За чаем приятели разговорились. Они быстро обсудили последние новости Деревни, пару новых книг, а потом Робин неожиданно спросил соседа:
— Слушай, Менделей, если не секрет, где это ты целыми днями пропадаешь?
— В библиотеке, — охотно ответил Менделей. — Видишь ли, Робин, сейчас, когда времени у меня в запасе осталось слишком мало, я стараюсь поскорее закончить свою работу над новой энциклопедией полезных растений. В сущности, я её почти закончил, всего несколько страниц осталось дописать.
— Надо же! — восхитился Робин. — А её можно будет почитать?
— Можно, конечно. Эта энциклопедия там же в библиотеке и будет храниться. Да только вряд ли она тебя заинтересует. Такая книга всё же более полезна для химиков и фармацевтов, тех, кто на основе полезных растений составляют противоядия. А вот рассказы мои, если время есть, можешь почитать, — неожиданно предложил Менделей.
— Есть время! — радостно сказал Робин. — Сегодняшнее домашнее задание я ещё по дороге выучил. Надо же, так ты, оказывается, ещё и рассказы пишешь?! А мне вот и изложения-то с трудом даются.
— Так что ж тут удивительного! У каждого свои дарования. А я вот, Робин, наоборот: без этого не могу. Мне самому писать, пожалуй, даже интереснее, чем читать чужие книги.
Менделей сбегал в комнату и принёс Робину толстую синюю папку, разбухшую от множества бумаг. Он быстро пролистал рукописи и, наконец, вытащив несколько сжатых одной скрепкой страничек, протянул их Робину.
— Вот, почитай, пожалуй! А я пока своими делами позанимаюсь.
Робин взял отпечатанный рассказ и вслух прочитал название: «А в Пещере было темно». Он отодвинул подальше полупустую чашку и, положив рассказ прямо на кухонный стол, начал читать. Тут в кухню снова просунулась голова Менделея.
— Что?.. — оторвавшись от рассказа, неохотно отозвался Робин. Первая же фраза заинтересовала беглеца, и ему не хотелось отвлекаться.
— Робин, давай уговоримся: после чтения — никаких вопросов. Хорошо?
— Ну, хорошо, — пожал плечами Робин. Он снова углубился в чтение…
А В ПЕЩЕРЕ БЫЛО ТЕМНО…
Гомус сосредоточенно выплёвывал из своего овального рта остатки летучих мышей. «Хоть бы сварил их сначала…» — с отвращением думал Коля.
— Не грусти, — дожевав, ласково сказал ему Гомус, — пока ты не научишься есть мышей, я буду приносить тебе из Города обычную пищу.
— Я никогда не научусь есть мышей, — сказал Коля.
— Научишься, просто поверь мне, ты всему научишься. И однажды ты станешь таким как я.
Коля с ужасом посмотрел на небольшое, тощее, скрючившееся существо, с большой вытянутой головой на длинной тощей шее, взглянул на огромный рот, тоже казавшийся совершенно овальным — с синими губами, с налипшими на них клочьями мышиных шкурок…
— Я не хочу становиться таким как ты! — в отчаянии закричал Коля.
— Ты просто видишь всё неправильно. Я красивый.
— Ты безобразный и… глупый, — бесстрашно возразил Коля.
— Нет. Неправда. Я не интеллектуален, это так. У меня нет творческих способностей, я ничего не могу создать, не считая самых ничтожных вещей. Но, как видишь, у меня достаточно ума, чтобы понимать это. Вот для того-то я тебя себе и оставил. Надеюсь, несмотря на всю свою ничтожность, ты пока ещё способен к творчеству. Ты нужен мне.
— А ты мне не нужен, — сердито сказал Коля.
— Нет, я нужен тебе, ведь больше у тебя всё равно никого нет. У тебя нет родителей, потому что они умерли, и нет друзей, потому что они от тебя отказались. Ты один, и я один. Мне уже не дано скучать, как обычным людям. Мне всё равно. Но ты мне нужен для более тонкой работы, чем та, на которую я способен.
— Да. Мне нет пути назад. Я преступник, потому что однажды не только украл, но и оклеветал человека, — с горечью произнёс Коля и безвольно опустил голову.
— Жаль, что тебя до сих пор мучит совесть. Впрочем, это скоро пройдёт. А в остальном – ты молодец. Ты мой! К тому же, я и не собираюсь обижать тебя.
— Здесь всё время так темно, Гомус. А я так люблю свет.
— Ты? Не смеши меня, — неприятно рассмеялся Гомус. — Невозможно любить свет. А вообще… Ты привыкнешь. Впрочем, на первое время я куплю тебе в городе фонарь. Только зажигай его в моё отсутствие, когда я ухожу за кошками. Меня раздражает даже искусственный свет.
— А ты не боишься, что я убегу, пока ты ловишь кошек?
— Нет, не боюсь. Тебе некуда идти. И потом мои летучие мыши заградят тебе дорогу.
— Странно, что они продолжают верно служить тебе, несмотря на то, что ты время от времени хватаешь некоторых из них и тут же съедаешь.
— Потому-то и служат, что боятся, — самодовольно произнёс Гомус.
— Гомус, а почему ты тебя так раздражают кошки?
— Они созданы для службы людям, поэтому я их не люблю.
— Ты так не любишь людей, что мстишь даже их кошкам?
— Ну конечно.
— Но ведь ты тоже был когда-то человеком. Кстати, Гомус, кем ты был раньше, до Пещеры? Может, беглым каторжником, смертником, кем?
— Давай, фантазируй! Мне всё равно, к тому же, я уже не помню таких подробностей. И не хочу вспоминать. Я больше не человек. Я хозяин Пещеры. Я — хозяин. Меня нельзя осудить, отвергнуть, обидеть. Со мной ничего нельзя сделать. За свои старания я уже обрёл несомненное бессмертие. Кстати, ты тоже можешь обрести, если постараешься, только не скоро.
— Да… Зачем оно, такое бессмертие? Чтобы вечно жить в темноте, словно крот, вечно гоняться за кошками и питаться сырыми мышами…
— Не только для этого… Хотя со временем ты научишься ценить наши простые удовольствия. Ты поймёшь, что всё это в самом деле приятно. Но этим, конечно, дело не ограничится… Ты научишься не только разрушать… И если ты преуспеешь в нашей мудрости, то однажды сможешь стать хозяином своей собственной Пещеры.
— Это значит, что меня будут слушаться летучие мыши и бояться изловленные кошки?
— Ты утомил меня сегодня, дурачок, — раздражённо огрызнулся Гомус. — К тому же, я что-то проголодался.
«Опять!» — с отвращением подумал Коля.
Почти не меняя положения тела, ловкими движениями одних только длинных и цепких рук Гомус тут же поймал поочерёдно трёх мышей. Ел он свою ещё живую добычу медленно, громко отвратительно чавкая. Он так наслаждался трапезой, что на время совсем забыл о существовании Коли.
Колю чуть не вырвало от отвращения. Не в силах больше выносить тошнотворного зрелища, мальчик отвернулся к стене, беззвучно заплакал, а потом сказал себе очень тихо: «Там наверху всё равно лучше, намного лучше. Если бы я только мог вернуться обратно, я бы уже не повторил ни одной из своих прежних ошибок. Я бы согласился на самые трудные работы и не оставил бы их, пока не искупил весь вред, который принёс. Я бы согласился терпеть бойкот и презрение бывших друзей, сколько бы они ни длились. Я так не хочу превращаться в Гомуса! Только не это. Только не это. Мама, мама, помоги мне», — позвал он. И тут же в страхе оглянулся на Гомуса, но тот, наевшись до отвала, уже лежал на грязном полу и, приоткрыв мерзкий зубастый рот, негромко храпел.
Вдруг мальчику почудилось, что его кто-то окликнул. Коля машинально порылся в карманах. Неожиданно он обнаружил огарок свечи, который завалялся у него ещё с последней пасхальной службы. Какая-то девочка положила его на стол, а он зачем-то засунул в карман, да так и забыл там. Спички лежали тут же, в кармане: наверху Коля изредка курил. Он принялся напряжённо вспоминать: «Когда я был маленький, мама учила меня — Отче наш… Отче наш…» Больше он ничего не помнил. Он повторял тихо, но со всей силой, на которую только была способна его заблудившаяся и испуганная душа. Гомус погрузился в глубокий сон. Во сне его тонкие красные от недавней пищи губы непроизвольно шевелились.
В общем, Робин постепенно привык не обращать внимания на отсутствие или присутствие в доме Менделея, потому что каждый жил в своём собственном ритме. Но однажды, как всегда поздно вернувшись домой из Клуба, Робин остро почувствовал, что уютный прежде дом опустел. В какой-то момент Робину даже почудилось, что потолок и стены квартиры потемнели. Внезапно неприятная догадка осенила беглеца. Он быстро заглянул в платяной шкаф. В самом деле, одежды Менделея там не оказалось. Исчезли даже синие домашние тапочки его тихого соседа.
Любимый Менделеем стеллаж с книгами заметно опустел. На одной из верхних полок осталось всего две-три книги: судя по всему, перед уходом Менделей произвёл тщательную уборку всего своего хозяйства.
Одна из книг почему-то не стояла в общем ряду, а обособленно лежала в сторонке. Робин сразу узнал её по яркой обложке. Это была «Переландра» из «Космической трилогии» Льюиса. Робин машинально пролистал оставленную Менделеем книгу. На тыльной стороне обложки беглец заметил те же самые цифры, которые составляли код его доступа в фильмотеку: «2067». Надпись была сделана чётко, простым карандашом. Заметив знакомое сочетание цифр, Робин сначала очень удивился, однако, немного подумав, решил не придавать этому странному совпадению никакого значения. Его печалила сейчас совсем другая мысль: почему добрый и тактичный Менделей отправился в третье измерение, так и не попрощавшись с Робином? Может, у него просто не хватило на это времени?
Лишь собираясь положить яркую книгу обратно на полку, Робин заметил наконец небольшую аккуратную записку, оставленную Менделеем на простом листе бумаги. Сердце Робина учащённо и почти радостно забилось.
Он быстро схватил листок и прочёл:
«Ну всё, братишка. Мне пора. Здесь мы с тобой уже точно не увидимся. Приятно было познакомиться. Спасибо, что не мешал мне готовиться к переходу. Удачи тебе во всём. А главное, желаю успешно пройти Испытание.
Твой друг Менделей».
Первоначальная радость Робина от того, что Менделей всё-таки вспомнил о нём перед своим уходом, быстро сменилась грустью. «Как жаль, что мы с ним последнее время так мало общались…» Робин сел на табуретку и опустил голову. «Вот ведь, умер такой интересный и одарённый человек, — думал он, — а я его в последние дни и не замечал совсем. Как же это важно, чтобы кто-то живой тихонечко дышал где-то рядом. Неужели Менделей никогда не вернётся?.. По крайней мере, хорошо, что он, как и хотел, ушёл вовремя. И почти ничего не осталось от него на память. Разве только эта прощальная записка да несколько книг».
Робин снова перечитал записку: теперь ему показалось, что её тон был совсем не грустный, а, даже наоборот, спокойный и бодрый.
«Странно как всё-таки…» — он ещё раз вдумался в слова прощального письма. Кажется, только сейчас Робин обратил внимание на фразу: «Желаю успешно пройти Испытание».
«Опять Менделей упоминает об этом «Испытании»… Ох, чувствую я, что он совсем не случайно об этом упоминает!..» Вряд ли в своей краткой записке Менделей стал бы писать о чём-то второстепенном, неважном. Робин бережно положил листок на подоконник, потом устало уселся на диван и снова задумался.
НЕУЖЕЛИ ЭТО СНОВА ТЫ?!
За время пребывания в этой зелёной неторопливой Деревне Робин почти привык ничему не удивляться. Иногда ему даже казалось, что когда-то он уже жил здесь, среди таких же спокойных, дружелюбных людей и непуганых оленей, любящих срывать яблоки с аккуратно высаженных повсюду яблонь.