Леэло Тунгал
Кристийна,
Старый младенец
Кое-кого холят и лелеют прямо с рождения. А вот я постыдилась бы оказаться лысой и беззубой и постоянно делать в штанишки. Но некоторые с рождения вообще ничего не соображают, даже стыдиться не умеют: поедят, отрыгнут и не извинятся! Некоторые с самого начала просто невыносимы. А с ними ещё и носятся, как с писаной торбой…
Это я про младшую сестрёнку говорю.
А как мы все её ждали! По вечерам мама только и знала, что шить и вязать голубенькие одежды для кукол, бабуля носилась по магазинам, а папа затеял ремонт в спальне. Когда мама отправилась за младенцем, мы с Хелен нарисовали шикарный плакат «Здравствуй, Кристьян!». Поначалу мама собиралась родить мальчика, но в последний момент передумала и родила девочку. Кто знает, возможно, родить мальчика было бы разумнее, а то эта Имби такая кулёма, что от неё никакого толку.
Раньше я заглядывалась на младенцев в колясках, оставленных перед магазином, и думала, как было бы здорово, если бы и мне родили братика или сестричку. А теперь я знаю, что эти младенцы в своих шерстяных комбинезончиках и с пёстрыми пустышками во рту только кажутся чистенькими и аккуратными, а у половины из них штанишки мокрые, это точно, и все они после еды кряхтят и отрыгиваются.
Бабуля права, когда говорит, что в старину дети были лучше: о нынешних мало что скажешь хорошего. Малышка у нас уже несколько недель живёт, а изменений к лучшему не заметно. Я так и сказала маме: нечего Имби держать в доме, взяли бы лучше щеночка. Клаарикин пёсик Пенну за две недели отучился писать и какать где попало, и голос у него намного красивее и спокойнее, чем у нашей крошки. Хотя он и дворняжка. Но мама только рассмеялась и обняла меня. Понятия не имею, с чего они так хлопочут над этим чудом — в последнее время только к её писку и прислушиваются, на других, нормальных, людей ноль внимания…
Тут мама объявила, что сегодня у Имби день рождения, и если я обещаю не есть муки, то смогу помогать ей месить тесто для пирожных. Не знаю, зачем тогда делают эту муку, если её есть нельзя? А по-моему ни одно пирожное не бывает таким вкусным, как мука. Некоторые пирожные печь — только муку переводить. Я подумала, что когда вырасту, стану пекарем и буду делать только такие пирожные, в которых сразу чувствуется вкус хорошей муки.
Но я, конечно, обещала мамочке, что не стану есть муку, и сдержала слово, я только чуточку попробовала и горсточку спрятала между страницами кулинарной книги — чтобы достать после, когда Хелен вернётся из школы. Хелен у меня такая сестра, как положено: у неё причёска «конский хвост», и ранец, и школьная форма. Она ходит во второй класс и старше меня почти на два года. А что мы настоящие сестры, видно хотя бы по тому, что Хелен тоже любит муку.
Мы с мамой замесили тесто, мама уже поставила пирожные в духовку, и тут я сообразила, что с этим днём рождения что-то не то! Имби принесли домой незадолго до Рождества — и уже день рождения! У меня, у Хелен, у папы, у мамы — словом, у всех порядочных людей день рождения только раз в году, а наша малышка совсем ещё новенькая? Может, мама ошиблась?
Мама достала из шкафа одну свечку, которая втыкается в пирожное, и один подсвечничек, так что кому-то должен был исполниться один год.
Тут малышка заплакала, и мы пошли посмотреть, что с ней. Только не говори, что младенцы не хитрые: только мама взяла её на руки, как плач тут же прекратился. Я смотрела на Имби, пока мама её распелёнывала: эта так называемая сестричка не казалась мне очень уж молодой, может, она только растёт медленно. Под коленками и на запястьях у неё были складочки. Может, ей и в самом деле уже год? А где она раньше была?
— Мама, — спросила я, — ты что, принесла нам чьего-то старого младенца?
Мама сделала большие глаза:
— Как это — старого?
— Ну если ей уже год исполняется. И складочек у неё полно, и…
Мама рассмеялась:
— Нашей маленькой Имби сегодня исполнился месяц. А складочки у нас оттого, что мы хорошо кушаем!
Мама и в самом деле ест с аппетитом, но если она так сюсюкает, то это значит, что она говорит и за Имби. По-моему это странно и безобразно. Месячной недотёпе справляют день рождения, да ещё и разговаривают за неё!
Отец, когда вернулся домой, спросил:
— Ну, как вы тут жили?
Мама ответила:
— Прекрасно! Хорошо покушали, спали, сколько положено, и обмочили шесть пар штанишек!
Мне стало так стыдно — будто и мы с мамой…
— Я-то не обмочила, — сказала я. — И Хелен тоже.
— Значит, это Имби с мамой на пару безобразничали, — улыбнулся отец. — У вас так вкусно пахнет. Не пора ли за стол?
По случаю дня рождения Имби стол накрыли в комнате с телевизором. Хелен, пока мы накрывали стол, не высовывала носа из комнаты, и когда я пошла её звать, оттрепала меня за волосы.
— Сделай так, чтобы тебя здесь не было. По гроб жизни видеть тебя не хочу! — прошипела моя старшая сестра. — Неряха ты паршивая!
У нас с Хелен общая комната, но я знаю, что не должна мешать ей готовить уроки. Но что это за учеба, когда ты валяешься на диване и смотришь в потолок, а учебники разбросаны по полу?
И это благодарность за то, что я припасла муку для Хелен! В последнее время я в этом доме ни разу не слышала слова «спасибо»! Хелен могла бы поблагодарить меня хотя бы за то, что я нарисованную ею такую скучную и бледную дорогу очень миленько раскрасила! От такой жизни рыдать хочется!
Когда стол накрыли, Хелен выползла из комнаты. Я дала себе слово, что не заговорю с ней до конца жизни или даже ещё дольше. Поделом ей!
Мама сказала:
— Дети, ешьте пирожное, наконец!
Но у меня совсем пропал аппетит. Хелен сидела на другой стороне стола, корчила мне страшные рожи и тоже не ела.
— Вы что, поссорились? — спросил папа.
Мама пощупала мой лоб, потом у Хелен и сказала:
— Температуры у них нет. Что там у вас стряслось?
— Кристийна дура! — пробурчала Хелен. — Испачкала мой рисунок… А ты, мама, должна завтра прийти в школу. Учительница Лепик велела.
— Ну и дела! — поразился папа. — Что ты там натворила?
— Я же сказала, что Кристийна исчеркала мою тетрадь, — всхлипнула Хелен. — Намалевала на пер-спек-ти-ве какую-то какашку!
Какашку! Да я нарисовать какашку не сумею! И вообще я не знаю такого человека, который по своей воле стал бы рисовать какашки, когда на свете столько интересного: собаки, солнце, черепа… Но так всегда, если в этом доме что-то случается, валят на меня!
Отец велел Хелен показать тетрадь для рисования и дневник.
Господи! Оказалось, что Хелен назвала какашкой моего миленького щеночка, которого я пририсовала фломастером к её серой дороге. Я помню, когда акварель высохла, Хелен вздохнула: «Какая скучная картинка получилась!». И пока она мылась в ванной, я сделала рисунок поинтереснее. Пёсик на дороге, правда, получился слегка похожим на овцу, но я приписала, кто это и отчего у него, бедняжки, кривые лапы. Такая красивая картинка вышла!
Папа с мамой посмотрели в тетрадь Хелен и рассмеялись.
— «Собака молодая и её ноги не держат», — прочла мама. — Это уж точно работа Кристийны.
— Ну да! — честно призналась я. — Я написала, что собака молодая, и её ноги не держат.
— Чего вы смеётесь? — произнесла Хелен сквозь слезы. — У всех нормальные сёстры или братья, а у меня одна хуже другой!
— Ох-охо, — сказал отец, — а почему у тебя в дневнике вчерашняя пятёрка переправлена на тройку? Да ещё красными чернилами?
Хелен покраснела. Уставилась в землю и замолчала.
— «Природоведение: коровы и свиньи», — прочитал отец. — Отвечай, что у тебя там произошло с этими коровами и свиньями?
— Ничего не произошло, — прошептала Хелен. — Ну да, мы с Майю вчера получили за коров и свиней по тройке. И Майю сказала, что не хочет из-за какой-то хилой свиньи получать порку. И ещё она сказала: «Давай исправим тройки на пятёрки, иначе дома отец меня выпорет».
— Майю сказала, Майю сказала, — повторил отец. — А ты что сказала?
— Я сказала, что и меня побьют.
— Деточка моя! — изумилась мама. — Когда мы тебя били? Зачем ты такое сказала?
— Мне стало стыдно… — пробормотала Хелен.
Отец развёл руками:
— Тебе стало стыдно, что тебя не побьют? Я не нахожу слов! Всыпать бы тебе хорошенько! Стыдно, Хелен, ты стала лгуньей!
Хелен разревелась, и мама сказала:
— Теперь плачем делу не поможешь! Позвоню я бабуле — пусть посидит завтра с маленькой. Иначе как я смогу пойти в школу?
— У бабушки может случиться очередное «мероприятие», — предположил папа.
— Уж я её как-нибудь уговорю, — ответила мама.
— Схожу к телефону-автомату, позвоню, а то опоздаю. А ты, отец, разберись пока что, как там у Хелен с коровами и свиньями. А Кристийна приглядит за Имби.
Отец задул свечу и ушёл заниматься с Хелен. Я поглядела на собаку, которую пририсовала — чем она могла не понравиться? А учительница поставила под картинкой большую красную закорючку — наверно, хотела сказать, что таких кривых ног даже у очень молодой собачки быть не может… Мало ли что: у Имби ноги тоже кривые, а за неё никто не стыдится!
Имби потихоньку кряхтела в своей кроватке, и изо рта у неё текли слюни. Я смотрела на это маленькое лысенькое страшилище и думала: ну пусть она не красавица, зато у неё, может быть, сердце доброе. И вдруг вспомнила, что сама Имби не получила ни крошки своего праздничного пирожного, ни глоточка фанты — ей со стола ничего не досталось! Я взяла малышку на руки и показала ей стол, накрытый к её дню рождения. Хотела показать Имби и нашу комнату, но не решилась — из-за закрытой двери доносился сердитый голос отца:
— Запомни, наконец, бык — это муж коровы, а хряк — муж свиньи. Свинья-мужчина — это хряк или боров, а свинья-женщина — свиноматка. И никакого свинобатьки, которого ты придумала, не существует. И кто только тебя воспитывал?
— Ты будешь это учить во втором классе, — сказала я Имби и отнесла её в кроватку. Имби сплюнула слюну и снова заверещала. Я принесла из кухни щепотку муки и положила ей в ротик. А сама подумала: «Если она и муку выплюнет, значит, она не моя сестра, значит, она в самом деле чей-то забытый младенец». Но она съела. Даже губки облизала.
Как Жулик унес мой ключ
А вот за мной присматривать не надо. Можно и на колени посадить, и за руку взять, но не обращайтесь со мной, как с младенцем. До того, как родилась Имби, я часто гуляла во дворе одна, как все ыйсмяэские дети, и только два раза теряла ключ, который висел у меня на шее. Когда я была маленькой, пятилетней, у меня однажды в песочнице тесьма, на которой висел ключ, развязалась, один карапуз нашёл ключ, засунул его в рот и не хотел отдавать. Только когда я скорчила рожу, как у бабы-яги, толстячок испугался, заревел, и ключ выпал у него изо рта. Ужас какой, если бы он его проглотил, я бы несколько дней своего ключа не видала!
А во второй раз мне из-за ключа пришлось серьезно поволноваться. Случилось это так.
Мы с Клаарикой играли в собачью выставку. По двору, кроме её Пенну, бегала ещё одна чужая собака, совсем ручной пудель. Мы играли так, будто это мой пёс Лорд. Клаарика повесила свой ключ на шею Пенну и сказала, что это понарошке золотая медаль, которую Пенну заслужил на выставке. Мне стало жалко пуделя, и я повесила ему на шею свой ключ, будто пудель Лорд получил серебряную медаль. Пёсик завилял хвостом и лизнул меня в нос. Вдруг раздался мужской голос: «Жулик! Жулик! Ко мне!» — и пудель бросился наутёк с моим ключом на шее. Мы видели только, что он сиганул в дверь третьего подъезда. Мы с Клаарикой и Пенну погнались за чужой собакой, но в третьем подъезде собакой и не пахло. Пахло кошками.
— Вот тебе и Лорд, — возмутилась Клаарика.
— Получил ключ — и сразу стал Жуликом!
— Что же делать? — беспомощно спросила я.
Клаарика предложила:
— Обойдём все квартиры и отыщем Жулика. Не провалился он сквозь землю с твоим ключом! — На всякий случай она сняла свой ключ с шеи Пенну и повесила себе на шею.
В первую дверь мы звонили долго, но никто нам не открыл.
— Значит, никого нет дома, — сказала Клаарика.
— Любая собака на такие звонки в дверь непременно залаяла бы. Если, конечно, этот Жулик не окажется немым. Но лучше пойдём звонить в другую квартиру!
Мы позвонили в другую дверь. Послышались шаркающие шаги, ключ заскрежетал в замке, и дверь приоткрылась — она была на цепочке. За дверью на нас уставилась толстая тётка:
— Вам чего?
— Здравствуйте. Извините, мы ищем Жулика, — сказала Клаарика. Красиво сказала — вежливо, с извинением.
— Вам не стыдно? Сами девочки, а ходите по чужим квартирам и ругаетесь. Фу!
Злая тётя захлопнула дверь и заперлась.
Клаарика рассмеялась, а мне плакать хотелось.
— Надо как-то иначе спрашивать, а то подумают, что мы их самих называем жуликами, — решила Клаарика.
— Спрашивай: извините, вашу собаку зовут Жулик?
В третьей квартире Клаарика так и спросила. Но старичок, который нам открыл, ничего не понял, широко улыбнулся и сказал:
— Да! Да!
Он на миг исчез в комнате и почти сразу вернулся с толстой пачкой старых газет. Я не хотела брать, но Клаарика шепнула мне:
— Бери, бери! За них ты получишь макулатурные книжки!
Старичок дал нам ещё по мятной конфете и, пожимая нам руки, весело подмигнул.
— Ну вот, — вздохнула я. — Вместо ключа старые газеты. А что это за макулатурные книжки?
— Это такие интересные книжки, которые дают только в обмен на старую бумагу, — пояснила Клаарика. — Ну, идём дальше?
Мы решили попытать счастья на верхних этажах, но в лифте смогли дотянуться только до кнопки пятого этажа.
На пятом этаже за первой дверью, едва мы нажали на кнопку звонка, послышался собачий лай. Пенну сразу громко залаял в ответ.
— Это та самая квартира! — обрадовалась Клаарика. — Простите, ваша собака — Жулик? — спросила она появившегося в дверях рыжего мужчину громко, чтобы перекричать собачий лай.
— Что? — воскликнул мужчина. — У меня чистокровная немецкая овчарка!
— А она немножко похожа на пуделя? — воскликнула я.
— Тарзан, молчать! — прикрикнул дяденька, глядя в комнату.
— Мы ищем одного пуделя, — попыталась объяснить я, но он не дослушал меня и хлопнул дверью.
— Безобразие! — воскликнула Клаарика. — Держат разных тарзанов, да еще и овчарок. Может, у него в ванной живут овцы? Эх, угораздило тебя надеть ключ на шею пуделю! Не ной, пойдём посмотрим, может, Жулик опять во дворе?
Но во дворе Жулика не было.
Мама с папой в тот день прямо с работы собирались в кино, а Хелен не брала ключ в школу. Пачка газет была такая тяжёлая. Мы с Клаарикой присели на край песочницы, Пенну пристроился между нами, высунув язык.
— Мне скоро надо идти домой, — сказала Клаарика.
— Иди, если хочешь, — ответила я.
— А знаешь, вдруг хозяин этого Жулика — разбойник? — предположила Клаарика.
— Получил от собаки ключ от вашей квартиры и в этот момент преспокойно ворует серебряные ложки.
— Зачем они ему? — удивилась я.
— Как зачем? Ну, чтобы есть? Откуда я знаю? Может быть, разбойники просто коллекционируют серебряные ложки.
— У меня есть ложка с медведем, бабушка, которая живёт в деревне, подарила…