Одна девочка отправляет под мышку яблоко, и я слышу ужасный хлюпающий звук.
Вот теперь меня по-настоящему тошнит.
Её подружка суёт себе под мышку виноградную гроздь.
Чавк. Чавк.
Я слышу, как пережёвываются сочные ягоды.
По всему помещению школьники, задрав рукава, пихают еду себе под мышки.
Толстощёкий коренастый парнишка в ярко-жёлтой майке вытряхивает туда бутылочку йогурта, а его сосед подносит к руке маленький пакет сливок с торчащей соломинкой, другой конец которой воткнут в подмышку.
На моих глазах отверстие его подмышки сужается вокруг соломинки, и я снова слышу: хлюп-хлюп.
«Сосёт! Пьёт!»
Меня охватывает ужас.
За столиком у окна мальчик угощает свою соседку картофельными чипсами, аккуратно вкладывая маленькие порции ей под мышку. При этом они весело о чём-то болтают.
Кто-то из ребят вообще снял рубашку. Они сидят за столом голые по пояс. Один парнишка ест аж обеими руками, ловко отправляя куски в оба подмышечных отверстия. Школьники смеются и указывают на него пальцем.
— Робин Робин Барабек! — заводит кто-то, и остальные подхватывают дразнилку.
Парнишка и умом не ведёт, так же усердно набивает в обе подмышки лакомые кусочки, и вот уже направо и налево летит салат с тунцом.
Я судорожно сглатываю комок в горле.
И тут за соседним столиком замечаю девочку, которая внимательно смотрит на меня. У неё большие тёмные глаза, прямые, очень коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы, ровной чёлкой спадающие на лоб. Почему она так пристально смотрит? Может, заподозрила, что я не такой, как другие?
Наверное, я кажусь ей чудовищем, ведь я пытался засунуть свой завтрак в рот. И рукава моей рубашки не подвёрнуты.
Внезапно осознаю, что не хочу, чтобы другие ребята это узнали. Не хочу, чтобы они увидели, что я отличаюсь от них. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберусь, что к чему.
Поесть мне не удалось, так что я быстро убираю завтрак в пакет и вскакиваю. Стул падает, но я убегаю из столовой, стараясь не замечать удивлённых взглядов.
Не схожу ли я с ума?
Я потерял разум. Я полностью и окончательно спятил.
Желудок бунтует, ноги мелко дрожат, но я всё же несусь по коридору довольно резкой рысью.
Позади остаются изумлённые глаза, закатанные вверх рукава, отверстия под мышками — жующие, чавкающие…
Чвак-чвак… Хрусть-хрусть…
Я крепко заживаю рукой рот и бегу.
Всё это похоже на дурной сон. На бегу вижу лица, кружащие вокруг меня, наблюдающие за мной, уставившиеся на меня. Я вижу высоко поднятые руки. Раскрытые подмышки. Жующие подмышки.
Жующие… Жующие…
Я вылетаю в коридор, по-прежнему зажимая рот рукой. Сворачиваю за угол и чуть не сбиваю с ног весело болтающих учителей. Они замирают с открытыми ртами, но я уже далеко!
Мои ботинки громко шлёпают по полу.
Вот дверь, ведущая во двор. Несусь прямо к ней и с силой распахиваю её обеими руками.
О! Я во дворе! Свежий воздух холодит щёки. Какой яркий, почти летний день.
Я бегу изо всех сил. Миную учительскую парковку. Поле для спортивных тренировок.
Впереди лес. Продираюсь сквозь бурьян и кусты, между стволами старых деревьев. Трава высокая, непритоптанная. Много поваленных, гниющих деревьев. Какой-то запущенный лес! Мне почему-то хочется уже уйти отсюда. Найти тихое местечко, где я мог бы спокойно подумать. Где мог бы всё обмозговать.
Я пробираюсь сквозь заросли высокого тростника, потрескивающего и покачивающегося под слабым ветерком.
Выбравшись из тростника, я наконец останавливаюсь. Надо перевести дух. Но что это?
Шаги! За мной кто-то гонится…
7
Кто меня преследует?
Учителя?
Школьники, понявшие, что я не такой, как они, что я не из их числа?
Чего они хотят от меня?
Почему они гонятся за мной?
Сердце моё отчаянно колотится. Я затаиваюсь. Оборачиваюсь и стараюсь разглядеть сквозь высокие стебли тростника своих преследователей.
Но тростниковые заросли слишком густые. Просто стена!
Мне слышны лишь чьи-то быстрые уверенные шаги. Кто-то подбежал и остановился у тростниковой чащи — по ту сторону её. Я делаю глубокий вдох. И срываюсь с места.
Мои ботинки легко скользят по мягкой земле.
Резко сворачиваю в осиновую рощицу, бегу, прогибаясь под низкими ветками и выставив перед собой руки как щит.
Ноги разъезжаются на толстом ковре из сосновых иголок. Чувствую, что вот-вот упаду, и хватаюсь за корявый ствол дерева.
И слышу неизменно приближающиеся шаги. Ближе…
Ближе…
Ищу глазами хоть какое-нибудь укрытие и замечаю недалеко низкую насыпь из серых камней. Ныряю за камни, замираю…
Низкие ветви сосен подрагивают, словно кто-то невидимый раздвигает их на ходу.
Всё ближе и ближе чьи-то шаги…
Мне нужно найти более надёжное место, где спрятаться.
Но где?
Я вижу полянку, поросшую высокой травой, шелестящей и колышущейся на ветру.
Хруст шагов всё ближе.
И я снова принимаю решение бежать! Пригибаясь к земле, низко наклонив голову, стараясь бесшумно дышать, я продираюсь сквозь прохладные заросли высокой травы.
Пыхтя, как загнанное животное, я обнимаю руками колени и пытаюсь затаить дыхание.
Прислушиваюсь к шагам.
Тишина.
На ближайшем дереве громко каркнула какая-то птица. По траве прошелестел ветерок.
Но ни единого звука топающих по земле башмаков.
Получилось!
Кто бы за мной ни гнался, я от него оторвался!
Но что-то снова тревожит меня.
Мне не по себе.
Что это? Мои ноги что-то покалывает. Я чувствую зуд. Наклоняюсь, задираю штанину джинсов и с остервенением расчёсываю икры и лодыжки.
И вдруг замираю в немом ужасе…
8
Я потрясённо смотрю на насекомых, снующих вверх и вниз по моим ногам. Облепивших мою кожу. Присосавшихся ко мне.
Насекомые толстые, круглые. Их десятки. Они вцепились в мои ноги, до самых коленей!
Мерзкие твари — безногие, безликие, безжалостные.
Болезненный стон вырывается у меня из груди.
Они похожи на пузыри, пузыри размером с четвертак и притом покрытые колючими чёрными волосками!
Я вылупил на них глаза.
Они пульсируют и вздрагивают. При этом издают какие-то звуки, сливающиеся не в гудение, не в жужжание! Они тихонько похрюкивают! Точь-в-точь как свиньи у корыта…
Но ведь они же пьют мою кровь!
Я хватаю одного, крепко сжимаю пальцами.
И тяну.
Его волоски липкие и влажные. Когда я пытаюсь оторвать насекомое от своей кожи, раздаётся громкое: чмок!
А тварь остаётся на месте. Она вцепилась в мою кожу собачьей хваткой.
Я тяну сильней.
Ноги уже не слушаются меня, они гудят от боли и вздрагивают. Я ощущаю зуд и покалывание по всему телу. «Пузыри», волосатые «пузыри» заживо пожирают меня.
Я не в силах больше сдерживаться.
И тогда я открываю рот и ору что есть мочи!
Это нечеловечекий вопль, полный смертельного ужаса.
В невыразимом отчаянии я хватаю насекомых обеими руками и с безумной яростью отрываю их от себя.
Они отлипают с тошнотворным сосущим звуком.
Я с размаху отшвыриваю их за деревья.
Моя грудь вздымается, деревья перед глазами кружатся в бешеной пляске. Я работаю как заведённый.
Так, теперь их осталось совсем немного. Я сдираю с колена последнего и швыряю его в грязь. Оно шлёпается в неё с отвратительным мокрым звуком.
А затем я срываюсь с места.
Мои ноги по-прежнему зудят, всё тело покалывает, а я бегу сквозь деревья.
По направлению к школе? Прочь от неё?
Не знаю. Теперь я потерял представление о направлении.
Я просто бегу. Пытаюсь убежать от воспоминания об этих жирных волосатых пузырях. От ощущения присосавшихся к моей коже тварей.
Я бегу… бегу прочь от всего, что случилось со мной нынче утром, в первый же школьный день.
И тут я выскочил прямо навстречу своему преследователю, точнее, преследовательнице.
С размаху мы сталкиваемся. Ведь я бежал, низко опустив голову. И задел её плечом…
От неожиданности она вскрикнула и, взмахнув руками, растянулась на траве.
Мы оба вскрикиваем: ведь я тоже упал!
Она вскакивает первая, быстро отряхивая чёрные джинсы и красно-белую ветровку. Встаёт надо мной.
А я в это время беспомощно пытаюсь подняться на ноги. И тут я узнаю её.
Это та самая девчонка, пристально наблюдавшая за мной в столовой. Девочка с большими глазами и коротко стриженными тёмными волосами.
Она смотрит на меня с холодным презрением. Её глаза сужаются.
— Я следила за тобой, Джейкоб.
Я панически оглядываюсь по сторонам, ища пути к бегству.
— Зачем? Почему? Что вам всем надо?
9
Она встряхивает головой, чтобы поправить свою короткую тёмную чёлку. Впивается своими тёмными глазами в мои.
— Я… Я не знаю, — заикаясь, говорит она. — Не знаю, зачем. Не знаю, чего я хочу. — И испускает долгий тяжёлый вздох.
Внезапная резкая боль заставляет меня вскрикнуть. Я быстро закатываю штанину: жирный волосатый жук присосался к моей лодыжке. Со стоном я отрываю его от ноги и швыряю в кусты.
Потом снова поворачиваюсь к девочке.
— Как тебя зовут? Почему ты побежала за мной? Зачем ты выслеживала меня?
— Успокойся, — поспешно говорит она. — Я не причиню тебе вреда. Почему ты так боишься? Меня зовут Арлин.
— Но всё же ответь, — требую я, — почему ты за мной следила.
— Потому что ты не такой, как все.
«О! Этого ещё не хватало! Она меня раскусила!»
Я понял, что попался.
Но вдруг услышал:
— Я тоже не такая, как все. Я другая. Я — как ты, Джейкоб…
Первая мысль: она лжёт. Или разыгрывает меня.
Я выпрямился, скрестив руки на груди (ощущая мокрую от пота ткань рубашки):
— Докажи! — говорю я. — Попробуй доказать!
— Ладно, смотри. — Не колеблясь, Арлин высоко подворачивает рукава свитера, поднимает вверх руки — никаких отверстий под мышками. — Я ем ртом. Как и ты.
Но я всё-таки ещё не верю ей:
— А может быть, я…
— Перестань, — возражает Арлин. — Я видела тебя. Ты пытался поднести бутерброд ко рту, чтобы откусить, но девочки помешали тебе.
Я успокаиваюсь. Засовываю руки в карманы джинсов.
— Я прежде не встречал тебя в нашей школе, Арлин. Откуда ты?
Неожиданно девочка опускает голову. Смотрит в землю. Говорит еле слышно:
— Я… Я не помню…
Я поражён. Этого не может быть!
— Ты шутишь, правда? Ты должна помнить, откуда ты.
— Н-нет, не знаю, — качает она головой. И когда я поднимаю глаза, я замечаю в них слёзы. — Н-ничего н-не помню, — заикаясь, говорит она. — Я даже н-не помню свою фамилию.
— Э? — я по-прежнему смотрю на неё.
По её щеке катится слеза.
— А сам ты здешний?
Она быстро смахивает слезинку пальцем и внимательно смотрит на меня. И тут только до меня доходит, что я и сам ничего не помню!
Кто я? Откуда я? Что со мной происходит?
С трудом произношу:
— Я… Я не знаю… Тоже не помню…
Мои ноги трясутся слишком сильно, они не держат меня. Внезапно чувствую головокружение. И падаю в траву. Сажусь, прислонившись спиной к стволу дерева.
И, зажмурившись, пытаюсь вспомнить.
Где я живу? Откуда я пришёл?
Почему я не могу вспомнить?
— Это так страшно! — говорит Арлин. — Я не знаю никого из ребят в этой школе. Не понимаю написанного… Но ведь я же пришла утром в свою школу! Сначала всё казалось таким, как всегда. И дорога в школу… И всё-всё. А потом… и школа, и учителя стали какими-то незнакомыми, другими… И ребята тоже… странные… И… И… — Слова застряли у неё в горле.
— Как ты думаешь, нас только двое… не таких, как они? — спрашиваю тревожно.
Но прежде чем она успевает ответить, я слышу тихое: хрюк…
Арлин пронзительно взвизгивает, вцепившись руками в волосы. Вытаскивает толстого волосатого жука.
— Фу! Что это?
— Это насекомые! Они ужасны! — кричу я. — Они…
Это всё, что я успеваю сказать.
И опять: хрюк…
Волосатый пузырь падает мне на плечо. Ещё один — на голову. Ещё один — ползёт по спине.
Нет!
Насекомые дождём сыплются с дерева. Они просто усеяны этими чудовищами. Они снова ползают по мне, роятся.
Они везде — на одежде, в волосах, прилипают ко лбу, к щекам, к спине…
Они похрюкивают… пульсируют… подрагивают у меня на коже.
Арлин пытается бить их, как комаров. Обеими руками выдёргивает из волос. Она кричит, визжит, широко открыв рот… Я вижу, как одна тварь опускается ей прямо на язык.
Она задыхается, кашляет, пытается выплюнуть жука.
Но их слишком много!
Их ужасающе много!
Они покрывают нас плотным слоем… кусают… вцепляются в кожу лица… кишат под одеждой…
Забывшись, мы оба дико визжим, кричим, вопим во всю силу лёгких:
— Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите нам!
10
Кто-то кричит нам в ответ. Я слышу топот бегущих ног.
Появляются дети, их человек пять-шесть. Я узнаю их: они из нашего класса. Лица красные и потные, видно, что они мчались изо всех сил!
Среди них девочка, которая стояла у доски: Мирна. И парнишка в красной футболке.
Они мгновенно окружили нас.
Мы с Арлин всё ещё вытаскиваем жуков из волос, давим их ногами, отрываем от себя…
— О, ворчуны!.. — восклицает Мирна.
— Да, это ворчуны, ворчуны! — повторяют другие ребята.
Так вот, оказывается, как они называются! Эти мерзкие твари, покрытые колючей шерстью, — всего лишь «ворчуны»!
— Что нам делать? — вопим мы с Арлин. — Помогите же нам!
Мирна смахивает мохнатое насекомое с плеча своей зелёной майки, смешно складывает губы трубочкой и начинает посвистывать.
Ребята присоединяются к ней. Повисает общий свист, совсем не музыкальный. Он становится всё громче и громче.
И вдруг я замечаю, что кровососы, покрывающие мои руки, замирают и начинают дрожать и трястись. Я могу лишь беспомощно смотреть, как они вздрагивают.
От их дрожи колышутся волосы на голове.
С лёгким «шлёп!» валится на землю жук, сидящий на плече Арлин. Другой падает с её головы. И ещё один, и ещё…
А свист становится столь пронзительным, что у меня болят уши, темнеет в глазах.
Под этот свист жуки опадают с нашей одежды: шлёп… шлёп… шлёп…
Они падают с дробным звуком, напоминающим стук крупных капель дождя по грязи.
Ребята продолжают свистеть, пока не отваливается последний кровосос.
Я судорожно чешу голову, чешу спину. От укусов горит всё тело. Я весь дрожу от адской боли и с трудом выдавливаю:
— С-спас-сибо!
— Но почему вы сами не свистели? — удивляется Мирна. Она окидывает нас обоих презрительным и подозрительным взглядом. — Ведь вы же знаете, что это единственный способ избавиться от ворчунов!
— Это каждому известно, — добавляет один из мальчиков.
— Ой, да… конечно, — лепечет Арлин. — Мы с Джейкобом просто запаниковали…
Парнишка в красной бейсболке между тем подбирает одну мохнатую, похожую на налитой пузырь, тварь. Он резко стискивает её между ладонями. И я слышу: уф! Словно лопнул маленький воздушный шарик. Из насекомого брызжет отвратительная зелёная жидкость.
Мальчик смеётся и подбирает следующего.
Подносит его к лицу приятеля. Снова хлопок, уф, и брызги липкой жёлтой жидкости орошают воротник его рубашки. Оба хохочут.
И тут начинается настоящая война. Оружие — мёртвые ворчуны. Ребята собирают их, подносят друг к дружке, давят их и хохочут, глядя, как жёлтая слизь оседает на чьём-либо лице или одежде.
Мы с Арлин обмениваемся быстрыми взглядами. Стоит ли нам принять участие в этой потехе?
Но воспоминания об этих чудовищах, совсем недавно кусавших, ползавших по нашему телу, по лицу, заставляют нас обоих содрогнуться.