„Разве негры не люди? Разве вас не кормит негритянская земля?“
А вечером четверо мужчин в масках ворвались ко мне, в номер гостиницы. Я схватила со стола графин с водой и швырнула в первого, кто поднял на меня плеть… Что произошло дальше, не помню…
Сознание возвратилось ко мне в тюремной камере…»
Здесь Кармела сжимает маленькие кулаки.
Кулаки сжимает и Артуро Джолатти. Он закуривает сигару и снова берется за письмо.
«Кармела, меня обвинили в том, что я разбила графином голову синьору с плетью… Я просидела в тюрьме четырнадцать месяцев и бежала. Мне помогли смелые, сильные люди, и один из них — Артуро Джолатти. Он все делает, чтобы таким девчонкам, как ты, легко дышалось под небом Италии. Артуро Джолатти ты должна любить и слушаться.
Анджелина
Над Генуей зажигаются звезды. Гавань, где мы сидим с лодочником Алессандро, как парус, полна ветра, и море — оно еще сохранило тепло жаркого дня — монотонно шумит, порой на минуту-две умолкая, словно прислушиваясь к словам старика.
— Анджелина, как и Леония, — бравая девчонка, — глядя на звезды, говорит Алессандро. — Да, бравая… А могло быть иначе, она могла сбиться с пути… Ладно, скажу все по порядку…
Отец Анджелины, Николо Веккини, — скверный человек: бросил семью и женился на другой женщине. Синьоре Веккини пришлось поступить на стекольный завод Амброджо Капелли. Она была робкой, молчаливой женщиной, редко улыбалась. А вот Анджелина стала другой. Она росла веселой девчонкой.
— Спой что-нибудь, Анджа! Спляши, Анджа! — часто просили ее подруги.
Что же, она не была гордой. Анджелина плясала. Анджелина пела. Вот так однажды она сидела на подоконнике, болтала ногами и пела тарантеллу, как вдруг за дверью послышались громкие голоса:
— Эй, Анджелина, открой, мы привезли твою маму!
Анджелина открыла. Матрос Леонардо и чистильщик сапог Луиджи внесли в комнату Марию Веккини.
Анджелина, взглянув на мать, стала кричать, потому что совсем не узнала ее. Мария Веккини была без сознания, вся в крови.
— Анджа, на стекольном заводе забастовка, — сказал Леонардо, — все бросили цеха… Лишь несколько человек осталось, и среди них была Мария Веккини. Она не хотела бастовать. Синьор Амброджо Капелли вызвал твою маму к себе в кабинет и стал допрашивать. Он думал, что синьора Мария, тихая и слабая женщина, сейчас же выдаст зачинщиков забастовки. Но он просчитался… Ты, Анджа, должна все знать. Не плачь, мы сейчас позовем тетушку Витторину.
Когда Мария Веккини пришла в себя, перед ней стояли тетушка Витторина — ее соседка по двору — и Анджелина, обе бледные, плачущие.
— Перестаньте, — сказала Мария. — Не надо, Анджа. Ты лучше погляди, какой сделал меня Амброджо Капелли. На мне нет живого места. Он бил меня, долго бил, а вы знаете, что у меня совсем слабое сердце… Анджа, не приходил ли доктор?
— Да, мама, один синьор в очках…
— И он оставил для меня лекарство, верно?
— Нет, он только покачал головой.
Синьора Веккини попросила напиться и, выпив глоток воды, сказала:
— Вот теперь мне лучше… Ты, Анджа, должна встретиться с Амброджо Капелли… Должна отомстить. Но не сейчас, нет, а когда подрастешь, дочка…
Это были последние слова матери.
На другой день после похорон Марии Веккини Анджелина заболела, и соседи прямо с кладбища отвезли девчонку в больницу. Оттуда она вышла спустя два месяца.
— Тетушка Витторина, скажи, где теперь синьор Амброджо Капелли? — придя к соседке, спросила Анджелина.
— Не знаю, — сказала Витторина. — Говорят, он уехал за море, а завод продал другому богатому синьору…
— Где же он?
— Не знаю.
Анджелина огорчилась и, сжав кулаки, сказала:
— Я найду его все равно!
Анджелина стала искать убийцу. Но теперь она была другой. Она не пела и не плясала. Она нашла работу в гавани, на причале сыпучих грузов: зашивала мешки, которые рвались во время погрузки. Домой возвращалась поздно, всё бродила по гавани и спрашивала матросов:
— Мой синьор, не знаете ли вы одного человека — Амброджо Капелли?
Она научилась задавать этот вопрос на всех языках, но все было напрасно. Потом Анджелина поступила на пассажирское судно «Джузеппе Верди» в качестве судомойки и побывала в Мессине, Катании и Палермо. Но и там никто ничего не знал о синьоре Капелли.
Анджелина потеряла надежду найти убийцу матери, но однажды она разговорилась с матросом из Касабланки.
Он служил на судне «Джебель Урак», которое доставило в Геную груз пробковой коры. Матрос хорошо говорил по-итальянски.
— Кем Амброджо Капелли приходится тебе? — спросил он Анджелину.
— Дядей, — сказала она.
Услышав такой ответ, матрос сплюнул табачную горечь на землю и придавил плевок башмаком, словно это была змея. Он оттолкнул Анджелину в сторону и, не говоря ни слова, зашагал к морю.
— Это не мой дядя! Не мой! Не мой! — закричала Анджелина.
Матрос остановился:
— Кто же он, синьорита?
Анджелина рассказала. Вот тогда матрос положил руку на плечо девочки и сказал:
— Твой синьор в Касабланке. Он купил виллу и водится с шайкой мерзавцев. Как же тебя зовут?
— Анджелина.
— Это хорошее имя. Идем, проводишь меня, Анджа.
Подойдя к трапу «Джебель Урака», матрос сказал:
— Таких, как Амброджо Капелли, немало. Народ их будет судить. Потерпи…
— Я не хочу ждать, — ответила Анджелина.
— Ты должна… — Матрос собрался еще что-то сказать, но в это время человек в штурманской фуражке закричал с палубы:
— Эй, Огюст, наверх, живо!
— Будь умницей, Анджа. Через месяц я снова буду в Генуе и поговорю с тобой, — сказал матрос и взбежал по трапу на палубу.
Часы на портовой башне пробили восемь вечера, а Анджелина, отойдя в сторону, долго глядела на «Джебель Урак». Когда пришли сумерки, она решила спрятаться в угольном бункере марокканского судна.
Спустя сутки кочегары-арабы обнаружили Анджелину в угольном бункере. Один из них, подняв руку, стал показывать куда-то наверх: повидимому, предлагал доложить о ней капитану. Но другой, постарше, что-то возразил и принялся внимательно разглядывать девочку.
Тогда Анджелина сказала:
— Позовите Огюста…
Арабы поняли. Они привели Огюста в кочегарку.
Увидев Анджелину, он сильно рассердился.
Анджелина молча стояла перед ним, вся вымазанная угольной пылью.
— Так вот ты какая! — сказал Огюст. — Ладно же, при первой возможности придется вернуть тебя в Геную… — И, обратившись к кочегарам, заговорил с ними на арабском языке.
Анджелине принесли воды, хлеба и банку сгущенного молока.
Корабль «Джебель Урак» шел медленно. Это было старое судно. Лежа на куче угля в темноте, Анджелина потеряла счет времени. Когда же Касабланка? Неожиданно она услышала грохот якорной цепи и обрадовалась. Но пришел араб, тот, что хотел доложить о ней капитану, и сказал:
— Танжер!
В другой раз останавливались в каком-то другом марокканском порту — кажется, в Федале. Долго стояли. Ей казалось — прошла целая вечность.
И наконец Касабланка.
К ночи кочегары-арабы помогли Анджелине оставить судно. Огюст ждал ее на берегу.
Узкими улицами он провел девочку к таверне, на вывеске которой была нарисована пляшущая на бочке коза. Но таверна была закрыта. Огюст постучал, и дверь открылась. На пороге показался человек и сказал по-итальянски:
— А, Огюст! Кто там с тобой?
— Твоя землячка, из Генуи.
— Тогда входите.
Хозяин «Белой козы» по приказу Огюста запер Анджелину в маленькой комнате над кладовой. Было решено дня через два-три вернуть девчонку на «Джебель Урак», который снова направлялся в Геную. Но на следующий день Анджелина бежала. Она спустилась по стволу акации вниз, на улицу.
Амброджо Капелли она нашла в районе богачей — Анфе, на красивой вилле. Он сидел на террасе, весь в белом, и отдыхал, потому что было самое жаркое время дня. Повидимому, синьор Капелли был в отличнейшем настроении: он чему-то улыбался. Возле него на столике из плетеного бамбука стояла начатая бутылка коньяка. Анджелина смело подошла к нему и спросила:
— Как живете, синьор?
Он посмотрел на девочку и, благосклонно улыбнувшись, ответил:
— О, прекрасно, хорошенькая синьорита!
— Так же, как в Генуе?
Амброджо Капелли отпил из рюмки немного коньяку и спросил:
— Кто ты, такая смелая?
— Я дочь Марии Веккини! — ответила Анджелина.
Он вскочил, опрокинул столик, на котором стояла бутылка, и завизжал, как свинья:
— Вон, проклятая девчонка!
Анджелина вытащила из-под блузки нож, замахнулась, но в тот же миг кто-то оттащил ее в сторону. Это был Огюст.
— Не беспокойтесь, синьор, — обратился он к бледному от страха Амброджо Капелли. — Я живо упрячу в тюрьму сумасшедшую девчонку…
Решив, что перед ним один из полицейских агентов, Амброджо Капелли оживился.
— Дайте ей там как следует, спустите шкуру! — сказал он со злобой.
— Не поскупимся, — ответил Огюст.
Он и Анджелина вышли за ворота. Анджелина шла молча, ничего не соображая, и плакала. Силы оставили ее.
В гавани Огюст швырнул нож в воду.
— Не волнуйся, Анджа, — сказал он тихо. — Твой Амброджо Капелли не скроется даже на самом краю земли…
И снова океан. На этот раз штормило. Зыбь бросала судно с борта на борт, и оно скрипело, готовое, казалось, вот-вот развалиться. Анджелина находилась на старом месте — в угольном трюме. Когда к ней приходил Огюст, она сердито говорила:
— Огюст, вы напрасно помешали мне! Ведь синьор Капелли — грязный шакал…
— Да, верно, но я тебе уже говорил, что народ сумеет наказать убийц, — ответил Огюст.
— Когда же?
— Настанет время.
— Это надо сделать сейчас, сегодня.
— Нет, сейчас нельзя. Надо копить силы, копить, как скряга копит алмазы. Народ победит… в мире немало смелых людей.
— Знаю, и в Генуе их немало, — сказала Анджелина. — Есть наборщик Джованни и рулевой Филиппо…
— Филиппо? — спросил Огюст и рассмеялся.
Его смех обидел Анджелину, и она сказала:
— Да, Филиппо. Он рулевой и посадил на мель судно с иностранным оружием. Это случилось весной… О, он ненавидит подлецов! Синьора Капелли он задушил бы собственными руками…
— Не выдумывай! — нахмурившись, произнес Огюст. — Слушай, Анджа… — И он принялся рассказывать ей, что надо делать, чтобы другим жилось лучше, чтобы не было безработных под небом Италии, чтобы народ победил и наказал таких, как синьор Амброджо Капелли.
Постепенно слова Огюста западали в душу Анджелины.
А шторм продолжался. Анджелина слышала глухие удары зыби о борт «Джебель Урака». Ей хотелось наверх, на палубу, под свежий ветер. Здесь, в бункере, было жарко, темно. Все было в угольной пыли, все хрустело под зубами. Даже вода была хрустящей.
Через две недели «Джебель Урак» вошел в Геную.
Огюст пожал руку Анджелине и сказал на прощанье:
— Вот что, Анджа: сегодня в шесть часов вечера приходи на площадь Феррари, там тебя будет ждать один товарищ в голубой куртке… Кто? Ну ладно, скажу: рулевой Филиппо.
— Филиппо? Ты знаешь Филиппо?
— Да, знаю.
Ровно в шесть Анджелина была на площади, но там не было Филиппо. Там, на скамье, возле фонтана, сидел Огюст в новой голубой куртке.
Он поднялся и пошел навстречу Анджелине.
— Филиппо — это я! — сказал он весело.
От удивления Анджелина долго не могла произнести ни слова.
— Так это правда? — наконец спросила она.
— Да, правда.
Он взял Анджелину под руку. Так они прошли всю Геную, вышли за город и очутились на кладбище.
У могилы Марии Веккини Филиппо остановился.
— Анджелина, — сказал Филиппо, — расскажи матери о синьоре Капелли.
И Анджелина сказала:
— Мама, я не исполнила твою просьбу: синьор Амброджо Капелли жив. Но ты не сердись. Будет день — и народ напомнит всем Капелли на свете, что сделали они!
— Это верно, Мария Веккини! — сняв берет, подтвердил Филиппо.
Так рулевой Филиппо сделался другом маленькой Анджелины. Без него она была бы жалким листом оливы, что кружит ветер осенней порой… Давайте пожелаем счастья бравой девчонке! Этой ночью она готовится помочь юноше Пьетро бежать из тюрьмы…
Закончив рассказ, Алессандро закуривает и снова глядит на звезды. Вот среди них появился и месяц, и ночь над Генуей стала светлее.
В Барселоне
I