Милый Папочка, не правда ли, вы рады, что вы не девушка? Вы, должно быть, находите, что та суета, которую мы поднимаем из-за платьев, — абсолютная глупость? Пожалуй, так. Но это полностью ваша вина. Вы когда-нибудь слышали об ученом Господине Профессоре, который с презрением относился к ненужным нарядам и проповедовал разумную, утилитарную одежду для женщин? Его жена оказалась очень мягким, уступчивым существом и приняла «реформу одежды». И что же, вы думаете, он сделал? Сбежал с хористкой.
* * *
* * *
P.S. У нас был костюмированный бал в гимнастическом зале. На этой картинке вы можете видеть, как мы похожи на настоящих балерин. Та, что в конце выполняет изящный пируэт, кажется, я.
* * *
Мне очень жаль, что галстук, который я вам послала, несколько велик; я связала его собственными руками (в чем вы, без сомнения, сами убедились). Носите его в холодные дни и застегивайтесь на все пуговицы. Спасибо, Папочка, тысячу раз. Я думаю, вы самый добрый человек, который когда-либо жил на свете, — и самый безрассудный!
9 января
Хотите ли вы, Папочка, сделать то, что обеспечит вам вечное спасение? Тут есть одна семья, которая находится в ужасной нужде. Мать, отец и четверо «видимых» детей — два старших мальчика отправились искать счастья по свету и не вернулись обратно. Отец работал на стекольном заводе, получил чахотку — это очень вредная работа — и теперь отправлен в больницу. На это ушли все их сбережения, и вся забота о семье целиком легла на старшую дочь, которой двадцать четыре года. Она шьет и зарабатывает полтора доллара в день (когда есть работа) и вышивает по вечерам. Мать — слабая женщина, очень набожная и совершенно бездеятельная. Она сидит сложа руки, всем видом выражая терпеливую покорность судьбе, в то время как ее дочь обременена чрезмерным трудом, ответственностью и заботой; она не знает, как им удастся пережить остаток зимы — и я тоже не знаю. Сто долларов дали бы им возможность купить угля и обувь для троих детей, чтобы они могли ходить в школу, да еще остался бы маленький запас, так что ей не надо было бы умирать от беспокойства всякий раз, когда она в течение нескольких дней не получает работы.
Вы самый богатый человек, которого я знаю. Как вы полагаете, не могли бы вы уделить сотню долларов? Эта девушка заслуживает помощи больше, чем когда-либо заслуживала я. Прошу только для нее; мне совершенно безразлично, что будет с ее матерью — она такая мягкотелая. Когда люди вечно закатывают глаза к небу и говорят: «Вероятно, это все к лучшему», когда они совершенно твердо убеждены, что это не так, приводит меня в бешенство. Покорность это или смирение, или как бы вы это ни называли, — просто бессильная инертность. Я стою за более воинственную религию!
Нам задают ужасно трудные уроки по философии — к завтрашнему дню всего Шопенгауэра. Профессор, кажется, не представляет, что у нас есть и другие предметы. Он препотешная старая утка; вечно витает в облаках и изумленно мигает, если случайно ступит на твердую почву. Он пытается облегчить свои лекции случайными остротами — и мы прилагаем все усилия к тому, чтобы улыбаться, но, уверяю вас, его шутки не смешны. Все свободное время между лекциями он проводит, пытаясь разгадать, существует ли материя в действительности или он только думает, что она существует. Я уверена, что моя швея не сомневается в том, что она существует!
Как вы думаете, где мой новый роман? В корзине для мусора. Я отлично вижу, что он никуда не годится, а если сам любящий автор сознает это, каково же будет мнение критикующей публики?
* * *
* * *
* * *
5 марта
ДОРОГОЙ МИСТЕР ОПЕКУН.
Завтра первая среда месяца — тяжелый день для Приюта Джона Грайера. Какое облегчение они испытают, когда наступит пять часов и вы погладите их по головкам и отбудете. Скажите, вы (лично) гладили меня когда-нибудь по головке, Папочка? Мне кажется, нет — в моей памяти сохранились только толстые опекуны.
Передайте, пожалуйста. Приюту мой привет — мой искренний привет. Теперь, когда я смотрю на него через дымку четырех лет, я испытываю к нему почти нежное чувство. Когда я впервые приехала в колледж, я была очень озлоблена тем, что у меня не было нормального детства, которое было у других девушек. Но теперь я думаю совсем иначе.