Васята толкнул Васю:
— Глянь, лягушевские пришли.
Около озера появилась группа лягушевских ребят. Многие из них были с палками. Лягушевские чувствовали себя хозяевами озера и чужаков с Сиротской слободы считали заклятыми врагами.
Несправедливости в этом не было, потому что сиротские тоже считали своим долгом валтузить лягушевских, если те пытались проникнуть в сиротский край Лягушевского оврага.
Лягушевские начали стращать:
— Эй, вы, «сироты»! Уходите с нашего озера, а то мы вам сейчас дадим! Дорогу покажем, по какой бежать лучше!
Вася поглядывал на наступающих и командовал:
— Давайте играть, будто мы не слышим. Пускай поближе подойдут. Санька с Гришкой и Колькой отойдите налево, а мы с Васятой, Мишкой и Ванькой тут их встретим. Как «лягушки» сюда подойдут, вы сзаду нажимайте...
— Глухие вы, что ли? — орали «лягушки». — Давайте мы вам ухи прочистим!
Размахивая палками, они скатывались на лед. Ледышки, комья снега полетели в «сиротских».
Подняв над головой биту, Вася бросился навстречу:
— В атаку, ура-а-а!
— Ура-а-а! — как гром прокатилось по рядам доблестного войска Сиротской слободы.
Не ожидавшие такого отпора, «лягушки» растерялись.
— Ура-а! Ура-а! — ужасающе взревел Васин отряд, врезаясь в расстроенные ряды ошалевшего неприятеля. «Лягушки» пустились наутек.
— Стойтя! Куда вы? Вертайтесь! — бесновался командир «лягушат», долговязый подросток по кличке Стропило. С помощью кулаков Стропиле удалось приостановить позорное бегство. Придерживая шапку, он бросился на Васю:
— А ну выходи один на один!
— Чур, никто не подходи! — крикнул Вася и принял бой.
Это был исторический поединок. Два полководца сражались не на живот, а на смерть, а два войска поочередно то замирали в молчании, то оглашали воздух торжествующими криками.
Силы противников оказались равными. Крепко обхватив друг друга, они пыхтели, ничего не видя от ослепившей их ярости.
В это время на дороге показался Иван Степанович. Сначала он молча наблюдал за сражением, потом крякнул, спустился на лед, и, схваченные за шиворот, два великих полководца повисли в воздухе, как кутята. Вася опешил, а Стропило перепугался, увидев здоровенного бородатого дядю.
Иван Степанович стукнул неприятелей лбами, раскидал их в стороны и, буркнув: «Васька, домой», — ушел.
Идя домой, Вася готовился к тому, что отец ему «пропишет». Васята, как мог, старался отвлечь приятеля от невеселых мыслей.
— Знаешь, Настька-то вчера на твоей скамейке три раза кряду скатилась, а потом ни с чего разозлилась и домой пошла. Скамейку на горе бросила. Я ее прибрал.
На сердце у Васи полегчало: «Значит, цела, не покалечилась, дура бешеная».
— Если тебе не попадет, выходи на большую гору, ладно?
Вася окрысился:
— Ты что, тятьки моего не знаешь? «Если не попадет», — передразнил он. — Как пить дать попадет. Только я все равно приду.
Но тут произошло чудо чудное: отец был в благодушном настроении.
— Драться не умеете, — попрекнул он Васю. — Обнялись и топчетесь. Рази это драка? Срамота!
ИЗ-ЗА ОСТРОВА НА СТРЕЖЕНЬ
Васята запечалился: вот уже третий день, как Наташа не появлялась в мастерской. Наконец он не стерпел:
— Кузьма Алексеевич, почему Наташа не приходит?
— Не знаю, девчонки к ней из школы бегают, танцы учат. Мать над ними там командует.
Васята вздохнул и с тоской поглядел на двор, где торчала покинутая Наташей горка.
Вдруг дверь распахнулась и, закутанная с головой в материн салоп, в мастерской появилась Наташа.
— Ты чего так вырядилась? — удивился Кузьма Алексеевич.
Лукавая девчонка молча вытащила ноги из большущих валенок и выскользнула из салопа, сбросив его на верстак. Сверкающая звездочка, белоснежная снежинка появилась перед парнишками в мешковинных фартуках. Блеснув плутоватым взглядом на обомлевшего Васяту, снежинка поднялась на пальчики и закружилась.
Большая колючая елочная звезда дрожала на волнистых рыжих волосах. Коротенькая пушистая юбочка взлетала и колыхалась, рассыпая сияющие искорки от нашитых на нее блесток. Разбросав в стороны руки, Наташа, кружась и приседая, приблизилась к отцу.
— Ловко! — залюбовался Кузьма Алексеевич и осторожно, указательными пальцами, взял Наташу за узенькие плечи.
— Эго мы на рождестве в школе будем танцевать! — Снежинка снова закружилась и тоненько запела:
Мы, белые снежиночки,
Спустилися сюда...
— Ты поэтому и не приходила? — тихо спросил Васята, когда елочная звезда засияла перед его носом.
— Ну да. Мы с девочками репетируем... А потом костюмы шили.
— Красиво как! — наконец опомнился Вася.
Васята хвастливо поглядел на друга.
— Вот она какая у нас, Наташа!
...Истоптанная, изъезженная большая гора отдыхала. Ребята забыли ее. Все вечера они проводили у Новиковых в холодной половине дома. Наташин танец не прошел бесследно для Васи. Он загорелся мыслью тоже устроить представление.
Ребята упоенно репетировали постановку по песне о Степане Разине «Из-за острова на стрежень». Роль атамана со всеобщего согласия поручили Васе. Васята был Филькой. Исполнителей на остальные роли нашлось больше чем достаточно. Не хватало княжны. Посоветовавшись, ребята отрядили послов к девочкам.
С тех пор как мальчики перестали бывать на большой горе, девочки тоже не стали ходить туда и проводили вечера у Насти. Старик цыган забирался на печку с гитарой и как заведенный играл девочкам всякие танцы. Настя учила подруг танцевать.
Летом она часами простаивала в сторонке, неподалеку от танцующих барышень и молодых людей, и жадно следила за движениями танцоров.
— Так вприглядку и научилась! — смеясь, объясняла на подружкам.
Цыган любовался раскрасневшимися девочками.
— Самая сладкая ваша пора! — говорил он. — Из аленьких выросли, до больших не доросли. Нежные вы, как голубые цветы!
И вот в один из таких танцевальных вечеров в хибарку вошли Гриша Бумагин, Ваня Дружков и Васята Новиков.
Девочки удивленно уставились на незваных гостей, а гости, не зная с чего начать, бестолково переминались с ноги на ногу. Цыган пришел им на помощь. Он тихонько спросил у Насти имена мальчиков и, хлопнув в ладоши, запел:
К нам пожаловали золотые
Гриша, Ваня и Васята — дорогие!
Общее замешательство разрядилось взрывом веселого смеха.
Освоившиеся ребята рассказали о своей затее. К их удивлению, горячее всех отнесся к этому старый цыган.
— Тебе плясать надо будет? Да? А как плясать, ты знаешь? — допытывался он у Васяты.
— Спляшу! — самоуверенно ответил тот.
— Тогда покажи, прошу тебя, покажи свою пляску. Пусть цыган Яшка полюбуется!
Цыган взял гитару, на грифе которой голубой лентой была привязана бумажная роза. Ударив по струнам, спросил:
— Какую пляску играть?
— Русскую, — решительно сказал Васята.
— Давай русскую!
Васята считался хорошим плясуном. Вот и сейчас он, подбоченясь, прошел круг, потом подпрыгнул и, отбив лихую дробь, пустился вприсядку.
Ваня и Гриша, подбадривая приятеля, громко восхищались:
— Вот это да!
— Жми, Васята!
Красный и запыхавшийся Васята выкинул замысловатое коленце и остановился, победоносно поглядывая на цыгана.
— Нет! Так неладно! — вскочил Яшка. — Какая пляска, когда кровь спит? Дочка, на!
Он перебросил Насте гитару и вышел на середину. Перебирая струны, Настя вопросительно взглянула на отца:
— Какую?
— Ему русскую надо, русскую играй!
— Куда девался старый сухой старик? — крикнул Яшка. — Где он, старый цыган? Нету старого — молодой Яшка плясать пошел!
Вот это была пляска! В удалой русский мотив огнем влилась цыганская раздольная кровь. Распоясанная синяя рубаха то вздувалась пузырем, то облипала жилистое тело. И было похоже, что синее пламя металось по хибарке, то расстилаясь по земляному полу, то взвихриваясь до потолка. Наконец завертелось, закружилось и мгновенно погасло...
Цыган окаменел, только в горячих глазах еще вспыхивали огни, похожие на искры от костра.
Глядя на обалдевших ребят, Яшка сверкнул удивительно белыми зубами и прищелкнул языком:
— Вот как Фильке плясать надо!
— Нет, — ошеломленно выдохнул Васята. — Мне так ни в жизнь не суметь...
— Сумеешь! — похлопал его по плечу Яшка. — Научу, лучше меня плясать будешь. Приходи!
— Правда, ребята, — смешалась Настя. — Приходите к нам репетиции делать. Отец поможет.
Когда послы передали Васе предложение цыгана, он с радостью ухватился за него: «Может, Настя согласится быть персидской княжной?..» Но ни Настя, ни другие девчонки не захотели участвовать в постановке.
— Нас потом засмеют на улице, — оправдывались они. — Мы вам поможем — костюмы пошьем, а представлять не будем.
Мальчики пригорюнились. Надо одну-единственную девчонку — и той нет!
— Выходит, все пропало! Как же без княжны-то, а, Вась? — ныл Васята. — Кого ты за борт бросать будешь?
— Станешь скулить — тебя и выброшу! — ощетинился Вася. — Ребята, да неужто мы без девчонки не обойдемся? У нее и слов нет никаких. Только потанцует она маленько передо мной, а я ее схвачу — и за борт.
— А трудный танец-то? — озабоченно спросил Гриша.
— Танец-то? Вовсе не трудный. Цыган показывал. — Вася сомкнул над головой руки и, покачиваясь, пошел мелкими шажками.
Гриша, красный как рак, подражая Васе, изобразил княжну.
Сосредоточенно наблюдавшие ребята оживленно загалдели:
— Валяй, Гришка! Да у тебя лучше, чем у любой девчонки, выйдет! И ростом подходишь — вон ты насколько ниже Васи.
— Ладно, — обреченно вздохнул Гриша. — Чего ж теперь делать? Буду по-девчоночьи плясать, но только, чур... — он подозрительно посмотрел в глаза каждому, — чур, потом не дразниться!
— Да ты что?
— Рази можно!
— Ни за что не будем!
Но, как видно, в глазах приятелей было что-то противоречащее горячим завереньям, потому что Гриша заставил их дать страшную клятву: «Чтоб лопнули мои глаза!»
Клятву сначала каждый произнес отдельно, а потом — для крепости — все хором.
Девочки сдержали свое слово. Хибарка цыгана была завалена всяким старьем, выпрошенным артистами у своих матерей. Из рваных юбок, занавесок, рубах девочки смастерили замечательные костюмы.
Кузьма Алексеевич вместе с Васей и Васятой увлеченно вытачивал и выстругивал нужные для постановки шашки, сабли и пистоли. От Наташи все эти приготовления держались в строжайшем секрете, чтобы не узнала заранее, что первое представление будет у них в доме.
...На первый день святок, в сумерки, артисты явились к Зудиным. Все уже были в костюмах и гриме. Казаки в ярких рубахах, с головы до ног увешанные оружием. Купцы в длинных кафтанах, с бородами из пакли. Царские воины — тоже вооруженные до зубов. И наконец княжна в зеленых, сшитых из занавески шароварах, с головой закутанная в цветастое покрывало.
Поздравив хозяев с праздником, ребята сразу приступили к представлению.
Казаки напали на купцов. Купцы ползают на коленях перед Степаном Тимофеевичем и слезливо умоляют их помиловать. Но грозный атаман приказывает их казнить. Казаки уволакивают купцов.
Атаман открывает ящик с награбленными деньгами и, обращаясь к публике, поясняет, что ему это богатство совершенно не нужно, — он все раздаст бедным людям. Бедные люди выстраиваются в очередь, но в это время на казаков нападают царские воины.
Сцена битвы превзошла все ожидания. Артисты в азарте колотили и пыряли друг дружку деревянными шашками, падали, умирали, снова вскакивали, стонали, орали так естественно, что Наташа не на шутку перепугалась. Она не узнала в черноусых молодцах Васечку и Васю. Битва кончилась победой казаков. «Мертвецов» с поля боя вытащили в другую комнату, где они сразу образовали хор и, стараясь петь как можно басовитей, затянули:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны...
А на сцене, усевшись на длинную скамью, гребцы взмахнули воображаемыми веслами, и острогрудый челн поплыл по Волге. Молчаливая княжна немножечко потанцевала и безропотно приняла смерть в холодных волнах. Атаман, яростно вращая глазами, приказал Фильке плясать и, подбоченясь, встал на скамейке. Под бешеную пляску Фильки и ревущий изо всей мочи хор пьеса закончилась.
Зудин щедро одарил артистов орехами, пряниками и конфетами. Самым счастливым был Васята: Наташа сказала, что он плясал лучше всех!
Молва о замечательном спектакле побежала по Балакову, и не было дня, чтобы артистов не приглашали куда-нибудь на дом. Позарившись на щедрые подношения, девочки согласились участвовать в хоре, но княжной все равно оставался Гриша.
Так как Санька исполнял роль одного из купцов — уж больно здорово он умел вопить, — то рабочие завода Мамина, где Санька работал, пригласили ребят выступить у них в цехе.
Народу набилось полно, поэтому артисты играли с особенным вдохновением. Пьеса прошла с огромным успехом. Реплики с мест как бы дополняли бурные события, развертывающиеся на сцене.
Только под конец произошел маленький конфуз. Вася так безжалостно вышвырнул бессловесную княжну, что слышно было, как она грохнулась и, уже невидимая зрителю, пожаловалась басовитым мальчишеским голосом:
— Ты, Васька, чего так шибко бросаешь? Я ажно коленку зашиб!
Артисты не чуяли под собой земли. На улице их останавливали взрослые, хвалили: «Молодцы! Что хорошо, то хорошо, ничего не скажешь! Вы бы еще какую пьесу сыграли».
Ребята одолели Васю, чтобы он опять что-нибудь придумал.
— На пасху представление сделаем. Санька обещал выпросить у матери книжку.
— Там, знаешь, песня есть про коробейников, дюже жалостливая. Все плакать будут.
Но случилось так, что всегда аккуратный Санька не смог выполнить своего обещания.
ГРОБ НЕ ПО РОСТУ
Страшную весть принес Кузьма Алексеевич.
— Товарища вашего, Саньку, сегодня на заводе убило.
На литейном заводе Мамина произошел несчастный случай. Много раз рабочие требовали у администрации заменить трос, поднимающий площадку с чугунными болванками. Обращались к самому Мамину, но трос так и не сменили. И вот сегодня трос оборвался, и площадка раздавила Саньку.
Вася с Васятой побежали к заводу узнать, может, Саньку не насмерть задавило.
Рабочие бросили работу. Глухие железные ворота выпустили их на улицу и закрылись. Но люди не расходились. Узнав о несчастье, к заводу собрались рабочие ночной смены. Толпа гудела, как огромный рой пчел. Какой-то рабочий влез на ворота и обратился к толпе. Сквозь гул Вася слышал повторяющееся слово «похороны». Это слово ползло по толпе, сбрасывая с голов шапки. Сухой снег покрывал волосы, и казалось, что здесь собрались одни седые.
— Завтра никто из нас не возьмется за работу! Завтра все, как один, пойдем провожать в последний путь самого молодого из рабочих нашего завода — Александра Акуликина! У Сани Акуликина нужда отняла счастливые детские годы, а злодейское равнодушие богачей отняло и жизнь...
— Ведь еще вчера он сидел с нами. Васята, Санька-то вчера только с нами был, — повторял настойчиво Вася, как будто надеялся, что Санька вернется.
— Вчера вторник был, а сегодня среда, — неизвестно к чему сказал Васята.
Впервые осознав неумолимое движение времени, которое никто не может ни остановить, ни вернуть, Вася замолчал.
На другой день Кузьма Алексеевич отпустил ребят на похороны.
На балаковской площади было черно от собравшегося народа. Вдруг по толпе пронеслось: «Несут, несут...» Двое высоких рабочих несли на плечах гроб. Гроб был удивительно мал, и ребятам казалось невероятным, что в нем поместился Санька.
— Господи, — плакала какая-то женщина. — Ведь от парня-то ничего не осталось! Косточки ни одной не уцелело. Мать-то как увидела, так и упала — еле-еле водой отлили.