— Вот здорово! И я тоже Васька! Скажи как бывает! Только фамилия — Новиков. У меня тятька плотник.
Вася Чапаев шлепнул Новикова по плечу:
— И у меня ведь плотник!
Минуту они удивленно моргали, глядя друг на друга. Первым пришел в себя Новиков. Став серьезным, он протянул руку:
— Водиться будем?
Рука Васи стремительно подалась навстречу.
— Будем, — твердо сказал он.
Вася Новиков потащил приятеля к себе;
— Пойдем, покажу, где я живу.
Во дворе у верстака под сарайным навесом высокий мужик отфуговывал длинную доску.
— Тять, это Вася Чапаев, он на пароходе приехал, и у него отец плотник, как и ты! — залпом выпалил Вася Новиков. — Они покуда у Шуйских живут.
Отец Новикова протянул Васе руку.
— Ну, в добрый час приехал... Пойду-ка я проведаю твоего тятьку. А ты у нашего Васяты погостюй!
...Посидев до вечера за поросшим травою двускатным погребом, ребята узнали друг про друга всю подноготную и распрощались друзьями.
Вернувшись домой, Вася застал за чайным столом веселую компанию.
Отец Васяты, смешливо щурясь, говорил Ивану Степановичу:
— Теперь мы с тобой вроде как едино-одно. Человек я здесь старожнвущий, без работенки сидеть не будем! Вот какое нам с тобой счастье! А я было сгрустил: заказ-то выгодный, а одному неспоро. Есть здесь, конечно, еще плотники, только все при деле.
Иван Степанович тоже улыбался и дергал себя за усы. Мать отставила чашку и счастливыми глазами глядела на мужа, на Новикова, на хозяев и тихонько приговаривала:
— Слава тебе господи! Теперь на ноги подымемся. Хоть и звали нас сыновья, а все чегой-то мнилось...
Иван Степанович поддержал жену:
— Да я тоже горюнился. Вроде еще при всех силах, а приходится на сыновний хлеб садиться...
Утром весь дом торжественно провожал отца на работу. Андрей помог ему надеть через плечо ремень от плотницкого ящика. Мать совала в карман завернутый в тряпочку завтрак.
Михаил стоял перед отцом и басил:
— Батя, как же это получается? Хоть бы отдохнул маненько, ан нет — сразу на работу кинулся... Экий ты у нас неспокойный!
Вася давно уже не видел у отца такого светлого, доброго лица.
— Рано, рано, Миша, мне на печку лезть! Ну, прощевайте, пойду!
— В добрый час! — напутствовали его хозяева.
Позавтракав, Вася выскочил на улицу и около дома нос к носу столкнулся с Васятой.
— А я за тобой! — запыхавшись, крикнул он. — Айда на Соборную площадь, там крест золотой на церковь втыкать будут. Мальцев пожертвовал!
Таким малым кружочком на карте был обозначен уездный городок Балаково, что было удивительно, как не лопнет он, вмещая в себе капиталы всероссийского значения, которыми ворочала кучка именитых купцов. По дороге, разрезавшей город надвое, осенью шествовали караваны верблюдов, запряженных в фуры, и в балаковские амбары стекалась пшеница со всего уезда. В пыльном тумане брел на берег Волги обреченный на убой скот. С развевающимися гривами проносились табуны породистых лошадей.
Это изобилие откладывалось верхними косточками на конторских счетах и, превращаясь в золото, оседало в банках на именных вкладах купцов и заводчиков Мальцева, Мамина, Смирнова и других «денежных мешков». Остальное население Балакова и его пригорода — Сиротской слободы гнуло спину на заводах, надрывалось на погрузках и разгрузках барж и пароходов, бурлачило...
Работали целыми семьями. Ребята, которых по малолетству не брали на работу, трудились дома: нянчили младших сестренок и братишек, стряпали обед, стирали. А вечерами, когда вся семья приходила домой, пяти-шестилетние ребятишки бродили по берегу, собирая выброшенные Волгой, отбившиеся от плотов дрова, стаскивали их в кучи. Взрослые переносили топливо домой.
«Столпы отечества», чтобы показать, что сердца их полны христианской любви к ближнему, жертвовали десятки тысяч на церкви. Владелец мельниц и скотовод Мальцев в дар городу отгрохал такой соборище, что и Москве бы впору. А теперь Мальцев пожелал воздвигнуть на соборе золотой крест.
Около собора гудела толпа. Рабочие укрепляли на лесах тяжелые блоки.
— Надо вперед пролезть, мы тут и не увидим ничего! Давай за мной! — скомандовал Васята и головой вперед ринулся в плотную стену обступивших собор людей. Ныряя за товарищем, Вася не раз получал щелчки по затылку.
— Куда прете, пострелята?
— Чего вам тут надо?
— Нешто без них что обойдется?
Вася не отвечал, боясь упустить из виду приятеля. Наконец чей-то увесистый подзатыльник помог ему преодолеть последний ряд, и он вылетел на открытое место. Прямо перед ним на земле, заросшей куриной слепотой, лежал огромный золотой крест. Неподалеку группа рабочих спорила с важным барином. Размахивая руками, они показывали то па крест, то на леса.
— Нешто возможно на таких спичках этакую агромадину сдержать? Прикажите, ваша милость, леса укрепить!
Барин помахивал перед собой палкой с диковинным набалдашником и улыбался.
— Я говорю вам, уважаемые, что подрядчик Аггей Петрович поручился мне за прочность лесов. Приступайте к работе.
— Да-к это чего ж, братцы? — обратился пожилой рабочий к товарищам. — Как это можно назвать?
Молодой рабочий в сердцах шлепнул картуз оземь.
— Душегубство!
— Да-а, — раздумчиво сказал кто-то в толпе. — Ежели вы, ребятки, оттеда заблаговестите, костей не собрать...
Из толпы в круг выбрался мужчина, по обличью мещанин.
— Давайте я вас рассужу, — обратился он к спорящим. — Вот ты, молодой человек, изволил выразиться, что эта работа — душегубство?
Молодой человек упрямо кивнул.
— Темный ты человек, вот что я тебе скажу! Их милость, — мещанин показал рукой на барина, — господин Мальцев не посчитались с деньгами. На это золото, что на крест изведено, считай, все балаковцы целый год есть-пить досыта могли. А для чего господин Мальцев старались? Для ради спасения своей души! Душа-то, она дороже денег! Так я говорю? — повернулся он к Мальцеву.
Мальцев утвердительно нагнул голову и обвел взглядом притихшую толпу, — мол, слушайте, что умный человек говорит. Мещанин тоже оглядел всех, и Васе показалось, что он озорно подмигнул.
— Вот я и говорю: человек такой капитал пожертвовал, а вы с него еще стянуть хотите. Ведь ежели леса переделать, так они рублей в полсотни вскочут. Вы это в разумение возьмите. А какое может быть душегубство, ежели кто из вас и навернется оттеда али кого крестом придавит? Прямиком, ребятушки, душеньки ваши в рай полетят. Узнает господь, на какой работе вы свои животы положили, махнет рукой... и посыплются с неба сиротам вашим калачи да баранки, да сахарные головы — только успевай увертывайся, чтоб ненароком не зашибло!
От грянувшего хохота Вася даже вздрогнул. Он видел разинутые рты, блестящие глаза, и ему вдруг показалось, что людям совсем не смешно, а вроде бы даже обидно чего-то и смеются они, чтобы не закричать, не заругаться.
В рычащем хохоте не было слышно, что кричал господин, размахивая палкой над головой. К нему торопливо подходили двое полицейских. Тогда толпа качнулась вперед и поглотила разговорчивого мещанина. Полицейские согнулись перед Мальцевым, потом один из них поднял руку — как из-под земли выросли десять мордастых городовых.
— Р-разойдись! Р-разойдись! Добром просим, а то конную вызовем!
Теснимая городовыми толпа, угрюмо бормоча, отступила и рассыпалась по площади. Васе сделалось грустно. Взволнованное ожидание какого-то необычного праздника медленно таяло.
— Видал, какой крестище? — подскочил к нему Васята.
— Ага. Я около него стоял.
— Врешь? — удивился Васята. — Как же я тебя не заметил? Я тоже рядом был!
— Васята, а кто этот дяденька?
— Который про рай говорил?
— Ну да.
Васята сосредоточенно сморщился, потом с изумлением взглянул на Васю.
— Не знаю! Поди ж ты, всех знаю, а его — нет! Приезжий, наверно. А про рай он занятно рассказывал — как сахарные головы оттуда полетят!
— Так он же смехом говорил. Барину тому назло. Так не бывает, — серьезно сказал Вася.
— Ну да, назло! — радовался Васята.
— Говорят, когда ребята помирают, их в раю на ангелов переделывают, — задумчиво проговорил Вася. Васята свистнул:
— Это только которые безгрешные. А мы уже грешники. Нас там не надо. Нас бог нашим тятькам и мамкам в наказание за их грехи послал... Моя мамка так говорит. Наверное, правда.
Над городом завыли гудки. Ребят стали обгонять рабочие.
— На обед идут, — сказал Васята и вдруг, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.
Шедший по другой стороне улицы худой длиннорукий подросток обернулся и стал поджидать подбегавшего Васяту.
— Санька, вечером пойдем на Линевку голавлей ловить? — орал Васята. — Васька, подь скорей сюда!
— Это Санька, он на заводе работает. А это, Сань, — Вася, — познакомил Васята.
— Здравствуй! — глуховатым голосом сказал Санька и приветливо улыбнулся.
Вася с уважением рассматривал закопченное Санькино лицо с глубоко запавшими серьезными глазами.
— Так пойдешь с нами? — спросил он.
— Сказал — пойду, значит, пойду. После смены заскочу, поем — и к вам. А сейчас прощевайте: мать обедать ждет!
Потеряв всякую солидность, Санька пустился бежать.
— Сирота, — сообщил Васята. — Отец у него недавно помер. Санька на завод пошел. Длинный он, потому и взяли, а лет ему всего десять. Мать и сестренку кормит. Только на заводе ему не все деньги платят. Говорят, закон такой есть, чтобы мальчишкам меньше платить. До него на той же работе парень большой работал, так в два раза больше получал.
— Ну как, водрузили крест? — встретили Васю мать и хозяйка.
— Не, рабочие не полезли. Говорят, леса хлипкие, убиться с них можно.
Портной сидел на столе. Услышав Васин ответ, он отложил шитье и сдвинул очки на лоб.
— Уперся, значит, Мальцев? Боится разориться — новые леса поставить?
— Ну да, — объяснил Вася, — уж они ругались, ругались... А потом стражники пришли — разогнали всех.
Портной крякнул:
— Эх, жаль, я там не был. Я бы им рассказал, как в селе Дураково высоченную колокольню — повыше нашего собора — побелили и крест на нее водрузили, и безо всяких лесов.
— А как?
Портной хитро посмотрел в загоревшиеся любопытством Васины глаза и, растягивая слова, важно сказал:
— А так — повалили и побелили. Все рассмеялись.
— А крест как?
— Очень просто. Нагнули и воткнули.
НА РЫБАЛКЕ
Ребята лезли напролом сквозь густые кусты. Ивняк защищался и в отместку за поломанные ветки норовил хлестнуть по глазам. Наконец они продрались к речке.
— Сюда мало кто ходит. Тут голавли по три фунта попадаются, — зашептал Санька, разматывая удочку.
Васята поставил на землю покрытый тряпочкой черепок.
— Берите, черви хорошие, сегодня накопал.
Санька на карачках гонялся за кем-то в густой траве.
— Сань, ты чего? — крикнул Васята.
— Не ори! — погрозился Санька и показал пойманного лягушонка. — Какой дурак в августе на червя ловит? Ему сейчас лягушонка подавай, голавлю-то.
Вася, засучив штаны, шарил руками под берегом.
— На рака, на рака они сейчас берут, — сказал он и вдруг, свистнув, выдернул руку, в которую вцепился большой зелено-черный рачище.
— Во, злющий!
Васята отломил стиснувшую палец здоровенную клешню. Вскоре все трое погрузились в созерцание своих поплавков.
Пылало над рыбаками вечернее небо. Солнце, растопырив лучи, старалось задержаться на закате и обязательно дождаться поклевки.
Глядя на неподвижные поплавки, трое приятелей мучились одинаковыми сомнениями в привлекательности своей насадки. Дерг! Вздрогнул один поплавок и ушел под воду.
— Подсекай, Васька! — зашипел Васята.
Рвущаяся с крючка рыба взбурунила воду, блеснула в воздухе и шлепнулась в траву. Вася упал на нее животом.
— Вот она! — ликуя, завопил он и поднял над головой серебристую добычу.
— Фунта на полтора потянет, — солидно сказал Санька.
Довольное солнце опрокинулось за горизонт, на покой.
— Вась, ты на рака?
— Ну да!
— Дай кусочек!
От Васиного рака оторвали вторую клешню. Снова тишина...
«Плех, плех!» — рядом раздались удары валька.
— Клавка-а, я тебе велела Леника держать! Я сама полоскать буду, ты не умеешь!
— Ишь ты, Енька, какая хитрая! Я тоже хочу полоскать!
«Плех, шлеп, шлеп!»
— Отловились, — трагически проговорил Васята. — Белье полоскать пришли!
Санька воткнул удилище в берег и с недобрым выражением лица направился в сторону визгливых голосов. Вася и Васята последовали за ним.
Две девочки лет пяти-шести вырывали друг у дружки валек. Годовалый мальчонка, кряхтя, силился встать на ножки и растерянно мигал, соображая, зареветь ему или погодить.
— Чего разгалделись? — грозно спросил Санька. — Места вам другого нету?
— А вот и нету! — дерзко ответила белобрысая девчонка.
— Еня, Еня, не ругайся... — шептала другая, испуганно поглядывая на рассерженных мальчишек.
— Отстань! — огрызнулась Енька и, подбоченясь, стала перед Санькой.
— Он твой, что ли, берег-то? Ты его купил, да?
Санька попятился.
— Мы дело делаем. Здесь глыбко, полоскать хорошо, песку нет, а ты говоришь — другого места не нашли. И не нашли, и не уйдем, и какое ваше дело?
— Чего ты разошлась? Кто тебя боится? — пошел в наступление Васята. — Рыбу у нас всю распугали! Какой клев был!..
— Ры-ы-бу? — насмешливо протянула Енька. — А вы хоть умеете рыбу-то ловить?
Васята бросился назад в кусты и через мгновение ткнул в нос Еньке пойманного голавля.
— Оёй какой! — очарованно вздохнула Енька и ужа с уважением продолжала:
— Ну, мы сейчас. Мы быстро и потом уйдем. Клавка, отдай валек!
Клава беспрекословно повиновалась.
«Шлеп! Шлеп! Плех!» — по-бабьи ловко управлялась Енька с бельем. Клава, присев на корточки, разглядывала голавля.
— А-а-ма-бу-бу, — егозил малыш, хлопая ручонками по траве, и вдруг, потеряв равновесие, кубарем скатился в воду. Раздался сильный всплеск.
— А-а! Леник! — пронзительно вскрикнула Клава, бросаясь к обрывчику.
На бегу стягивая рубаху, Вася обогнал девочку и нырнул вслед за ребенком. Девочки визжали, бестолково кружась на месте. Над водой появилась Васина го лова. Одной рукой он держал малыша, другой пытался ухватиться за куст.
— Возьмите мальца-то, мне с ним не вылезти, глыбко!
Мальчики вытащили на берег толстенькое безжизненное тельце. Следом выскочил Вася.
— На коленку мне его положите! Животом кладите! — командовал он.
— Дайте нам Леника! Отдайте! — визжали девочки, стараясь вырвать братишку из Васиных рук.
— Не подпускайте их' Сейчас откачаю, — кричал Вася, тряся на коленке ребенка. Изо рта малыша хлынула вода, он закашлялся, поперхнулся и заорал. Ребята облегченно вздохнули.
— Все! — улыбнулся Вася. — Девки, кончайте орать, разденьте его и в мою рубаху заверните, она сухая.
Енька захлопотала около Ленина. Согревшись после неожиданного купания, малый скоро уснул у нее на руках.
— Удочки-то? — спохватился Вася и, подтягивая мокрые штаны, помчался к месту рыбалки.
Ребята подоспели вовремя. Воткнутые в берег удилища дергались, как живые. Еще три голавля навсегда распрощались с родной речкой. Довольные, приятели по-братски поделили остатки замученного рака.
— Какой ты, Вась, молодец! Как ты мальца... — с уважением заговорил Санька.
— Клюет у тебя! — зашипел Вася.
Из кустов вылезла Енька.
— На рубаху твою. Мы домой идем. Завтра опять сюда приходите, я вам раков спымаю и сама удить буду, ладно?
— А парня голого, что ль, домой понесете? — спросил Вася, надевая рубаху.
— Не, я свою рубаху сняла.
— Вот к ужину нажарю, — пообещала довольная мать, когда Вася выложил на стол свой улов.
— Неужто штанами наловили? — поинтересовалась она, глядя на еще мокрые штаны Васи.