Он сошел бы на берег, взял бы у Алисы портфель и спокойно пошел бы рядом с нею. «Зачем ты это сделал?» — спросила бы она. «Понимаешь, Алиса, — ответил бы он, — есть человек (да-да, именно человек, а не просто „ты“, есть, мол, где-то человек, может быть, это ты, а может, и кто другой — ты уж сама думай), так вот, есть человек, для которого я могу сделать все». — «Даже глупость?» — спросила бы Алиса. Фу ты, нет, она так не спросит. Она спросит: «Кто этот человек?» Нет, она, конечно, спросит: «Даже глупость?» — «Ну, — скажу я, — если ты риск и отвагу называешь глупостью…» Нет, отвагу не надо, ну, как это про себя… Нет, не так я отвечу. Алиса скажет: «Даже глупость? Так ты их уже немало сделал. Мне это совсем не нужно». Вот, вот, вот! Именно так она скажет. А я отвечу: «Я хотел бы, Алиса, чтобы ты поверила, что я умные поступки тоже делать умею. Не такой уж я неверный товарищ. Вот погоди, только настанет день…» — «Какой день?» — спросит Алиса. «Такой день, в который все самое важное произойдет, и вот тогда мы увидим… А сейчас это только проба, тренировка, легкая репетиция…»
Он бы еще долго мысленно разговаривал с Алисой, и неизвестно, помирились бы они или нет, но тут в углу комнаты, за письменным столом, кто-то шумно вздохнул.
Петя приподнял голову.
— Кто здесь?
— А-а, вы уже разговариваете!..
Петя даже вскрикнул от радости:
— Мишель!
Петя никогда не видел его в белом халате. Он очень шел к его черной коже, к горящим его глазам. Мишель был таким красавцем, таким настоящим доктором — в белом халате и с блестящим стетоскопом на груди, — что у Пети от гордости за него даже перехватило дыхание.
— Мишель! — воскликнул он во второй раз.
Тут появилась мама.
— Лежи спокойно, Петя.
Мишель счастливо улыбался, но голос его был спокоен и строг, как у всякого доктора. Он присел на край Петиной постели и вытер ему лоб полотенцем.
— Ну, вам теперь будет полегче.
— Мишель, а вы откуда? Вы зашли меня проведать?
— Да, мы заходим вас проведать вместе с Андерсом.
— Как, — обрадовался Петя, — и он здесь?
— Нет, мы по очереди. Мы у вас… как это называется… дежурим.
— От тебя не отходят, — сказала мама, — сутки Андерс, сутки Мишель.
— А что, я разве так тяжело болен?
— Нет, не очень тяжело. У вас воспаление легких.
— Так зачем же вы сутками-то? — почти горестно воскликнул Петя.
— Ну… как вам сказать… вы же наш друг.
«Ну да, я же друг…» — растерянно подумал Петя, и мысли его поскакали, запрыгали куда-то, как прыгают плоские камни, пущенные по воде.
— Вы во сне много разговаривали, у вас был сильный жар. Дайте-ка я вас выслушаю.
И он стал прикладывать к Петиной груди холодный стальной стетоскоп.
Кого там только не было!
В это время в прихожей позвонили. Мама пошла открывать.
К великой Петиной радости это был шестой врач республики — Андерс. И тоже в белом халате! А уж Андерс в белом халате был и вовсе красавчик. Рукава ему были только по локоть, полы — по колено, да и весь-то халат, по правде сказать, трещал по швам.
«Ах, — подумал Петя, — не выучиться ли мне на врача! Тоже халат надену».
— Сдал? — спросил Мишель.
— Сдал! — воскликнул Андерс и прищелкнул пальцами.
— Что ты сдал? — спросил Петя.
— Ах, Петя, — сказала мама, — да у них же зачеты.
«У них зачеты, — подумал Петя. — У них республика, а тут еще я».
После радостных, почти бурных приветствий Андерс потрогал Петин лоб и посмотрел график. На этом графике красными, синими и другими разноцветными линиями были запечатлены температура, частота пульса и прочие Петины показатели. Друзья посмотрели градусник, который недавно вынул Петя, о чем-то тихонько посовещались на французском языке и нанесли на график новый красный штрих. Потом Андерс надел на голову обруч с зеркалом, сел на постель и сказал:
— Ну, Петя, скажите: а-а.
— А-а-а… — сказал Петя.
— Еще.
— А-а!
Они опять о чем-то посовещались.
— Петя, — торжественно сказал Андерс. — Теперь дело пойдет на поправку. Кризис миновал. Но вам нужно лежать, вы уж потерпите.
— Я потерплю, — пообещал Петя. — Мне не трудно. Только вы, пожалуйста… не очень на меня обращайте внимание…
Все трое заулыбались, очень довольные друг другом, может быть, в этот момент они вспомнили, как дружно танцевали бабамуку в первую свою встречу в общежитии, и надеялись вскоре еще точно так же потанцевать.
Когда мама вышла на кухню, Андерс вдруг сделался серьезным и сказал:
— Петя, а на лестнице сидит человек.
— Какой человек? — спросил Петя.
— Тот же самый человек? — спросил Мишель.
— Да, тот же самый. Петя, он уже третий день там сидит. То уйдет, то снова приходит.
— Как третий день?… А почему же он не зайдет?
— Он не хочет, Петя. Он говорит: и здесь хорошо. Мы ему докладываем бюллетень.
— О состоянии вашего здоровья.
— Ну вот еще!.. — фыркнул Петя. — Что я, премьер-министр, что ли? Кто же это там такой?
— У него, Петя, на голове шапка-ушанка, а из-под нее торчит такой белый хохолок.
— Не хохолок, а чуб! Чуб, понимаете? Зовите его сюда, это же наш Василий!
— Тише, Петя, — сказал Мишель. — Ложитесь. Вам вредно волноваться. Сейчас позовем.
Андерс вышел, чтобы позвать Василия, но через минуту вернулся один.
— Он все равно не идет.
Петя попросил бумагу и карандаш и стал писать Василию записку.
«Василий, что же ты сидишь там? — писал Петя. — Мы тут все тебя ждем. Ты обязательно должен зайти…»
Но тут зазвонил телефон.
— Алло! — сказал Мишель. — Вам кого? Да, уже полегчало. Одну минуту. Петя, это вас.
«Подожди, — Написал Петя, — кто-то звонит».
Он взял трубку и услышал голос Акима Макарыча.
— Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, Аким Макарыч, я уже почти выздоровел!
— Это заблуждение, Петя, — вставил Мишель.
— Это заблуждение, Аким Макарыч!.. Слабый я еще, голова кружится.
— А врач приходит к тебе?
— Ой, да что вы, Аким Макарыч, у меня здесь целый консилиум! Мишель, Андерс! Вот они вам передают привет. Знаете, как они меня здорово лечат! Графики составляют, вон какой красивый график висит.
— И ты им передай привет! Петя, только ты, пожалуйста, не волнуйся, что отстанешь. Мы тебе поможем, я тебе всю алгебру объясню…
— Спасибо, Аким Макарыч!
— И географию объясню.
— Спасибо, Аким Макарыч, спасибо!
— И историю объясню!
Но тут раздался такой громкий крик, что Петя даже удивился. Кричали, наверное, голосов двадцать:
— Пе-етя-я!..
Петя понял, что это кричат за окнами, во дворе.
— Подождите, Аким Макарыч, я сейчас посмотрю, кто это там кричит.
— Петя, вам нельзя вставать, — сказал Мишель. — Я сам посмотрю.
Мишель подошел к окну и заглянул вниз.
— Там стоят дети.
— Какие дети? Такие, как я?
— Ну, Петя, вы уже не ребенок. Маленькие дети.
— Это Мышки, Мышки! — взвизгнул Петя. — Аким Макарыч, это Мышки кричат!
— О каких мышках идет речь, Петя, я не очень понял.
— Это мои октябрята из второго «а», ну, помните — Бесценный? Он еще на крышу залез. Подождите, Аким Макарыч, я сейчас Мишеля спрошу, может быть, можно им хотя бы рукой махнуть, очень хочется!
— Только один раз, Петя, — улыбаясь, сказал Мишель.
Он подвел его к окну и слегка приподнял.
— Вон, видишь?
— Мышки! — закричал Петя. — Привет! Эй, Бесценный!..
Мышки, конечно, ничего не услышали, но, увидев Петю, закричали так истошно и радостно, что многие жильцы отдернули занавески, чтобы поглядеть, кто же это так сильно кричит.
Но в это время в дверь позвонили.
— Это Василий, Василий! — закричал Петя. — Откройте ему!
Но это оказался вовсе и не Василий, а Савва и Леша Копейкин.
— Подождите, Мышки!.. — крикнул Петя и схватил телефонную трубку. — Аким Макарыч! Это Савва и Леша Копейкин! Савва, Леша, это Аким Макарыч! Аким Макарыч! Аким Макарыч, там еще Василий сидит! Савва, Леша, там сидит Василий?…
— А Мышки? — спросил Аким Макарыч.
— И Мышки тоже здесь!
— Петя, я ничего не понимаю, кто же там у тебя?
— Все сразу! Вот именно, что все сразу! Ах, Аким Макарыч, как это здорово!
«Что же это, — подумал он, — в самом деле: и Мишель, и Андерс, и Савва с Лешей Копейкиным, и Василий, и Аким Макарыч, и Мышки… И мама, само собой разумеется, а скоро еще папа вернется с работы. А где-то там еще и Алиса…»
Петя как бы впервые осознал, сколько вокруг него друзей.
«Ну да, не заботы это все, — думал он, — никакие это не заботы, а просто друзья, самые верные люди!..»
— Вот что, — строго сказал Мишель, — со всем этим нужно кончать. Так у вас, Петя, может произойти ухудшение. Вы закончили говорить?
— До свидания, Аким Макарыч, мне больше не разрешают.
— И правильно делают, Петя, до свидания! Я завтра позвоню.
— А теперь мы сделаем так, — сказал Мишель. — Савва с Лешей пойдут по домам. Вашего Василия отправим в аптеку за горчичниками, Андерс пойдет познакомиться с этими… кошками!
— Мышками! — сказал Петя.
— Ну да, с Мышками. Тем более, что мы им обещали. А что мне прикажете, мэм? — спросил он Петину маму.
— Вам прикажу готовиться к зачету. Андерс сдал, а вы еще нет.
— Будет исполнено, мэм.
Трудный визит
Целую неделю еще лежал Петя с остаточными явлениями ужасной болезни, которая называется воспаление легких. И каждый день Петина мама и бдительные доктора — Мишель и Андерс — отбивали атаки многочисленных посетителей. То есть они не то чтобы всех выгоняли, нет, но они устанавливали разумную очередность и длительность их посещений.
Одного посетителя не только не надо было выгонять, но пришлось даже долго упрашивать, чтобы он вошел к Пете. Сделать это удалось только Петиной маме. Как уже сообщалось, это был Василий.
Наконец он согласился и вошел.
Он вошел, держа руки в карманах и устремив глаза к потолку. Прежде чем обратить внимание на Петю, который даже слегка подался вперед, чтобы ускорить эту долгожданную встречу, он, как-то пошатываясь, переступая с ноги на ногу, слонялся по комнате и даже поворачивался к Пете спиной.
— Здравствуй, Василий! — тихо воскликнул Петя.
Василий ответил не сразу.
— Привет.
— Ты что там рассматриваешь?
— Да так…
— Ты почему так долго не приходил, а сидел на лестнице?
Василий покачался с носков на пятки и причмокнул.
— Проводочку бы надо сменить…
— Да сменим проводку! — сказал Петя с оттенком нетерпения. — Разве в этом дело? Василий, ты что, сердишься на меня, да? Глупо это у меня вышло, я согласен.
Василий помолчал. И вдруг, как будто впервые обнаружив, что в комнате, кроме него, еще и Петя, круто повернулся на каблуках и спросил:
— Да, так как дела?
— Вот, лежу… Воспаление легких. Говорят, осложнения бывают. Да ты ведь знаешь, Василий, тебе говорили какой-то там бюллетень… Что я, премьер-министр, что ли…
Нет, не оттаивали глаза у Василия. Он смотрел на Петю, но, казалось, что это не друг смотрит, а посторонний и что нет у него никакой охоты с больными разговаривать, а просто у него в этой квартире какие-то служебные дела.
— Да-а, — сказал Петя, — с Мышками-то какая неувязка тогда получилась. Но я ничего не мог поделать — мне нужно было на митинг солидарности… Да ты садись, Василий, можешь вот сюда, на постель.
— Ну-ну… А температурка как? — спросил Василий, давая этим понять, что не желает поддерживать разговор. — Ничего эти эскулапы в наших градусах разбираются?
— Да что ты, Василий, они же у нас учатся!
— Ну да я понимаю… А то бывает в одних странах по Цельсию, в других — по Реомюру… А то еще по Фаренгейту.
И Василий, вертя в руках градусник, опять надолго умолк.
Нет, все было как-то не так! Как будто подменили человека!
Где-то в глубине души Петя понимал, что происходит с Василием. Он, пожалуй, Петю к Мишелю и Андерсу ревновал! Иначе зачем бы он стал про градусы спрашивать?… Но как все это распутать, разогреть человека?
И Петя решил пуститься на хитрость. Он затаил дыхание и закрыл глаза.
— А то еще градусник ставят не под мышку, а под язык, — пробурчал Василий.
Петя хотел крикнуть: «Под мышку! Под мышку!» — но не ответил.
— Лекарства какие-то странные.
Ничего там не было странного. Это был простой аспирин.
Василий вздохнул и повернулся к Пете.
— Знаменитых докторов-то хоть звали? — Он помолчал, прислушиваясь. — Я спрашиваю, звали знаменитых-то докторов? Ну, профессора какого-нибудь?… Или академика?… Или уха-горло-носа?… Да ты что не отвечаешь? Да ты, что ли, спишь?… Петя!..
Петя чувствовал, как нарастало беспокойство Василия.
— Да тебе, может, худо?… Вот ты мать честная! А где ж они? Эй, есть кто в доме?
Петя знал, что, кроме них с Василием, в квартире никого не было, потому что Андерс, который дежурил сегодня, ненадолго ушел, а мама зачем-то пошла к соседям.
Василий забегал по комнатам, по прихожей, по кухне.
— Вот когда надо, так никого и нету, чтоб они треснули!.. Ах, что же делать!.. Спокойно, Вася. Спокойно. Спокойно.
Он прекратил беготню и налил из графина воды. В следующий миг Петя вздрогнул от прикосновения ко лбу чего-то холодного. Он вздрогнул и открыл глаза.
— Ну вот… — вздохнул Василий. — А то ты как бы в беспамятство впадаешь. Слабоват ты еще, Петя. Ну, как, отпустило?…
— Да, — сказал Петя. — Хорошо.
— Видишь, я тоже кое-что в медицине понимаю. Попей водички, а то как бы тебя опять не схватило.
Петя отпил.
Теперь перед ним был прежний — добрый и откровенный Василий.
Он воскликнул:
— Ну, зачем тебя на эту льдину-то понесло, скажи на милость? Это разве геройство? Разве так что-нибудь докажешь?
Не докажешь. Петя и сам это знал.
Возвращение
Уж как его сильно тискали, мяли и дергали! И не только одноклассники, а вся школа, оказывается, заметила его отсутствие. На переменах только и слышно было:
— А вот и Петя пришел!
Он и не подозревал, что пользуется такой известностью.
— Петя, — просили некоторые, — расскажи, как ты дрейфовал!
Петя смущенно улыбался и отвечал:
— Ошибка молодости…
А многие возмущались:
— Тоже, герой!..
В первый же день к нему прикрепили отличников из старших классов. Отличники составили расписание — по какому предмету и когда будут ему помогать.
А уж учиться ему как хотелось! Так всегда бывает после каникул или болезни. На уроках Петя старательно слушал и еще более старательно писал. И хотя внешне он мало чем изменился, все же появилась у него какая-то непонятная привычка: смотреть в окно и надолго задумываться, особенно когда за окном медленно падал снег.
Савва даже слегка подталкивал его в бок:
— Петя, ты чего, Петя…
— Да-да, — шептал Петя. — Конечно… Сейчас.
О чем он думал в эти минуты? Может быть, при этом он успевал краешком глаза видеть правый локоть, правую щеку, правое ухо — одним словом, все Алисино правое? Трудно сказать. Но во всяком случае, для него было загадкой, почему во время его болезни она ни разу к нему не зашла. Эта загадка его очень мучила.
Алиса встретила его без особого восторга, но и без иронии. Просто она улыбнулась ему и сказала:
— Ну, наконец-то выздоровел.
И все.
К этой фразе Петя мысленно подставлял разные окончания:
«Ну, наконец-то выздоровел. Целую вечность не виделись».
«Ну, наконец-то выздоровел, как я рада».
«Ну, наконец-то выздоровел. Дурак ты, дурак!»
Но как ни старался Петя, истинного отношения Алисы к нему он так и не понял. И давно жалел, что так глупо вел себя в тот день… на реке…