Чтобы прокормить охотников-алеутов (а они не употребляли говядины), Кусков время от времени отправлял небольшие партии русских и алеутов на каменистые островки Фараллон. Островки эти лежали к западу от входа в залив Сан-Франциско и были излюбленным местом морских котиков и сивучей. Оттуда в крепость Росс доставляли соленое и вяленое мясо сивучей, а также птиц, которых русские называли «арами».
Острова Фараллон… Дважды к этим островам подходил на парусных судах герой повести Джин Монтгомери — Захар, и именно здесь, у этих берегов, произошла его долгожданная встреча с отцом.
У Джин Монтгомери герой повести назван Захаром Петровым. Причем автор в заключительных строках книги оговаривается, что Захар Петров — герой вымышленный, но в его образе олицетворены два реальных персонажа: совсем еще юный Захар Чичинов и многоопытный промышленник Тимофей Тараканов.
Постараемся проследить жизненный путь каждого из них.
Захар Чичинов родился в Якутске в 1802 году. Когда мальчику исполнилось 8 лет, мать его умерла, а отец завербовался на службу Российско-Американской компании и отправился с сыном в заокеанские владения России. Там мальчика отдали на воспитание монаху Герману, который жил в уединении неподалеку от Кадьяка — на острове Еловом. Захар научился читать, писать и считать. Пятнадцати лет от роду перебрался в Ново-Архангельск. Перед отъездом мальчика монах Герман дал ему рекомендательное письмо к Баранову, и Захар был принят в услужение в дом Баранова. Но здесь он находился не долго.
Весной 1818 года Баранов послал в Калифорнию судно. На нем отправился к Кускову и Захар Чичинов с письмом Баранова. В Россе в то время находился отец Захара, который взял себе в жены дочь местного индейского вождя. Отец Захара работал на постройке дома, Захар взялся помогать ему.
«Господин Кусков был очень добр ко мне, — писал впоследствии Захар Чичинов в своих воспоминаниях. — Иногда, когда у него было время, он учил меня. Иногда он давал мне переписывать бумаги и обещал моему отцу дать мне образование, когда сам он будет освобожден от своей должности».
На следующий год отец с сыном были посланы на острова Фараллон, где они вместе с алеутами промышляли морских котов и сивучей, засаливали в бочках их мясо, а также шкуры морских котов. Захар обязан был вести записи промысла. Зимой цинга и болезни так ослабили людей, что они не могли уже охотиться. В июне 1820 года отец Захара, пытаясь достать из птичьего гнезда яйца, сорвался со скалы и утонул в море. Когда Захар на судне, зашедшем на острова Фараллон, вернулся в Росс, Кускова он там уже не застал. В 1823 году Захара послали к испанцам в залив Сан-Франциско на корабле, который был построен в Россе специально для испанской миссии. Там Захар немного научился испанскому. Вернувшись в Росс, он рассказывал, как плохо испанцы обращаются с индейцами, как монахи и солдаты бьют индейцев, когда те нерасторопны. В 1824 году судьба свела Захара Чичинова с промышленником Тимофеем Таракановым (так встретились два человека, чьи жизни, по замыслу Джин Монтгомери, слились в биографии героя ее повести — Захара Петрова). Два летних месяца Захар участвовал в экспедиции, отправившейся из Росса к северу на 50-ти байдарках во главе с Таракановым. В перестрелках с индейцами охотники потеряли много людей, а Тараканов и Захар Чичинов едва избегли плена.
В сентябре 1825 года Захар Чичинов возглавил экспедицию, отправленную из Росса для исследования внутренних земель Калифорнии. По возвращении он был послан в Ново-Архангельск, но в 1828 году снова вернулся в Росс. Ему довелось служить писарем у представителя Российско-Американской компании в Сан-Франциско. Затем Захар снова был отозван к Ново-Архангельск, а оттуда послан на Кадьяк, где он работал лоцманом. Вся эта история стала известна из записок, которые оставшийся на Аляске после ее продажи США Захар, на склоне лет, продиктовал одному американскому чиновнику.
А теперь познакомимся ближе с Тимофеем Таракановым.
В 1802 году, когда Захар Чичинов только родился, Тимофей Тараканов жил в русской крепости на Ситхе. 24 июня на крепость напали колоши и дотла сожгли ее, а людей убили в перестрелке. По чистой случайности Тараканова в этот момент не оказалось в крепости — он отлучился «за стрельбой нерп», как сказано в показаниях одного из оставшихся в живых участника событии. Тараканов был взят в плен индейцами. К счастью, плен этот длился недолго. Капитан компанейского судна, подойдя к сожженной крепости, взял в заложники вождя колошей и его племянника и отпустил их только тогда, когда на борт судна привезен был Тараканов.
Однако шесть лет спустя суждено было Тимофею Тараканову снова оказаться в неволе. Помните поход в Калифорнию Кускова в 1808 году и гибель одного из судов? Так вот, на судне, потерпевшем крушение севернее устья реки Колумбии 1 ноября, и находился «передовщик» Тараканов с партией русских промышленников и алеутов.
Команда шхуны после долгого скитания по лесам была захвачена индейцами, и Тимофей Тараканов с февраля 1809 по май 1810 года находился в плену у индейцев. Его выкупил у индейцев капитан бостонского судна, и спустя месяц Тараканов был доставлен в Ново-Архангельск. Здесь по свежим следам рассказ Тимофея Тараканова был записан командиром русского кругосветного шлюпа «Диана» В. М. Головниным. Человек сильный и мужественный, Тараканов до конца был верен своим товарищам по несчастью, а индейцев, в плену у которых он жил, он заставил уважать себя благодаря своей сметливости и изобретательности: соорудил из бумаги змея, сколотил пожарную трещотку, зимой изготовлял для своего хозяина— индейского вождя — деревянную посуду на продажу. «Старшины в общем собрании положили, — рассказывал Тараканов, — что человек столь искусный, как я, должен непременно быть старшиною, или тойоном. После сего меня везде звали в гости вместе с моим хозяином и угощали наравне со своими старшинами».
А четыре года спустя, в январе 1814 года, Тимофей Тараканов испытал новые злоключения, о которых поведала в своей повести Джин Монтгомери, когда описывала, как попал в плен к испанцам и как жил в миссии Захар Петров.
Захар бежал из плена вместе с алеутом, которого Джин Монтгомери называет Тайином. В образе Тайина отражены лучшие черты алеутского народа — товарищество, мужество, взаимопомощь. Тайин оказался мастером на все руки: он умел добыть огонь трением, изготовить лук и стрелы, метко поразить стрелой быстроногого оленя. Захар становится другом Тайина. До сознания русского юноши дошла истина, что алеут Тайин — человек большой души и большого сердца.
Истинные приключения Захара Чичинова и Тимофея Тараканова охватывают не менее двух десятилетий. В жизни же вымышленного героя — Захара Петрова — эти десятилетия спрессованы в три года: 1817, 1818 и 1819 годы.
Эти годы Джин Монтгомери избрала не случайно, ибо именно они ознаменовали собой смену двух эпох в истории Русской Америки: престарелый Главный правитель А. А. Баранов, ставший легендарной личностью за 28-летний срок своего правления, 27 ноября 1818 года покинул Ново-Архангельск на борту корабля «Кутузов». Он отправился в Россию, до которой ему не суждено было добраться. Он умер в 1819 году у берегов острова Ива. После смены Баранова на пост Главного правителя назначались только морские офицеры. Период русской вольницы завершился.
Неспокойно было в эти годы и в Калифорнийской стороне. В далеком Мадриде решили выдворить русских поселенцев из Калифорнии. Однако губернатор Калифорнии, Висенте Пабло Сола, вынужден был терпеть соседство крепости Росс и идти русским на уступки. На то была серьезная причина. Огромная испанская империя (в нее входила половина Южной Америки, Нейтральная Америка, Мексика с Калифорнией и Техасом) была накануне краха. К 1825 году все испанские колонии на Американском материке обрели независимость от Испании после пятнадцатилетней борьбы.
Но еще раньше, в 1822 году, тогда еще не признанная в Европе Мексиканская республика включила в свои границы Калифорнию.
Эти события выходят за рамки повести Джин Монтгомери. Так же как и дальнейшая судьба крепости Росс.
В 1821 году Кусков расстался с крепостью Росс и вернулся в Ново-Архангельск. А годом позже отправился в Россию. Путь его лежал в Охотск и далее через всю Сибирь — на родину, в Тотьму. Еще в Россе Кусков жаловался на свое здоровье. Добрался он до Тотьмы совершенно больным. Там он и скончался спустя три месяца, в октябре 1823 года.
Селение же Росс, казалось, жило прежней жизнью. Сменялись правители, возникали новые постройки в крепости и вне ее, приходили и уходили русские кругосветные и местные компанейские корабли.
Но вокруг Росса многое переменилось. Сперва католические монахи придвинулись к самой крепости, а затем все больше и больше в Калифорнию стали переселяться американцы. И в 1841 году Российско-Американская компания вынуждена была покинуть свой южный форпост. Крепость Росс со всем движимым и недвижимым имуществом была продана американскому колонисту Джону Суттеру. Русские ушли в Ново-Архангельск.
В 1848 году США отняли у Мексики Калифорнию. И в том же году вблизи крепости Росс было найдено золото. Началась «золотая лихорадка». В поисках удачи десятки тысяч людей хлынули в Калифорнию. Золотоискатели вытеснили Суттера с его земель, а крепость Росс перешла к новым владельцам.
Постепенно крепость Росс разрушалась. Не пощадило ее и катастрофическое калифорнийское землетрясение 1906 года.
Но с 1907 года судьбой этого памятника русской истории и культуры заинтересовались власти штата Калифорния. Стены крепости и многие постройки внутри ее постепенно были восстановлены. В 1962 году крепость Росс и прилегающие к ней земли объявлены заповедником штата Калифорния. Там ведутся археологические раскопки и реставрационные работы. Восстанавливается также по плану крепости Росс 1817 года и дом Ивана Александровича Кускова.
И дышит преданиями кусковского времени русское селение Росс, которое двадцать девять лет было самым южным русским форпостом на Северо-Американском материке.
* * *
В заключение несколько слов об авторе повести «Ищи на диком берегу». Джин Монтгомери «открыла» для себя крепость Росс, изучая быт, обычаи и нравы индейского племени помо. Того самого племени, с которым в свое время завязали дружественные связи соотечественники юного Захара. И Джин Монтгомери, желая ознакомить американского читателя с этой страницей истории Нового Света, написала повесть, посвященную людям, которые некогда жили в русской крепости Росс.
С. Федорова
Посвящается Шарлотте
Л. Толстой, «Война и мир»
1. В ПУТЬ
Прочный корабль с двадцатью снарядивши гребцами, отправься сам за своим отдаленным отцом, чтоб проверить, какая в людях молва про него.
Гомер, «Одиссея» [2]
Главному правителю Российских колоний в Америке, господину Александру Андреевичу Баранову, Ново-Архангельск, на острове Ситха
Милостивый государь мой, Александр Андреевич!
Податель настоящего письма пытается свершить невозможное. Сей юноша, Захар Иванов сын Петров, направляется на Аляску, дабы разыскать отца, корабельного плотника Ивана Петрова. Отец Захара покинул дом свой много лет назад и с той поры не давал о себе знать».
Отец Сергий оторвался от письма и задумчиво покосился на окно. Дождь бичевал воды Охотского моря, над ними стлался мглистый туман. «Такой уж у нас август, — думал он, — день-деньской дождь или туман, туман или дождь. Где еще в нашей матушке-России найдешь другое такое дождливое место, как Охотск?»
Священник окунул перо в чернила, окинул взглядом стены из грубых некрашеных досок. Бревенчатая изба была и школой, и церковью вместе. В красном углу — маленький алтарь с иконой, большая печка-каменка заняла весь второй угол. В комнате было голо и неуютно. Пахло деревом, сырой одеждой, людским потом, хотя в избе никого не было — только угловатая фигура священника сутулилась над письмом.
Закончив письмо словами: «Храни тебя Господь», отец Сергий подписался, сложил лист и запечатал его воском.
— Захар! — позвал он. — Захар!
В дверях появился высокий, крепкий парень в серых шерстяных штанах и коричневой холщовой рубахе. Вид у него был нескладный, и стоял он как-то неуклюже на своих здоровенных ногах. Густые темные волосы были подстрижены неровной лесенкой. Серые глаза, лицо румяное, открытое, грубовато-добродушное.
Священник протянул ему письмо.
— Ох, не хочется мне отпускать тебя, Захарушка…
— Надо ехать, батюшка. — Захар неспокойно вертел письмо в больших обветренных руках. — Век буду благодарен за вашу доброту, вырастили вы меня, выучили. А только все это время, все эти годы недоставало мне отца, все-то думал: «Где он, что с ним делается?» Поеду поищу. Найду — хорошо, не найду — значит, не судьба, заживу сам, как сумею.
— Я понимаю, сынок, но ты ведь и не знаешь его толком. Ты еще мал был, когда отец твой подался на Аляску…
Захар перебил его:
— Иначе нельзя было. Он тогда плотником завербовался на верфи, на пять лет. Тут как раз матушка моя померла. А ему уже было не отвертеться.
Священник вздохнул:
— Знаю. Помню. Уж больно он был отчаянный, жизнью своей не дорожил. Начнет об Аляске говорить — не остановишь: «У кого голова на плечах и руки умелые, того Аляска не обидит, не обойдет». А когда твоя мать померла, его и подавно потянуло прочь отсюда. Да я-то о тебе пекусь. Путь туда долгий, опасный. Сколько кораблей на этом пути потонуло — не счесть. Так и отец твой мог пропасть, кто знает? А если и добрался он до Аляски, если и писал тебе письма… и письма те могли пропасть. Я вот часто думаю: что людей туда гонит, какая сила, чего ради идут они в незнаемые края?
Отец Сергий умолк, размышляя о первых русских пришельцах на Аляску. Отчаянный, неукротимый народ эти сибирские охотники — ни бога, ни черта не боятся. Уж если собрались они на промысел, лучше не становиться у них на пути. «Промышленные» — они ни перед чем не останавливались! Те, кому удавалось вернуться в Сибирь, привозили с собой неслыханно богатую добычу: шкуры котика, песцов и самый дорогой и красивый мех на свете — калана, или, иначе, морского бобра. За калана китайцы платили баснословные деньги.
— Я-то знаю, что меня туда гонит, — сказал Захар. — А вот что погнало туда вашего друга? — он показал на письмо. — Что он там искал?
— Александр? Долги его туда загнали. Когда я с ним здесь познакомился, он был торговцем пушниной, один неудачный год — и он влез в долги по самые уши. В то время компания купцов Шелихова и Голикова основала на Аляске колонию для надзора за добычей пушнины. Им понадобился новый управляющий, они и предложили Баранову взяться за это дело. Было это в 1790-м, взяли его на пять лет. И вот поди ж ты, двадцать семь лет прошло, а он все еще там… — Отец Сергий вздохнул. — Так ты не передумал, Захарушка?
Захар покачал головой.
— Нет, батюшка, не могу. Никак мне нельзя отступаться.
Захар видел, понимал: старик чувствует то же, что и он сам. И грустно им было, и тяжко вымолвить «прощай». Он поцеловал священнику руку, пробормотал слова благодарности, поклонился и торопливо ушел.