— А ты не можешь раздобыть парик? — сказала она. — Нынче многие носят парики.
Нет, ответил Эльвис. Где же ему взять парик? Они очень дорогие, парики эти. Эльвис совершенно точно знает это, он слышал, как родители говорили: маме, мол, не мешало бы купить себе парик, чтобы так часто не ходить к парикмахеру. Но у мамы не нашлось денег на это.
Тут вдруг Аннароза вспомнила, что у её мамы где-то должна быть накладная чёлка.
— Можешь на время взять её себе, — сказала она, — мама ведь перекрасила волосы. Вряд ли она ещё ей понадобится. У мамы теперь волосы рыжие, а накладная чёлка — каштанового цвета.
Сняв с Эльвиса шапку, Аннароза принялась оглядывать его волосы. Да, пожалуй, они чуть светлее маминого парика. Хотя вряд ли кто-нибудь это заметит. Сколько раз Аннароза надевала эту накладную чёлку, и никто ничего не замечал, а ведь у них с Эльвисом волосы почти одинаковые.
Вечером мама уйдёт на службу в свой ресторан, и тогда Аннароза непременно разыщет парик. Она будет искать и искать, пока не отыщет его, чтобы Эльвис снова мог пойти в школу!
— В школу обязательно надо ходить! — сказала Аннароза, глядя на Эльвиса своими большими глазами.
— Да, обязательно! — прошептал Эльвис. Подумать только, ещё недавно он не сознавал до конца, как это обязательно!
«Конечно, — думал он, — чудная эта затея с париком, но что поделаешь?..»
— Нужда заставит — и не то сделаешь, — прошептала Аннароза.
Эту поговорку часто повторяла прабабушка. А значит это: раз надо — так надо! Даже если ни капельки не хочется.
— А мне хочется в школу, — шепчет в ответ Эльвис.
— Что ж, — говорит Аннароза, — приходи опять вечером ко мне, когда мама уйдёт на работу, и я прилажу тебе накладную чёлку. Мама уйдёт часов в шесть, — добавляет она. И ей вовсе не обязательно знать, что Аннароза хочет на время дать её парик Эльвису. — Мы же вернём ей парик, — говорит Аннароза, — как только у тебя волосы отрастут. Да она, наверно, и думать забыла про эту накладную чёлку. Ведь у неё теперь волосы рыжие.
Эльвис пообещал вернуться к шести часам.
— Может, я тебе и атлас дам полистать, — ободряюще шепнула ему Аннароза. — Всё будет хорошо, вот увидишь.
10
Как только Эльвис вернулся домой, он сразу же спросил у мамы, который час. И потом ещё много раз спрашивал её об этом. Ведь он обещал быть у Аннарозы в шесть часов. Ему необходимо следить за временем.
Под конец мама рассердилась:
— Каждую минуту смотреть на часы! Не приставай больше ко мне! У меня уже голова разламывается…
Тут зазвонил телефон, и мама приклеилась к аппарату…
Эльвис ходит взад и вперёд по квартире и поглядывает на кухонные часы. А они всё тикают и тикают, и сколько бы Эльвис ни следил за стрелкой, она не сдвигается с места.
Но стоит ему только на миг отойти от часов, как стрелка сразу же перескакивает. Очень это досадно. И беспокойно как-то. Нет, дальше так жить нельзя.
Эльвис должен научиться сам узнавать время.
И Эльвис помчался к Петеру.
Эльвису повезло — он застал Петера дома. Ему только что вырвали зуб мудрости, и сейчас ему очень больно — совсем плохо сейчас Петеру.
— Научишь меня узнавать время по часам? — попросил Эльвис.
— Что ж, можно, — ответил Петер.
Он достал откуда-то старый сломанный будильник и сразу начал урок.
Узнавать время по часам оказалось совсем нетрудно. Куда легче, чем научиться плавать или кататься на велосипеде. Даже легче, чем выучиться грамоте. Глупо, что он раньше не выучился. Зато теперь ему уже не надо приставать к маме, да и у мамы уже не будет из-за него разламываться голова.
Теперь он уже не боится опоздать к Аннарозе, времени впереди ещё много. Эльвис даже успеет помочь Петеру починить будильник. Вот это уже потруднее, чем выучиться узнавать время, но всё же под конец они справились с будильником, и он заработал.
Петер подарил его Эльвису.
— Мне самому он не нужен, у меня другой есть, — сказал он.
Будильник очень большой. Он тикает оглушительно и подпрыгивает, когда звонит. Эльвису неловко отбирать у Петера такую великолепную вещь, но Петер говорит, что дарит Эльвису будильник из благодарности за то, что избавился от зубной боли; этим избавлением он обязан Эльвису, считает Петер…
Когда Эльвис вернулся домой, он уже застал там папу, который тоже только что возвратился с работы.
Папа был в отличном расположении духа. Эльвис показал ему будильник и предложил: пусть папа и мама теперь сколько угодно спрашивают его, который час, — теперь он сам умеет узнавать время.
И папа спрашивал его, а Эльвис отвечал.
И ни разу не ошибся. Мама тоже стала его спрашивать, и родители оба похвалили Эльвиса: он просто молодчина.
— Так вот почему ты всё прибегал ко мне и спрашивал, который час, — говорит мама. — Сказал бы, что тебе нужно, я бы и сама научила тебя узнавать время.
Кажется, мама слегка досадует на себя.
Конечно, Эльвис вовсе не потому к ней приставал — просто он боялся опоздать к Аннарозе. Но он не стал отпираться. Пусть мама думает, что он хотел научиться узнавать время. Пусть даже немножко подосадует на себя.
Мама ведь почти никогда не досадует на себя. И сейчас Эльвису не так-то уж её и жалко. Тем более что мама сказала: будильнику, который подарил ему Петер, — грош цена в базарный день. Он совсем старомодный, и самое место ему на свалке; пусть Эльвис уберёт его с глаз долой, смотреть на него противно. Но папа не согласен с ней: главное, чтобы часы хорошо шли, заявляет он.
— Эти старые будильники прочно сработаны, — говорит папа.
— Нечего таскать в дом всякий хлам! — говорит мама.
И как ей не стыдно такое говорить!
Кстати, Эльвис и не думал таскать в дом всякий хлам. Он решил всегда носить будильник с собой, чтобы по нему узнавать время. Он будет держать его в кармане куртки. Так что пусть мама не беспокоится.
А папа, как уже заметил Эльвис, сегодня в отличном расположении духа. За обедом он вдруг вынул вечернюю газету и начал посмеиваться. Полистав газету, папа отыскал нужную страницу и сказал маме:
— Вот, слушай! Только слушай внимательно!
И начал читать газету вслух. Там написано что-то про Настоящего Эльвиса.
Газета писала, что Настоящий Эльвис — вялый, толстый человек с большим животом. И что он не умеет петь, а только невнятно бормочет что-то и завывает. И гнусавит. И противно ухмыляется. И дёргает ногами. И трясёт коленками. И всё время потеет. И то и дело чмокает девушек.
Папа еле читает, так ему смешно.
Мама, рассерженная вконец, пытается вырвать у него газету. Но папа встаёт из-за стола и читает дальше. Там написано ещё, что Настоящий Эльвис — противный. И наглый. И пьяный. И жирный.
Но вот маме удалось схватить газету, она резко дёрнула её к себе, и газета разорвалась. А папа всё хохочет. Тут мама расплакалась.
Эльвис сидит на своём стуле и помешивает малиновый пудинг.
Чего только не написано в этой газете про Настоящего Эльвиса…
Он не знает, что и думать….
Чему верить…
Что Настоящий Эльвис всё время потеет и то и дело чмокает девушек — это, конечно, правда. А вот что у него большой живот?.. И что он жирный и вялый?.. Нет, особой вялости Эльвис за ним не заметил…
Мама всё плачет.
— Какой ты злой! — говорит она папе сквозь слёзы.
— Подумаешь, злой! Просто я думал, тебе это интересно, — посмеивается папа.
Мама не отвечает. Она снова садится за стол, а папа снова хватает газету.
— А правда там написано, что он не умеет петь? — спрашивает Эльвис.
— Ещё бы! Написано яснее ясного.
Папа ещё раз вслух зачитывает статью. Эльвис сосредоточенно слушает. Ему очень важно знать, что пишет газета. Не потому, что он берётся судить об искусстве Настоящего Эльвиса, но сейчас ему хочется, чтобы все признали: Настоящий Эльвис прекрасно поёт. Раньше он думал, что ему совсем этого не хочется. А теперь — наоборот. Настоящий Эльвис обязательно должен быть прекрасным певцом. Иначе получается совершенная чепуха. Нельзя, чтобы получалась чепуха.
Сколько он себя помнит, всю жизнь он слушал пластинки Настоящего Эльвиса. Мама чуть ли не каждый день их проигрывала…
Эльвис снова начал мешать ложкой пудинг. Почему всё выходит так сложно и неприятно?
Ну вот, опять родители ссорятся…
Мама говорит, что Настоящий замечательно поёт!
А папа говорит, что он всегда был никудышный певец!
Мама снова начинает плакать.
А папа всё повторяет слова из газеты, только уже без смеха:
— Он жирный! С большим животом!
— Сам ты жирный! — отвечает мама.
— А вот и нет! — усмехается папа.
Эльвис хочет взглянуть: а вдруг у него самого тоже большой живот, но при этом нечаянно задевает тарелку и опрокидывает на себя малиновый пудинг.
Мама, вскрикнув, закрывает лицо руками.
— Болван! — в сердцах говорит папа.
Словом, в тот вечер Эльвис так и не попал к Аннарозе. Хоть он и знает теперь, как идут часы и умеет узнавать по ним время. Да только кого это волнует?
После обеда его сразу же отослали спать.
11
Когда Эльвис на другой день пришёл к Аннарозе, и мама её, и бабушка уже были дома. И прабабушка, конечно, тоже.
Дверь Эльвису открыла мама Аннарозы. У неё и правда оказались рыжие волосы.
Аннароза сидела на кухне и выписывала букву «Д»— целую строчку. А потом она ещё будет писать другую строчку с буквой «Е», сказала она. Это и есть уроки на завтра.
Аннароза быстро вырвала из тетрадки листок и протянула Эльвису, чтобы он тоже сделал уроки. Ведь завтра он обязательно должен пойти в школу.
— Я так хочу, — говорит Аннароза.
— Вчера я никак не мог прийти, понимаешь, никак не мог, — объясняет ей Эльвис.
— Я догадалась, — отвечает Аннароза.
Потом Эльвис тоже принимается за уроки, конечно, он всё это давно уже знает, но раз надо писать, он пишет.
Мать Аннарозы сегодня вечером не пойдёт на работу. Но с париком Аннароза всё уладила. Очень трудно было его отыскать, Аннароза почти весь вчерашний вечер рылась в вещах. С этими словами Аннароза проворно вытащила из кармана накладную чёлку.
Потом, когда все станут телевизор смотреть, мы с тобой пойдём в ванную и примерим её, — зашептала она. — Я научу тебя, как её надевать.
Бабушка Аннарозы вошла в кухню и легла на кухонный диван. На диване — большой валик: бабушке обязательно нужно отдыхать с высоко поднятыми ногами.
— Стоишь на работе весь день, вот ноги-то и болят, — говорит она.
Бабушка Аннарозы — крупная, полная женщина. Она лежит на диване и смотрит на Эльвиса.
— Вы что, в одном классе учитесь? — спрашивает она.
Аннароза отвечает вместо него, боится, как бы Эльвис не сказал, что он уже кончил учиться. И Эльвис понимает, почему Аннароза не хочет, чтобы он об этом рассказывал.
Бабушка всё говорит и говорит про школу, и Аннароза отвечает ей сама, а Эльвис только поддакивает.
— Приятно в кои-то веки увидеть хоть кого-то из твоих соучеников, Аннароза, — говорит бабушка. — Ты ещё ни разу никого не приводила домой. Мы с твоей мамой уже дивились: неужто ты не подружилась ни с кем?
Аннароза чуть покраснела, и Эльвис опять же понимает причину: бабушка говорит о том, чего не знает. Стоит только появиться взрослым, как сразу же начинаются такие разговоры. Уж кому-кому, а Эльвису хорошо это знакомо. Но он заметил всё же: куда хуже, когда разговор ведётся в твоей семье, чем в чужой. Эльвис даже и не обратил бы внимания на слова бабушки, если бы Аннароза не покраснела и сам он не выслушивал бы дома точно такие же рассуждения.
— А ты не хочешь чем-нибудь угостить своего приятеля? — спрашивает бабушка.
— Я ещё не хочу есть! — отвечает Аннароза.
— Ты не хочешь, а вот Эльвис, может, проголодался? — не унимается бабушка.
— А он вчера у нас креветки ел!.. Бабушка, а тебе не пора смотреть телевизор?
Бабушка смеётся. Но с дивана по-прежнему не встаёт.
— Ах вот оно что, ты хочешь отделаться от меня! — говорит она. — Но передача начнётся только через четверть часа, так что уж придётся тебе чуточку потерпеть!
Потом бабушка осведомилась у Эльвиса, верно ли, что он до сих пор сыт после вчерашних креветок?
Эльвис не нашёлся, что сказать, и потому молчит.
А знаешь, вот там, в холодильнике, вкусные тефтели, — не отступает бабушка. — Хочешь, возьми их, дружок! Угощайся!
Но Эльвис не хочет угощаться. Чуть погодя на кухню выходит мама Аннарозы и вынимает тефтели из холодильника. Она берёт себе несколько штук, а потом молча протягивает миску Эльвису. Аннароза не хочет тефтелей, но Эльвис кладёт себе несколько штук на тарелку.
Мама Аннарозы всё время толкует с бабушкой о ресторане, о каких-то тамошних неряхах. Время от времени, всё так же не глядя на Эльвиса, она пододвигает ему миску с тефтелями. Она ни о чём не расспрашивает, почти не замечает его.
А ему даже приятно: словно ему полагается здесь сидеть, и ничего особенного в этом нет.
Вот мама Аннарозы бросает на кухонный столик колоду карт и спрашивает бабушку, не хочет ли она сыграть в подкидного дурака. Но тут вдруг обе спохватываются, что сейчас начнётся телепередача, и мигом перебираются в гостиную.
Аннароза тут же вынимает из кармана накладную чёлку.
Вдвоём они бегут в ванную комнату.
Эльвис спрашивает: а что, прабабушка разве не будет смотреть телевизор? Дверь её комнаты приоткрыта, но Эльвис сегодня её ещё не видел.
— Прабабушка говорит, у неё в голове свой телевизор, куда лучше всех покупных, так что она наши передачи не смотрит.
— А атлас где? — спрашивает Эльвис. — Будем мы его смотреть?
— Будем, только не сегодня. — Аннароза старательно расчёсывает накладную чёлку.
— Правда, красиво? — спрашивает она.
Эльвис несмело поглядывает на парик. Слов нет, он хорош, но Эльвис всё ещё сомневается: стоит ли ему вообще его надевать?
— Но это же необходимо, чтобы ты снова пошёл в школу! — говорит Аннароза. — Всё только ради этого!
Она протягивает Эльвису коробочку с заколками, велит ему подавать их ей одну за другой. Потом Аннароза начинает возиться с его волосами. Она трудится, пыхтит. Скоро в коробке почти не остаётся заколок.
— Вот беда! — восклицает Аннароза.
Эльвис и сам видит, что беда. Аннарозе уже пришлось взять резиновые шнурки, иначе никак не приладишь накладную чёлку к его коротким волосам. Аннароза быстро начесала волосы затылка, тут уж дело получше пошло. Но чтобы приладить чёлку крепко-накрепко, Аннарозе пришлось сбегать ещё за склеивающей лентой.
Так! Наконец-то причёска готова.
Вот только накладные волосы чересчур длинные в сравнении с собственными волосами Эльвиса, Аннароза вынуждена слегка подстричь чёлку, но она боится слишком решительно с ней обойтись.
Ничего, сойдёт, говорит она. И чёлка лишь чуть-чуть темнее волос Эльвиса.
— А теперь можешь взглянуть на себя в зеркало!
Эльвис взбирается на крышку унитаза и смотрит на себя в зеркало.
Должно быть, он просто ничего не смыслит в таких причёсках, ясно только, что она получилась очень пышная.
— Очень красиво, когда причёска пышная, — говорит Аннароза.
— Да, конечно, но ведь…
— Главное, твоих искромсанных волос не видно! Нисколечко!
— Не видно, да только…
— Ведь нам что нужно? Чтобы их не видно было, так?
— Да, конечно, но…
— Ты же сказал, что тётя-психолог так сказала?
— Да, конечно. В том-то всё и дело. Мама сказала, что тётя школьный психолог так сказала…
— Зато теперь этой тёте-психологу не к чему будет придраться!
— Да, конечно, должно быть, не к чему, хотя…
— Не придерётся — и хорошо! Это же главное!
Да, конечно. Раз уж пошли такие дела. Да только не всё ли равно школьному психологу, какая у него причёска? С этим Аннароза совершенно согласна. Но раз уж этой тёте не всё равно, что поделаешь? Надо же искать какой-то выход?
Да, конечно, выход надо искать, но только…
— Значит, надо надеть парик! — решительно заявляет Аннароза.