Да еще в придачу на меня обрушился приступ неизбежной клаустрофобии, от которой в тесных замкнутых пространствах начинает бешено колотиться сердце. Поэтому я сейчас готова наброситься и разорвать на куски первого, кто приблизится ко мне с разговорами.
Одно утешение, случись с самолетом что рискованное, нас крылья спасут, и мы шестеро явно выйдем сухими из воды.
На триста шестьдесят градусов обозреваю салон самолета. Ангел с Тоталом уже свернулись на одном из диванчиков и мгновенно заснули. Газман и Клык играют в покер, Игги растянулся в шезлонге и слушает подаренный ему моей мамой айпод.
— Здравствуйте, я ваш стюард. Меня зовут Кевин Окум. Хотите содовой? Могу предложить и другие напитки. — Рядом со мной стоит красивый молодой человек и держит в руке уставленный бутылками поднос.
— Спасибо, Кевин. Мне, пожалуйста, диетическую колу. Только чтоб банку прямо при мне открыть.
Осторожность нигде не помешает. Даже в индивидуальном правительственном самолете.
Он протягивает мне закрытую банку и стаканчик со льдом. Надж — она сидит напротив меня — нетерпеливо спрашивает:
— А безалкогольное пиво из кореньев у вас есть? Я его в Новом Орлеане пробовала — та-а-акое вкусное!
— Извините, но пива из кореньев нет.
— Жа-а-аль, — разочарованно тянет Надж, — а хоть Джолт есть?
— Там очень большое содержание кофеина, — пытается возразить ей Кевин.
Мы с Надж переглядываемся:
— Уж конечно, после всего того что мы пережили, высокое содержание кофеина — самая страшная опасность, угрожающая нашим жизням.
Надж развеселилась. Ее смуглое личико точно светится изнутри. Стюард не выдерживает и ставит банку Джолта на столик между нами.
— Спасибо, — вежливо благодарит Надж быстро удаляющегося от нас молодого человека и протягивает за напитком руку. Вдруг банка сама въезжает прямо в ее раскрытую ладонь.
Что бы это значило? Похоже, мы одновременно задаемся одним и тем же вопросом.
— Самолет наклонился, — говорит Надж.
— Ага, наклонился. Но все-таки давай проверим. Просто так, шутки ради. Давай…
Я отбираю от нее банку и ставлю обратно на стол. Протягиваю к ней руку — банка стоит неподвижно.
Надж тянется к банке — банка снова вскакивает ей в пальцы.
Широко раскрытыми от удивления глазами недоуменно смотрим друг на друга.
— Это самолет опять наклонился.
— Ммм… не уверена. — Я еще раз забираю у нее банку и заставляю Надж потянуться к ней с другой стороны. Банка снова подъезжает к ее руке.
— Я магнитная, — шепчет Надж с восторгом и ужасом.
— Надеюсь, ты не начнешь намертво прилипать к холодильникам и разным другим железякам.
— Что происходит? — интересуется Клык. Почуяв новости, он плюхается рядом со мной, а за ним и Газ втискивается в кресло Надж.
— Я намагничена, — отвечает Надж с гордостью. Она, видно, уже освоилась с мыслью о своих новых возможностях.
В ответ Клык удивленно поднял брови, взял металлическую ручку, поднес ее к руке Надж и отпустил. Ручка упала на пол.
Надж нахмурилась. Наклонилась ее поднять — ручка сама прыгнула ей в руку.
Газзи присвистнул:
— Ты, правда, магнитная… местами.
— Нет, не думаю. Тут, Надж, дело не в магните, — размышляет Клык. Скорее, ты можешь притягивать к себе металл. Если захочешь.
Весь остаток полета мы экспериментировали с вновь открытыми способностями Надж и даже не заметили, как на горизонте показался Вашингтон. О его приближении нам возвестило только появление Джеба. Едва он глянул на наши возбужденные лица, как глаза его сразу подозрительно сузились:
— В чем дело? — этот его родительский тон нам хорошо знаком. Мол, я вас и ваши закидоны насквозь вижу, не придуривайтесь. Мы когда-то много лет назад жили с ним в нашем секретном доме в горах в Колорадо. Именно такой голос — и лицо тоже соответствующее — был у него, когда он нашел в туалете лягушек. Я тот случай отлично помню. Только, кажется, что все это происходило давным-давно, в позапрошлой жизни.
Я только открыла рот сказать: «ни в чем», как Надж брякнула:
— Я могу притягивать к себе металлические предметы.
Джеб присел, и она стала демонстрировать ему свои достижения.
— Не знаю, откуда у тебя эти способности, — медленно, точно думает вслух, говорит Джеб. — Сколько я знаю, ничего похожего никогда ни в ком из вас запрограммировано не было. Хотя… хотя, возможно, ребята, что ваши мутации начали развиваться собственными независимыми и незапланированными путями.
6
Клык.
Клык.
Клык.
Клык.
Все. На сегодня конец. Мне пора.
Пока. Клык.
7
С моей мамой, доктором Мартинез, мы расстались всего несколько дней назад. Но увидеть ее снова — большая радость. И всем нашим, и мне особенно.
Элла, моя единокровная сестра, осталась в Аризоне, но мама прилетела в Вашингтон на нашу важную встречу. Сначала я с ней вволю наобнималась, а стая терпеливо ждала своей очереди. Потом мама по очереди обняла Клыка, Надж, Игги, Газа и Ангела. Тотал многозначительно закашлял у ее ног, и она наклонилась и тоже покрепче его стиснула.
Отдохнуть и собраться с мыслями перед ответственной встречей мама и Джеб отвели нас на секретную явочную квартиру. Как они ее назвали, «дом безопасного проживания». Но я в этот «дом безопасного проживания» на фиг не верю. Такая же чухня, как «гигантские креветки». Как креветок гигантских еще Боженька не создал, так и места, где бы мы себя в безопасности чувствовали, еще на земле не появилось. Если только на Марсе, да и то ракеты уже и туда запускать повадились.
Но я брюзжу, а и на этой явочной квартире есть свои радости. Например, восхитительно горячий душ. Я долго и с наслаждением стояла под сильной, чуть не обжигающей, струей. Потом надела все чистое — откуда только мама знает все наши размеры? — распутала и расчесала волосы. Несколько месяцев назад я в Нью-Йорке их коротко остригла. Но они уже снова изрядно отросли. Гляжу не себя в зеркало. Радуюсь, что мое отражение не глазеет на меня рожей ирейзера. К сведению недавно присоединившихся читателей, это прежде случалось со мной пару раз, и у меня тогда совершенно сносило крышу.
Значит так, вернемся к моему отражению в зеркале. Выгляжу я теперь старше. Ребенком меня больше никто не назовет. Подросток, да и только. А если причесаться, то, глядишь, и девушкой звать станут.
— Что ты там делаешь? — орет Игги и колошматит в дверь ванной. — Усы себе фабришь?
Рывком открываю дверь и с силой пихаю его в грудь — не хрен соваться:
— Нет у меня никаких усов, кретин!
Игги хихикает, но на всякий случай поднимает руки защититься, коли мне взбредет в голову его стукнуть. А я ехидно добавляю:
— И у тебя, между прочим, тоже никаких усов нет. Может, года через два появятся, если повезет. Так что ты надейся.
Захлопываю дверь, а он остается в коридоре обеспокоенно ощупывать свою верхнюю губу.
Спустя какое-то время вся стая собралась в гостиной. Противоестественно чистые, ребята сидят принужденно прямо, и лица у всех натянутые и напряженные. Едва я вошла, ко мне с жалобами кинулся Тотал:
— Меня помы-ы-ыли…
Действительно, его черная шерсть сияет и кучерявится.
— Ты прекрасно выглядишь! — я глажу его по спине. — Пушистый и мягкий, тебе очень идет.
Тотал остается раздумывать, польстила я ему или подкалываю. Пока он решает, я от греха подальше отхожу в сторону.
Клык, стоя перед окном, украдкой выглядывает из-за плотной занавески.
— Что там происходит?
Он бегло окидывает меня взглядом и как-то без особого значения пожимает плечами. Потом поворачивается и вперяется в меня широко раскрытыми глазами:
— Что случилось с твоим загаром?
— Это был не загар.
Он поднимает брови. Приходится объяснять прямо:
— Это была грязь.
Он улыбается той улыбкой, от которой земля уходит у меня из-под ног. Будто невольно он протягивает руку и дотрагивается до упавших мне на плечи волос.
— Ты похожа на… девочку. — В голосе у него звучит нескрываемое удивление.
— Этому есть веские причины.
— Да нет, я имею в виду, настоящую… — он, похоже, поймал себя за язык, спохватился и снова уставился в окно.
Я агрессивно уперла руки в боки:
— Настоящую кого? Договаривай! — А про себя думаю: «Ты бы, Клык, поосторожней в выражениях. А то хуже будет!»
Пока он размышляет, как выпутаться из самому себе расставленной ловушки, Надж подлетает ко мне со своим всегдашним тарахтением:
— Макс, Макс, ты смотрелась в зеркало? Ты такая красивая! А кофточка у тебя — класс! Последняя модель! Тебе меньше шестнадцати ни за что не дашь!
Я смущаюсь и сконфуженно бормочу:
— Спасибо.
Мой всегдашний прикид — заляпанные грязью древние джинсы и футболки с неизбежно запекшимися пятнами крови. Так что не мудрено, что они вылупились на мои обновы.
Макс, ты меня слышишь?
Я вздрогнула, заслышав Голос у себя в голове. (У тебя, дорогой читатель, есть в голове посторонний внутренний Голос? Если нет, советую приобрести в супермаркете. Или по Интернету заказать, с доставкой на дом и с установкой).
Эта встреча чрезвычайной важности. Пожалуйста, не вздумай выкинуть никаких фортелей. Помни свою задачу, не зацикливайся на своих страхах, слушай, что они тебе скажут, и будь готова рассмотреть их предложения.
«Как скажешь, Джеб, — думаю я. — Сколько можно одно и то же мне твердить про миссии да спасение мира… бла, бла, бла… Давай, проваливай поскорее».
Я не Джеб, — говорит Голос, — тут ты ошибаешься.
Чего-чего?
Тебе, Макс, известна только часть картины, — продолжает Голос. — Но это далеко не все. Зачастую, когда ты в чем-то абсолютно уверена, это «что-то» оказывается ошибкой. Причем такой, которая все, совершенно все, что тебе известно, переворачивает вверх тормашками.
О Господи, только не это! Мне хочется вопить во все горло. Всю жизнь только два шага сделаю, хоть на один шаг, но опять отступать приходится. Смогу я когда-нибудь двигаться все прямо и прямо?
Не паникуй! Ты на верном пути. Ты уверенно движешься вперед, — успокаивает меня Голос.
В этот момент Джеб входит в комнату. Потирает руки, будто пришел с мороза:
— Пора. Время идти на встречу.
8
Дорогие читатели, надеюсь, вы все видели здание Капитолия в Вашингтоне. Если не на самом деле, то на открытках. Большое, белое, с куполом наверху. Видели? Но не Белый Дом, а другое, ко-лос-саль-но-е!!! Туда-то нас и доставили в черном лимузине, как настоящих знаменитостей. Внутри, после нескончаемой череды коридоров, холлов и лестниц, мы, наконец, оказались в большом конференц-зале с видом на ухоженный сад за огромными окнами.
Человек двадцать, если не больше, расселись за длинным столом заседаний. Некоторые — в военной форме. Когда мы вошли, окруженные агентами секретной службы, все выпрямились, и головы как по команде повернулись в нашу сторону. Пока мама не переплела свои пальцы с моими и не сжала мне ладонь, я даже не подозревала, что мне нужно взять кого-нибудь за руку. Но от ее пожатия внезапно стало легче.
— Добро пожаловать в Капитолий. Спасибо, что пришли. — Высокий мужчина в форме цвета хаки встал из-за стола, подошел к нам и торжественно пожал руки сначала Джебу и маме, а потом всем нам. — Пожалуйста, садитесь. Не хотите ли чаю? Кофе? Содовой? Воды со льдом? О, я вижу вы собаку с собой привели. Очень симпатичный скотти.
Он неуверенно улыбнулся, недоумевая, кто это позволил привести собаку в правительственное здание. Я прикусила губу, опасаясь, что Тотал сейчас возникнет на тему «симпатичного скотти». Но он, по счастью, смолчал. Только едва слышно зашипел и уселся на стул рядом с Ангелом.
Весь следующий час прошел под заголовком: «Обзор жизни летающих детей-мутантов». О нашем детстве, проведенном в собачьих клетках в лаборатории в Школе, у них не было никаких сведений, фотографий или фильмов. Но про последние шесть месяцев — документов хоть отбавляй: съемки наших полетов на разной высоте, документальные репортажи сражений с людьми, с ирейзерами и даже с последним электронным поколением наших преследователей, с флайбоями. Они даже каким-то образом засняли наши забавы у Анны Валкер в ее доме в Северной Вирджинии. Глядя на ее газоны и диваны, я снова психанула и разозлилась.
Напоследок нам прокрутили прерывистую и местами мутную трехминутную хронику недавних событий внутри немецкого главного штаба ИТАКСа. Сначала мое состязание с Омегой, суперусовершенствованным, суперсильным, супербыстрым, суперумным, которого я, несмотря на все его «суперы», сравняла с землей. Потом пошли кадры поднятого клонами восстания и съемки рассерженных подростков, ворвавшихся в замок нам на выручку.