно, пользу. Да, кстати, напоследок еще одна хорошая новость. Вас казнят не одного, а вместе с одним из глюмов. Второй, к сожалению, сбежал. Но его ищут и, думаю, к вечеру найдут. Так что умирать вам будет совсем даже не скучно. Спокойного вам отдыха перед казнью! Хе-хе.
Стражники приволокли Генриха в темницу и бросили в тесную вонючую клеть на гнилую солому. В камере не было даже окна. Когда стражники закрыли дверь, все погрузилось в непроглядную мглу. Генрих закусил До крови губу: таким способом он пытался сдержать навернувшиеся на глаза слезы досады.
— Ах, это вы, гошподин рыцарь, — услышал Генрих тихий голос призрака Уля Бергмана. — Очень рад опять ваш видеть, хотя очень опечален, что в таких кошмарных ушловиях. Подлый Хильдебрант и ваш перехитрил? Ай-яй-яй. Какой негодяй! А король ждал, как и бывший рыцарь Шкурд, и глюм Капунькиш, и гном — хранитель коро-левшких шокровищ Эргрик и даже церемоний-мейштер Хриштианиуш, что вы их выручите. Ай-яй-яй — беда, беда. Они вше тут, в плену. Только принцешшы Альбины нет — она по-прежнему в швоей комнате… но теперь на шаму шебя не похожа. Люди барона вше время дают ей пить какой-то шкверно пахнущий напиток. Я жапахи не ражли-чаю, конечно, но видел, как шлуги кривилишь, понюхав его. Вот.
Слава богу Альбина жива! Ох, простите, здравствуйте, призрак господина Уля Бергмана.
Мне уж вряд ли ждравштвовать, а вам ждравштвуйте. Жива, жива Альбина, — закивало головой привидение. — Барон, между прочим, въехав в жамок, тут же пошлал ведьму-гонца к королю Фуажебалю Третьему. Он хотел выдать Альбину жамуж жа принца Дуралея, чтоб уладить недо-ражумение между Берилингией и Ливантией.
И что? — с дрожью в голосе спросил Генрих.
Ведьма прилетела обратно ш ответным пишь-мом, в котором черным по белому было напишано, что беж богатого приданого принцешшы Дуралею не нужны. И ешли полцарштва добровольно отдано не будет, так ливантийцы шами оттяпают кушок Берилингии.
Поделом барону! Пусть теперь дрожит от страха.
А еще барона не поддержали герцоги Вильгельм Храбрый, Альбрехт Четвертый Праведник, Иоанн Ротшвайншкий Шлепой и Эрншт Лармбергш-кий Лышый. Так что теперь войны барону не миновать, — не скрывая радости, сообщил призрак.
А как поживает король Реберик? Его сильно пытают?
Очень шильно — его морят голодом. Барон велел прицепить под шамым потолком кошелку ш едой так, чтоб король не мог до нее добратьшя, и теперь король штрадает. Это кошмарно — так обижать и унижать короля. А бывшего рыцаря Шкур-да пытали даже каленым жележом. Хотели выведать, где он прячет шокровища и драгоценношти. Но он ведь воин и вше отважно терпит. Ах, даже не жнаю, долго ли король и Шкурд шмогут терпеть такие кошмарные пытки. Потому что, как только король укажет, где печать, палач барона его щт же и удушит. — Привидение вздохнуло. — И будет во дворце короля два привидения: мое и Реберика Во-шьмого. Это кошмарно, не так ли?
А когда Хильдебрант привез короля и его людей в столицу? — спросил Генрих.
Лишь только пропало Рожовое Облако. Их привежли тайно в жакрытой телеге, об этом мне поведал мой друг рыцарь-гном Эргрик. А наивная принцешша Альбина и глюмы так радостно приветствовали барона и его армию, что не жаподожрили вероломного плана и были легко пленены. Tejiepb дело жа печатью — это удивительная печать, второй такой в мире нет: оштавленный ею оттишк лучится ярко, как шолнце, а в лучах его играет, точно живой, голубой дракон… Ах, что будет, что будет…
Передайте Скурду и его величеству, чтоб не теряли надежды. Хильдебрант решил устроить надо мной всенародное судилище. Возможно, там мне удастся раскрыть людям всю правду и низвергнуть барона.
Это был бы приятный шюрприж!
Генрих кивнул, хотя на самом деле был уверен, что на суде ему даже не дадут раскрыть рта. Но лучше поддержать надежду маленькой ложью, чем позволить отчаянию завладеть сердцем. Король ни за что не должен отречься от престола, иначе жестокий Хильдебрант затопит Берилингию кровью собственных подданных.
Привидение исчезло так же внезапно, как и появилось. До самого вечера никто больше не нарушал жуткого одиночества Генриха, а когда часы на городской ратуше пробили шесть раз, двери со скрежетом распахнулись и в камеру ввалились несколько тюремщиков, кузнец и палач. Мальчику нацепили на ноги и руки кандалы и поволокли из темницы.
Суд над «лжегероем» барон Хильдебрант решил устроить прямо на главной площади. Для этого специально был возведен шатер, в котором на креслах, в ряд, расселись бароны, графы и другие берилингий-ские вельможи. На месте судьи, на специально доставленном из замка королевском троне, сидел сам Хильдебрант. Перед ним находились ваза, полная пирожных, молоток судьи и пергаментные свитки с обвинением. Напротив барона высилась новенькая, пахнущая сосновой смолой плаха, вокруг которой стояли в несколько рядов стражники. Генриха посадили на грубо сколоченную лавку рядом с воительницей Хонкой и Капунькисом.
Ах, Генрих, — вздохнул глюм. — Зачем ты только ушел из замка? Уж с тобой мы бы точно побили Хильдебранта и всех заговорщиков.
Что говорить — теперь уж вряд ли что изменишь, — ответил Генрих. — Хорошо хоть Буруньки-су удалось улизнуть.
Да, братец всегда был сообразительней меня, — сказал Капунькис. — Он раскусил барона, как только тот ступил в замок. А я еще с ним спорил!
И почему ты только не послушался меня, храбрый юноша! Я ведь говорила тебе, чтоб ты бежал, — печально вздохнула Хонка.
Но разве ты не знала, что я этого не сделаю? Уж лучше умереть вместе со своими друзьями, чем запятнать себя позором на всю оставшуюся жизнь. Кстати, Скурд жив, и палачи ничего не могут поделать с его мужеством.
Из глаз Хонки выкатилась слезинка. Чтоб скрыть ее, женщина отвернула лицо от Генриха.