Кормили их только творогом и крутыми, мелко накрошенными яйцами.
Однажды, войдя в сарай, Асмик остановилась в изумлении. В углу на соломе была сложена горка яиц. Рядом на корточках сидел Грикор и пересчитывал их.
— Откуда? — спросила Асмик.
— Помнишь, крысы у нас занимали? Вот и вернули. Из уважения ко мне. Вам бы они не отдали.
— Грикор, скажи правду: где достал?
— Говорю вам: крысы постыдились своего разбойничьего поведения и назад отдали…
Так ребята и не узнали, откуда достал Грикор яйца. Разве что и на самом деле нашел крысиный склад…
— Ну-ка, посчитай, Асмик. По-моему, сколько взяли, столько и отдали. Только три штуки я им оставил, для их детенышей: жаль мне их стало, — сказал Грикор.
— Так, значит, ни одного и не съели? — удивился Камо.
— Представь себе, ни одного. У них пока крысенят нет: о будущих заботились. Подумайте только, какие сердечные родители! А вы еще презираете крыс. Я бы просто расцеловал им мордочки за добрые их сердца!
— Фу! Ты опять?… Ох, и как же крысы ненавидят сейчас Грикора! — смеялась Асмик. — Ночью придут и загрызут его, сонного.
— Так я здесь и остался, чтобы они меня загрызли!… Кончено, шабаш! Я свой долг выполнил. Два батальона птенцов от меня получили, мою долю? Ну и прощайте!
— Нет, Грикор, гусиным яйцам еще срок не вышел, им еще денек лежать надо. Еще на две-три ночки останься, — упрашивал его Камо.
— Ну, если секретарь комитета комсомола приказывает, подчиниться, ничего не поделаешь!
Тревожный день
Настал двадцать восьмой день.
И в тот самый момент, когда первый гусенок зашевелился,в яйце и пробил скорлупку своим желтеньким, но уже крепким клювиком, Армен, сидевший у инкубатора и не спускавший глаз с термометра, вдруг вскочил с места и испуганно закричал.
— Асмик, температура падает! — едва переводя дыхание, сказал он.
— Как? В обоих?
— Нет, только в этом.
— Отчего?
— Энергия в аккумуляторах истощается.
— Что же теперь будет?
— Остынут яйца. Надо скорее найти новые аккумуляторы.
Асмик побежала звать на помощь Камо.
Он сейчас же прибежал в сарай.
Вдвоем с Арменом они разыскали деда Асатура и Грикора, посовещались с ними, но никакого выхода так придумать и не смогли.
Воспользовавшись отсутствием мальчиков, у сарая появились Сэто и его брат Арто. У маленького Арто в руках были лук и стрелы.
— Дай-ка я выпущу две-три стрелы через дыру в дверях. Яиц с десяток разобью, — предложил Сэто. — Пусть Асмик поплачет!
— Жаль, ведь в яйцах птенцы, — сказал Арто.
Сэто смерил его презрительным взглядом:
— Жалко?… А меня не жалко? За что они каждый день меня в школе шпыняют? Что плохого в том, что я по горам брожу? Ведь не попусту, а из любви… На уроки меня силком не затянут — неинтересно мне… А у тебя, Арто, мужества но хватает за брата отомстить? Эх, ты!…
Натянув лук, Сэто подкрался к сараю и выпустил сквозь щель в дверях несколько стрел.
Обливаясь слезами, из сарая выбежала Асмик, но братьев уже и след простыл.
— Неужели у вас не хватает сил одернуть этого сорванца? Поглядите-ка только, что он наделал своими стрелами! — пожаловалась Асмик подошедшим в это время Камо и Армену. — Поглядите, он курицу ранил, несколько гусиных яиц разбил…
Вернулись и дед с Грикором. Узнав о происшествии, старик возмущенно покачал головой.
— Заявим в сельсовет, — предложил Грикор.
— Мужчина должен собственной рукой расправляться с негодяями, — сказал дед Асатур. — Мужчине недостойно жаловаться.
Армен задумчиво покачал головой:
— На него надо повлиять, тут силой ничего не поделаешь.
Камо усмехнулся:
— Повлиять?… Лаской, может быть?…
— Его надо заставить раскаяться, Армен прав, — сказала Асмик.
— По-моему, он просто раздражен, завидует нам, нашей работе. Он, пожалуй, не прочь и примириться и подружиться с нами. Его исправить можно.
— Эх, Армен! — безнадежно махнул рукой Камо. Они вошли в сарай.
— Температура пала, сердце не бьется, — сказал Грикор, пощупав инкубатор. — Он, бедный, и вправду подыхает.
Асмик чуть не фыркнула, но, посмотрев на Камо, сдержалась — такое у него было строгое лицо.
— Как же ты считал? — спросил Камо у Армена; в голосе его звучал упрек. — Ведь ты уверял, что энергии вполне хватит.
— Ошибся, должно быть.
— Если аккумуляторы поставить в автомобиль, много силы они потеряют? — неожиданно спросил Грикор, словно что-то вспомнив.
— Конечно.
— Вот так так! — воскликнул Грикор. — Что же я вам не сказал!… Ведь те, что ты в последний раз принес, заведующий складом раньше давал шоферу.
— Как?! — вскочил с места Камо.
— Очень просто. Шофер просил дать ему аккумуляторы, а завскладом отказывал. Шофер стал требовать: «Все дело сорвется, если не пойдет машина». Ну, тогда заведующий уступил. «Бери, говорит, только верни скорее».
— Ну, теперь понятно… — мрачно сказал Камо.
— А ты Армена обвиняешь, что он ошибся в расчетах! — упрекнула Асмик Камо.
— Ведь он же ученый, разве он может ошибиться в счете? Если ошибется — лишим звания. Разве он может сосчитать неправильно? — обиделся за Армена и Грикор.
Камо набросился на Грикора:
— Что же ты не сказал нам вовремя?
— Довольно обвинять друг друга, надо скорее придумать, что делать, — вмешался Армен. — Будь здесь колхозная машина — сняли бы аккумуляторы.
— Чего ты отчаиваешься? Привезем из города, — хотел подбодрить его Камо.
— Из города?… Пока поедете, найдете, привезете — остынут яйца… И этот, что проклюнулся, скоро умрет.
— Умрет? — всполошилась Асмик. Она схватила яйцо и начала согревать его своим дыханием. — Я не дам умереть ни одному птенчику. Ну, скорее придумайте же что-нибудь! — говорила она, с трудом сдерживая слезы.
— Дедушка, — сказал Камо, — мы тебя спрашивали — ты ничего не сказал. Неужели и ты не придумаешь, как спасти гусят?
— Не все в книгах найдешь, не всегда и дедовский опыт помогает… Я больше насчет медведей мастер. Яйцо — дело бабье. Пойдем-ка к моей старухе — у нее спросим: она много наседок за свою жизнь пересажала…
Бабушка Наргиз приняла ребят ласково и, выслушав их. спросила;
— Так сколько дней осталось?
— Один.
— Один только?…
Но прежде чем ответить детям на их вопрос, старуха, по охотничьему обычаю своего мужа, накрыла на стол и начала угощать ребят всем, что было в доме.
— Бабушка, нам не до еды: сейчас ничто в горло не пойдет. Ты нам помоги — скажи, как птенцов спасти? — упрашивал бабушку Камо.
— Кушайте, ребятки, кушайте. Все скажу. И для этого есть средство, не пугайтесь, — спокойно говорила старуха, подвигая детям тарелки с сыром. — Кушай, родненький, — повторила она, целуя Камо. — Ты давно забыл о бабушке из-за этих твоих цыплят.
— Не хочу я есть, бабушка. Ты мне скажи, как спасти птенцов? — нетерпеливо твердил Камо.
Старуха улыбнулась. Ее доброе маленькое худенькое лицо покрылось тонкой сеткой морщин.
— Ну, — сказала она, — есть такой способ. Если некоторое время подержать яйца за пазухой или под мышками — вылупятся. Бывает и так: выведет курица несколько цыплят, займется ими и оставшиеся яйца бросает — не желает досиживать. Несколько раз я такие яйца у себя за пазухой донашивала.
— Ну, ученый брат; что ты скажешь на это? — спросил Камо у Армена.
— — По-моему, это не противоречит науке. Для выведения цыплят нужна только равномерная теплота, ничего больше. Но в книгах говорится, что температура должна доходить до тридцати девяти градусов, а нормальная температура у человека не превышает тридцати семи… Как же так, бабушка?
— В ваших градусах я ничего не понимаю, милый мой, — спокойно ответила бабушка. — В последний день цыпленок — уже готовая птица, ему уже дышать воздухом надо, бегать, есть. Теплоты человека для него довольно. А градусов я не знаю… Знаю только, что согреешь на груди — обязательно выйдут, выживут.
— Верно, верно! — поддержал бабушку Армен.
— Значит, так и сделаем. Асмик, собирай школьников! — приказал Камо.
Видя Камо и его товарищей озабоченными, школьники почувствовали, что произошло что-то неладное.
— Что случилось? — тревожно спрашивали они. Камо кратко сообщил о том, что случилось на ферме.
— Для спасения жизни гусят вы должны по нескольку часов продержать под мышками яйца, — сказал он.
Необычное предложение это сначала всех крайне удивило. Его готовы были принять за шутку.
— Как так? Стать наседками? — спросила одна маленькая насмешница и фыркнула.
Все засмеялись.
Но тут взволнованно заговорила Асмик:
— Надо спешить, надо спешить! Нельзя опаздывать — ведь там умирают маленькие беспомощные птенцы! Умоляю вас… — Голос у Асмик задрожал.
Волнение, охватившее ее, передалось всем. Школьники, за минуту перед тем весело шутившие, посерьезнели.
— Ну, чего же мы ждем? — раздался звонкий голос с. — Идем, идем спасать гусят!
Дети бросились к колхозному сараю.
— Будьте осторожны, не раздавите яйца у себя под мышками, — предупреждала всех Асмик. — Если не вылупятся — духом не падайте: могут немного запоздать.
— Горе тому, кто раздавит яйцо! — - грозно хмурил брови Грикор.
— Опозорились мы перед селом… — ворчал дед Асатур. Все же и он, спрятав на груди несколько яиц, понес их своей старухе.
— Бери, Наргиз, бери… Ничего не поделаешь: раз ошиблись, надо исправить ошибку, — сказал дед жене. — Да ты бы пошла к детям, показала, как надо делать, а не то всех гусят передушат.
…Асмик и сама не спала всю ночь к матери не давал уснуть.
— Мам, опять стукнул… Ну почему же не выходит? — то и дело говорила она.
Чтобы не уснуть, Асмик принялась читать, но вскоре книга выскользнула из ее рук и упала на пол.
Асмик в ужасе проснулась. Первой ее мыслью было: не задавила ли она птенца?
Как бы в ответ на вопрос девочки, под мышкой у нее что-то зашевелилось.
Асмик сунула руку за пазуху, нащупала и вынула обломки скорлупы, а вслед за тем извлекла и крошечное существо неуклюжее, круглое, с едва пробившимся пушком и плоским клювиком.
Беспомощное, оно до слез растрогало девочку.
— Какой славненький, какой хорошенький! — повторяла Асмик, разглядывая сидевшего на ее ладони новорожденного гусенка.
Радость
Так было в эту ночь и во многих других домах в селе Личк. У детей под мышками начинали шевелиться птенцы, слышался легкий хруст разбиваемой скорлупы, тоненький писк. Легонькие, пушистые, теплые созданьица выглядывали на свет из своих темниц.
Ну и радость же была в тот день в селе! Детям не хотелось расставаться со своими питомцами.
Они ласкали гусят, кормили крутым желтком и очень неохотно относили на ферму.
На ферме царила сумятица. Начали вылупляться гусята и у наседок.
Наседки сердито клохтали, не зная, что им делать — то ли опекать новорожденных, то ли сидеть на яйцах, ожидая запоздавших.
Их, по-видимому, удивлял странный вид цыплят: таких неуклюжих в жизни у них не было!
Начали трескаться яйца и во втором, исправном инкубаторе. Дед Асатур поглядывал на кругленьких птенцов, копошившихся в «печке», и только покачивал головой.
И так велика была радость деда, что он поспешил сейчас же домой, чтобы поделиться мыслями со своей старухой.
— Говорю тебе, Наргиз, из этой железной печки цыплята сотнями выходят, — рассказывал старик, по своей привычке все преувеличивая. — Ты подумай только, какую умную штуку выдумали! Подумай только, сколько кур освобождается от своих обязанностей: не надо им целый месяц на яйцах сидеть, не надо цыплят опекать… Пусть себе железная наседка цыплят выводит. Видишь ты, до чего наука дошла!
— Чтоб мне ослепнуть! Да разве без матери цыплят выводят? Разве без сердца душа живая родиться может?… — возмутилась старуха.
— Что тут сердцу делать? Цыплята выходят, Анаид их кормит, ходит за ними — какая тебе еще нужна мать, какое сердце? — рассердился дед.
— Как же можно без матери? Разве без матери обойдешься? — негодовала Наргиз, как и все матери, проведшая немало бессонных ночей у колыбели своих детей.
И странно было ей слышать, что какое бы то ни было живое существо может родиться и жить без материнской ласки и заботы.
Дед заторопился назад в сарай.
Однажды ферму навестил -председатель колхоза Баграт. Увидел гусят, и в глазах у него забегали веселые огоньки. Но он и виду не подал, что рад. Наоборот, он принялся сурово отчитывать собравшихся комсомольцев:
— А ну-ка, хозяева, отвечайте! Ферму вы устроили, а о корме для птиц на зиму подумали?
— Корм мы из дому принесем, — ответил Камо.
— Из дому?… Эх, несерьезный вы народ! Так большие дела не делаются. Там, внизу, я приказал вспахать полгектара земли. Возьмите ее. Подите на склад, вам дадут ячменя семенного. Посейте. Вот вам и корм… Ну, чего опешили? Говорю, подите к завскладом, ордер уже выписан.
Баграт повернулся, сделал несколько шагов, но опять остановился:
— Землю эту обработаете сами. Агроном поможет вам это сделать по всем правилам агрономической науки. Иначе — отберу!
Председатель ушел.
Ребята поглядели друг на друга и чуть не пустились плясать от радости.
— Ну, Армен, — весело сказал Камо. — тебе поручается организовать «посевную кампанию» и собрать такой урожай, чтобы на каждого птенца по пять килограммов ячменя получить!
— Армен не оставит моих птенцов голодными, — вмешалась Асмик. Она сказала это так ласково, что Армен покраснел.
— Конечно, — тотчас согласился он, — голодными не останутся. Ячменя вполне хватит, тем более что одного птенца из четырех мы выпустим на озеро.
— Одного из четырех? — обеспокоилась Асмик. — Почему так много?
— Не много. В прошлый раз мы собрались — тебя тогда не было — и с дедушкой Асатуром стали подсчитывать, сколько бы птенцов вышло из собранных нами яиц осенью, если бы мы не тронули этих яиц. Ну вот, подсчитали и решили, что подрос бы и остался на Гилли только один из четырех. Поэтому, чтобы отдать свой долг Гилли…
— Ой, не говори, это ужасно!… — перебила его Асмик. — Столько забот, мучений и… выпустить!
— А природа? Ведь мы натуралисты и должны понимать… Ты погляди, Асмик, какое мы блестящее дело сделали, а ведь нас за него и браконьерами окрестили, и еще не знаю кем! Гилли получит назад полностью то, что мы взяли у него. Мы нанесли ему вред — мы его и покроем. Да у нас останется сто пятьдесят птенцов сверх того, что могло бы остаться на озере, если бы мы не взяли яиц. Что же тут нехорошего? Что могут сказать те, кто обвиняет нас в расхищении природных богатств и в браконьерстве?… Вот, Асмик, дорогая, посмотри, чтоб у одного из четырех твоих питомцев крыльев не подрезали, Этим — лететь на юг!…
Под вечер дед -Асатур зашел на ферму. Там не было ни души. Вдруг старик заметил притаившегося за изгородью Сэто.
— А ну, убирайся-ка подальше от фермы, не то, клянусь бородой, шкуру спущу! — закричал охотник.
— Какая там ферма! — засмеялся Сэто. — Ваша ферма в реке плавает!
Дед кинулся к речке.
И в самом деле, крошечные гусята, утята, лысухи, оказавшись в своей стихии, в восторге плавали, окунались в воду, ныряли…
Наседки в ужасе бегали по берегу и на своем птичьем языке, громко кудахтая, звали на помощь. Таких странных цыплят они никогда еще не видали!
Весело смеялись сбежавшиеся школьники. Шутник Грикор на ручной тележке с грохотом провез мимо них инкубаторы.
— Дорогу, дорогу! — кричал он. — Железная наседка спешит на помощь своим птенцам!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Севан сегодня и завтра
Читатель, проезжая в июне через Семеновский перевал, ты не сможешь сдержать восхищения, увидев озеро Севан. Как бы ты ни спешил — остановишься, чтобы насладиться несравненной красотой водной лазури, покоящейся в объятиях гор. Прекрасен Севан в это время года! Всегда обнаженные и мрачные горы вокруг озера в июне одеваются в пышный зеленый наряд, украшаются несчетным множеством цветов. И, когда смотришь на Севан, два резко различающихся в своей окраску тона радуют глаз: безграничная голубая ширь водной глади и уходящая от берегов озера вверх, к небу, изумрудная зелень гор.