А я подарю маме игольную подушечку, которую сделала на уроке ручного труда, бабуля получит закладку, а для деревенской бабушки нарисую открытку. А учительницам куплю цветы, вот!
— Надо бы и маме подарить цветы, — сказала я.
— Маме цветы всегда покупает папа. Ты же знаешь, что мама, принимая цветы, всегда говорит: «Ну зачем ты тратился, цветы сегодня дороги, прямо на вес золота!»
И в самом деле, накануне Женского дня мама всегда заводит разговор о том, что для нее не имеет значения, подарят ей в этот день цветы или нет, для неё важнее, чтобы её целый год хоть немножечко любили и заботились о ней. И пусть папа ни в коем случае не тратит своё дорогое время и деньги на цветы, которые простоят один день, или на дорогой подарок.
Отец на это смущённо отвечает, что, конечно, деньги у него под ногами не валяются, но на маленький подарок хватит. Но когда наступает Женский день, мамочка так радуется всем подаркам, что даже слёзы на глазах выступают. Мама даже в прошлом году была рада маленькому подарку, который оказался слишком большим: отец купил ей бюстгальтер с люрексом, о котором мама сказала: «Его можно повесить вместо гамака» и смеялась до упаду. Вечером мы с Хелен играли в бедных двойняшек, которым купили на вырост два синих чепчика, чтобы близняшки всегда ходили, держась за руки.
На этот раз утром седьмого марта отцу не надо было идти на работу. Мы решили вдвоём поехать на Ныммеский рынок и купить маме самые красивые цветы на свете.
— Купим орхидеи! — предложил папа, когда мы сели в автобус.
— Или васильки, или кукушкин башмачок! — сказала я.
— В это время они не растут, — вздохнул отец.
— А какие они, эти орхидеи? — спросила я.
— Немножко похожи на кукушкин башмачок. Только в три раза бледнее и в сто раз дороже, — улыбнулся папа.
Я так загордилась: мой папа подарит моей маме такие бледные и такие дорогие цветы!
Но на рынке орхидеи не продавали. Некоторые цветы были бледными, и все — дорогими, но ни один не назывался орхидеей. Там продавали тюльпаны, нарциссы, цикламены, подснежники и даже белую сирень — казалось, что автобус номер десять привёз нас куда-то на юг. Только нарциссы не пахли, а подснежники были хиленькими, а папа хотел подарить маме цветы, которые сказочно пахнут, так он и сказал. Хоть на все двадцать рублей, которые были у него в бумажнике.
В большом здании, которое папа назвал рыночным павильоном, тоже не было орхидей. Но у окна сидела тётенька, которая улыбалась широко и весело, как наша деревенская бабушка.
— Маленькая барышня желает витаминов? — спросила тётенька.
— Желает! — ответил папа за меня и разделил протянутую ему на вилке кучку капусты пополам — половину отправил в мой рот, другую — в свой.
Капуста оказалась ужасно вкусной — сразу и кисленькая, и сладкая.
— Сказочная капуста! — воскликнул папа. — Пожалуйста, взвесьте мне целое кило, если у вас найдётся полиэтиленовый пакетик.
— Найдётся, — кивнула тётенька и протянула папе пакет с капустой, а мне красивое краснобокое яблоко.
Мы с папой долго ходили по рынку, хрустели кислой капустой и искали орхидеи. И вдруг я почувствовала, как моё сердце забилось сильнее: тук-тук! Моё сердце всегда делает «тук-тук», когда поблизости оказывается симпатичная собачка. «Ту-тук-тук» — стучало оно теперь, потому что у рыночных ворот стоял мужчина с тремя чудесными собаками. Большой чёрный пудель сидел у ног мужчины, а рядом с пуделем стояла корзинка с двумя ужасно милыми, просто жуть какими прелестными щеночками. Я взяла папу за руку и подвела к щеночкам.
— Кристийна, ты же знаешь, — твёрдо сказал папа, заметив щенят, — ты прекрасно знаешь, что мы не можем взять собаку!
— А мы и не будем покупать, только поглядим немножко, ладно?
Щеночки возились в своей корзинке. Один трепал другого за мохнатое ухо. Маленькие чёрные влажные носики блестели, как драгоценные камни.
Чужой дядя спросил:
— Барышня хочет купить собачку?
— К сожалению, это невозможно, — уверенным тоном сказал папа.
Но когда мне позволили сделать щеночкам «пай», папа тоже погладил одного пуделька по головке, а тот лизнул папину ладонь.
— Признал в тебе будущего хозяина, — шепнула я отцу, следя за выражением его лица. Отец улыбнулся, но сразу снова стал серьёзным.
— Оставь свои глупости! — рассердился папа. И повернулся к продавцу собак: — Какой они у вас породы? Дворняжки?
— Королевские пудели!
— Папочка, ты в нашей семье король, тебе просто необходим королевский пудель, — попыталась схитрить я.
— А кто будет с ним гулять? И у нас в доме младенец. Да они, наверно, и очень дорого стоят.
— Двадцать пять рублей! — сказал продавец.
Папа махнул рукой:
— Кристийна, оставим это дело. Ты же знаешь…
— Если вы твёрдо решили купить, я могу сбавить цену, — обещал продавец собак.
— Конечно, твёрдо, — завопила я. — Железно!
— Отдам за двадцатку, если вы любите собак, — сказал дяденька.
— Семнадцать, — предложил отец.
— Девятнадцать, — начал торговаться собаковладелец.
— Восемнадцать с половиной, — улыбнулся папа.
— По рукам! — воскликнул продавец собак. И предложил мне: — Пусть барышня сама выберет!
Я с самого начала выбрала того щеночка, которого другой трепал за ухо. У него на мордочке было написано, что он хочет стать моей собакой. Отец пересчитал деньги и отдал продавцу собак.
— Можете смело давать ему всё, что едите сами: картошку, и капусту, и хлеб, и воду, — поучал нас продавец.
— Теперь мы в самом деле перейдём на хлеб и воду, — сокрушённо сказал папа, отдавая последние копейки за автобусный билет.
В автобусе все дети подходили погладить нашего щеночка. Даже один старичок посмотрел на пуделя и сказал:
— Правильно, когда в доме дети, разумнее брать девочку — кобели под старость, случается, становятся злобными.
Отец взял щеночка на колени:
— Ещё и девочка! Кристийна, ты только подумай, у неё же будут дети!
— Здорово, правда! Мы оставим всех щенят себе и начнём выводить новую, неизвестную, породу. А собачку назовём Романтика. Или Аннабелла. Подыщем красивое женское имя!
Папа вздохнул:
— Не знаю, что скажет мама! И что за затмение на меня нашло на рынке, понять не могу! Теперь у нас на шее собака, а что сделано, того не вернёшь!
— Правильно, не вернёшь, но ты подумай: собачка — лучший подарок мамочке к Женскому дню. Теперь мы будем дарить маме щеночков ко дню рождения, и к Рождеству, и к Женскому дню.
Ты только посмотри, собачка не вянет, она не может оказаться мала или велика, как бельё. Поверь мне, мамочка будет очень рада!
Но папа мне, кажется, не поверил.
— Есть ещё одно красивое имя, Дева, — сказала я отцу, когда мы поднимались в лифте на наш этаж. Щеночек довольно пискнул.
— Ну да, её так и зовут — Дева, — решила я.
— Теперь ты сам увидишь, как мама обрадуется.
Дверь была на запоре, мама с Имби ушли. Папино плохое настроение понемногу улеглось. Он смотрел на шнырявшую из комнаты в комнату Деву и улыбался. Собачка внимательно изучала свой новый дом. Она проскользнула вслед за отцом на кухню и уселась на пол. Моя собачка. Ужасно красивая, страшно милая Дева!
— Мама идёт! — испуганно воскликнул отец. Я забралась на стул и выглянула в окно. Мама бодрым шагом, толкая перед собой коляску, двигалась к дому, не подозревая, какая радость её ожидает.
— Ты бы… ты бы предупредила её поделикатнее, — попросил папа. — Ну, сказала бы, что такая ситуация возникла… цветов не было, и вообще…
Я натянула пальто и выскочила навстречу маме. Хотела прямо выложить ей всё, но потом вспомнила, что папа просил её деликатно подготовить. Я и начала готовить.
— Отгадай, кто у нас дома?
— Доктор? Деревенская бабушка? — начала гадать мама.
— Холодно!
— Кто-то с моей работы? Соседка?
— Всё равно холодно. Ни за что не отгадаешь: у нас дома одна Дева!
— Дева? — удивилась мама. — Соседская?
— Нет! — засмеялась я. — Ты эту Деву ещё не знаешь, и Хелен не знает. А мы с папой сегодня познакомились с ней и безумно полюбили её. Она будет жить у нас. Папа сказал.
Мама побледнела:
— У нас? Насовсем? Но, послушай, я в таких вопросах тоже имею право голоса. Что отец говорит?
— Отец сейчас смотрит на неё и восхищается, какая милая эта Дева. А она разлеглась на кухне у его ног и ужасно мило улыбается ему. А глаза у неё такие карие, и блестят, как каштаны. Ну, теперь ты к этому готова? Папа велел тебя деликатно подготовить, чтобы ты в обморок не упала от счастья.
— Меня подготовить? — спросила мама. — Меня? В конце концов, мы с вами можем переселиться к бабуле…
— А кто тогда накормит Деву? И надо приготовить ей, где спать. У неё нет ничего. Даже платьица нет, только шубка, — деликатно сказала я.
— Только шубка? — воскликнула мама. — Хотела бы я на неё поглядеть!
Я помогла маме выкатить коляску с Имби из лифта. Заметила, что мамины руки дрожали от возбуждения: не знаю, догадалась ли она, что у нас теперь дома есть собака?
Когда мы вошли, щеночка нигде не было видно.
— Где вы пропадали? — спросил папа бодрым, но слегка испуганным голосом.
Мама ничего не ответила, унесла Имби в свою спальню и начала распаковывать её. И — вот тебе на! — Дева вылезла из-под кровати, обнюхала мамину ногу и чихнула: чих!
— Ой, что это? — испугалась мама. — Кто это? Что за существо?
— Мама, это и есть наша Дева. Я ведь тебя хорошо подготовила.
Мама во все глаза смотрела на меня, папу и щеночка. Особой радости не чувствовалось.
— Мы хотели купить тебе к завтрашнему празднику орхидеи, но на рынке их не было. Купили немножко кислой капусты и пуделя, — сказал отец стыдливо.
— Пуделя? — Мама присела на корточки и осмотрела Деву, которая вежливо помахала ей крошечным хвостиком. Мама погладила Деву и рассмеялась. — Если эта дворняжка называется пуделем, то я — королева Швеции. Какая самозванка! Но вообще-то она очень миленькая.
Папа улыбнулся смелее:
— И, представь себе, она ест кислую капусту! Почти всю капусту, которую мы принесли с рынка, сжевала и глазом не моргнула!
И только посмотрите — над этим подарком к Женскому дню мама смеялась до слёз. Мы с отцом тоже смеялись. Из вежливости.
Только Имби, которую не успели распаковать, начала хныкать! Вы только подумайте — в доме собака, а она хнычет!
Вместо орхидей отец купил три веточки вербы.
— Пригодятся! — сказала мама, принимая ветки, потому что Дева как раз напрудила у её ног симпатичную лужицу в форме яблока. Но по маминой улыбке было видно, что Дева ей понравилась — хотя у щеночка не было ни платья, ни постели, ничего, кроме чёрной шубки и верного собачьего сердца.
Кто пишет стихи в альбом?
Мне очень нравятся такие вечера, когда у папы и мамы хорошее настроение и много свободного времени. Случается это не часто: порой у папы есть время, но мама занята, а бывает, что мама приходит в хорошем настроении, но отцу надо работать, и в квартире должна быть тишина. Но случается, что оба хотят расслабиться, и это просто чудесно! Если папа в хорошем настроении, с ним можно говорить обо всём, хотя бы о том, когда он был маленький. А с мамой мы делаем разные вкусности, вроде тартинок на спичках или бисквит со взбитыми сливками. А иной раз зажигаем свечи и выключаем люстру — и на душе становится празднично и чуть страшновато, так что я опасаюсь одна далеко отойти от стола. Папа любит рассказывать при свечах всякие ужастики, которые он слышал, когда ходил в школу: о чертях, о привидениях, о «чёрной руке». Мама на это качает головой и говорит: «Ну ты до сих пор мальчишкой остался!», но по её лицу видно, что она не сердится. Как здорово было бы, если бы мы все разом оказались детьми: мама, папа, Хелен и я. Мы вместе играли бы в старинные игры, о которых рассказывала мама: в «Да и нет не говорите, чёрное с белым не берите», в «Море волнуется» и в разбойников. А Имби в наказание была бы взрослой, готовила бы нам еду и стирала бельё. И бабуля помогала бы — ведь она, наверное, не смогла бы стать ребёнком.
Хелен сказала, что идея ей нравится, но так жить нельзя: кто бы нам давал деньги на мороженое? Имби столько не заработает! А бабуля нам не позволяла бы есть мороженое. Всякий раз, когда об этом заходит речь, она говорит: «Милое дитя, покупая мороженое, заодно надо и гроб купить. Нет, я вашей смерти не желаю!»
Мама уверяет, что бабуля твердит эти слова уже тридцать лет — когда мама была маленькой, бабуля ей вообще не позволяла есть мороженое, хотя тогда продавали чудесное мороженое в чудесных вафельных трубочках. Только раз, когда бабуля пошла в рыбный магазин, а маленькую маму оставила ожидать на тротуаре, мама увидела рядом с мусорным ящиком слегка надкусанную вафельную трубочку с наполовину растаявшим мороженым, она её сразу подобрала и съела. Вкусно-то как было! Подумать только, мама этот свой секрет скрывала от бабули почти тридцать лет! Бабуля у нас вообще такая порядочная и строгая, мы все её немного побаиваемся.
А папа в детстве жил в деревне, и в сельской лавке мороженое продавали очень редко, так что теперь наша семья навёрстывает упущенное. Даже Дева любит лакать растаявшее мороженое. Имби, конечно, пока не даём, и так ей и надо! Пусть вертится в своей кроватке. Вчера она два раза перевернулась с живота на спинку, и об этом пустяке шёл разговор весь вечер, а мама даже пошла звонить бабушке о большом достижении малютки. А когда я трижды сделала сальто и при этом больно ударилась головой о шкаф, меня отругали: «Большая девочка, а глаз нету!».
— Альбом для стихов Майму! — закричала Хелен и бросилась к Деве. Дева решила, что с ней играют, и скрылась в прихожей. Хелен побежала за ней и скоро вернулась в слезах.
— Посмотри, что твоя дворняга наделала. — Хелен сунула песенник мне под нос. — Что теперь делать?
Мягкая розовая обложка была вся в следах маленьких зубов, а страницы смяты и изгрызаны. А плутовка Дева сидела на пороге кухни и думала, что ловко пошутила.
— Я тебе! — погрозила Хелен щенку.
— Щенята постоянно что-то грызут, — улыбнулся папа. — Когда я был маленьким, наш Барбос сожрал половину моего учебника по математике. Сколько неприятностей было в школе! К счастью, в наше время мы покупали учебники, а не получали их бесплатно в школе, как сейчас.
— Зачем ты плачешь попусту! — утешала мама Хелен. — Я давно тебе говорила, что эти альбомы для стихов — глупость. Они давно вышли из моды.
— Но это альбом Майю, — всхлипнула Хелен. — В нём половина девчонок нашего класса что-то написала, и «бешки» тоже.
— Какие такие «бешки»? — спросила я.
— Девочки из параллельного «б»-класса, — сердито отозвалась Хелен. — Ну вот, ты своего добилась! Ты специально привела эту скотину в дом, чтобы опять поссорить меня с Майму. Только вчера мы помирились и обменялись альбомами. Даже салаги рисовали для Майю картинки и писали — и при этом альбом оставался чистым и невредимым. Но разве в нашем доме какая-то вещь уцелеет?
— А салаги кто? — удивилась мама.
— Первоклашки, недомерки из первого класса.
Папа усмехнулся:
— Подумать только, сейчас выяснилось, что мы с тобой не знаем родного языка. Вчера мы слышали, что Дева — клёвая собака, сегодня ты говоришь о каких-то салагах.
— Клёвая — это замечательная, — сказала мама.
— В наше время говорили: «жутко хорошенькая!».
— В наше время сказали бы «собака — зашибись!».
— Вот-вот, зашибись! — возмутилась я. — Когда собачка ведёт себя хорошо, то она «наша Дева» и «наш миленький щеночек», а как провинится, так сразу «Кристийна привела собаку в дом», «Кристийнина дворняга»! У меня, если хотите знать, ни одного альбома для стихов, обо мне в этом доме никто не заботится!