Петр Алексеевич требовал, чтобы «по большим и проезжим знатным улицам, знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чину перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых…»
Царь также распорядился, чтобы описание новогоднего праздника было отражено в газете «Ведомости».
Эта информация начиналась так: «7208-й [1699] год не окончился, начался 1700-й год.
При первом начинании Нового года счислять от Рождества Христова, какия церемонии были и где была литургия в присутствии государеве и было ль казание и кто отправлял оное и была ль пушечная стрельба и фейрверк и где.
При окончании сего 1699 году повелением царского величества и советом духовных и мирских знатнейших особ установлено торжествовати Новому году 1 генваря месяца и числить, и писать годы во всех государственных указах… и письмах от Рождества Христова по обычаю других европейских христианских областей… как то действительно начало свое восприняло с 1700-го году и для того торжества в Москве была литургия в соборной Успенской церкви и предика чрез архиерея Рязанского — благодарение Богу, и потом была троекратная пушечная стрельба и фейрверк на Красной площади…»
В те дни для создания праздничного настроения на улицах Первопрестольной пылало множество костров и смоляных бочек на шестах. Праздник продолжался семь дней. Непривычная потеха пугала привыкших к стародавним традициям людей.
Роптали противники Петра:
— Опять царь-государь немчуровы порядки заводит, бесовским игрищам потакает!.. Отзовется ему вскорости это богохульство!..
Но молодой царь был неуклонен и все последующие годы своего правления следил, чтобы им объявленные праздники отмечались не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и по всей стране.
А дней веселья и торжеств в начале XVIII века появлялось все больше и больше. Отмечались военные победы, церковные праздники, дни рождения и ангела покровителя, начало и завершение строительств каких-либо значимых объектов и многое другое. Словом, всё, что нередко отмечается и в наши дни.
Подхваченный новой столицей
Первый день апреля стал веселым праздником розыгрыша, обмана, шутки также по инициативе Петра I.
Из Первопрестольной этот праздник перекочевал на берега Невы и прижился в новой столице. Правда, при жизни Петра Алексеевича он во многом зависел от настроения царя.
Не раз бывало так: пошутит кто-нибудь из приближенных 1 апреля, и то ли шутка оказывалась неудачной, то ли Петр Алексеевич забывал с утра, какой нынче день, — доставалось тогда юмористам. Но как только у государя настроение улучшалось, он сам шутил и разыгрывал приближенных.
В один из первоапрельских дней Петр I приказал явиться к нему старому боевому генералу. Когда тот, взволнованный из-за спешного вызова, прибыл, государь дал сигнал барабанщикам. Они стали выбивать дробь, сопровождающую, как правило, очень серьезное наказание.
Старый вояка побледнел. По-видимому, подумал, что именно он будет наказан. Вытянулся перед царем служивый, слова не может вымолвить. А сам лихорадочно соображает: в чем мог провиниться, какую промашку допустил?..
Некоторое время государь сердито и молча смотрел на генерала. В это время все громче звучала дробь барабана, все грозней становился взгляд царя.
Наконец Петр Алексеевич возмущенно воскликнул:
— Почему молчишь?!. Язык отсох?!.. Почему не докладываешь как положено?!. Какой чин носишь?!.
— Состою в генерал-майорах, — пролепетал совсем запуганный ветеран.
— Врешь! — рявкнул царь. — Дожил до седин, а обманываешь своего государя. Ты не генерал-майор… — Петр Алексеевич сделал паузу и вдруг рассмеялся. — Ты — генерал-лейтенант!..
Получивший повышение несколько минут не мог прийти в себя. Так и стоял неподвижным, под веселый смех царя и придворных.
Первого апреля подобные розыгрыши случались не раз. Получивших новое звание, должность или награду в этот день в петровские времена величали «апрельскими кавалерами».
Шутки царя незамедлительно разносились по Петербургу, а затем и по многим городам и селениям империи.
Государю подражали, пытались переплюнуть — удачно и неудачно. Рождались новые шутки и розыгрыши — остроумные и глупые, добрые и злые. Но именно в петровские времена юмор стал как бы нормой и стилем жизни и во дворцах, и в избах.
Венеценосная подражательница
Хоть и натянутыми были отношения Петра I с имератрицей Екатериной в последние годы его царствования, она все же во многом подражала своему супругу. В большом и малом. Удачно и неудачно. В серьезных делах и в несерьезном…
Лишь два месяца прошло после смерти Петра Великого, но 1 апреля 1725 года вдова-императрица все-таки решила отметить весельем.
Рано утром Северная столица была разбужена тревожным набатом. Колокола Петербурга извещали жителей о пожаре. Тысячи людей, полусонные, выскакивали из домов, пытаясь понять, какие части города уже полыхают и насколько силен огонь. По улицам мчались верховые и в каретах знатные особы. Метались, не зная, что делать, рядовые обыватели.
Паника усиливалась, поскольку не видно было ни огней, ни дыма.
В то утро в одном доме на Городском острове готовились прощаться с покойником, почтенным отцом семейства. И вдруг случилось невиданное: усопший, заслышав набат, вдруг ожил, поднялся, выскочил из гроба и стремглав помчался прочь из дома. Зато некоторые свидетели происшествия попадали в обморок.
Куда потом подевался внезапно воскресший — никто так и не узнал. Но в свой дом, в свой гроб несостоявшийся покойник точно не вернулся.
Может, то была какая афера задумана, а может, человек пребывал в летаргическом сне… Даже петербургская полиция не смогла выяснить правду.
Под звуки набата хорошо поживились лихие люди. Пока хозяева домов в страхе выбегали на улицы через двери, налетчики проникали в окна с других сторон зданий.
Несколько человек в тот день покалечилось, упав с высоких крыш, куда они забирались, чтобы увидеть, где разгорается и как движется пожар.
Только через пару часов после тревожных сигналов колоколов по городу поползли слухи, что никакого пожара и не было вовсе. Просто государыня Екатерина I пошутила.
С 1 апреля, дорогие жители столицы!
Таинственный шутник
Во времена царствования Екатерины I, но властвования Верховного Тайного совета, на одном из костюмированных балов во дворце появился человек высокого роста, в маске сказочного звездочета. Он имел приглашение в царский дворец, и по манере двигаться и говорить в нем чувствовалось благородное происхождение.
Обычно императрица безошибочно узнавала любого, под самой хитроумной маской, даже если это был недавно переехавший в столицу дворянин или только что прибывший иноземный дипломат.
Если вдруг происходила заминка и какая-нибудь маска не поддавалась разгадке, Екатерина тут же шептала своей фрейлине, вездесущей Наталии: «Распознать…»
И Наталия, повертевшись в маскарадной толпе, возвращалась к императрице с обстоятельным докладом: и кто под маской, и что он ел, пил, о чем говорил…
Но со звездочетом так не получалось. Вездесущая фрейлина ничего не выяснила.
Раззадорило это императрицу. Однако окружавшим ее придворным Екатерина запретила подступаться к таинственной маске с вопросами. Сама решила отгадку найти.
Когда светлейший князь Александр Меншиков предложил поучить молодца-звездочета уму-разуму и отбить у него охоту напускать таинственность при государыне, Екатерина остановила светлейшего:
— Зачем же, Ляксандр Данилович, ломать кулаком там, где можно вскрыть острием мысли?..
Меншиков лишь молча пожал плечами.
В разгар маскарада императрица поманила к себе звездочета и попросила предсказать ей судьбу. Тот покорно подошел к государыне и тут же тихо стал ей что-то нашептывать. Вначале брови государыни поползли вверх, затем она сделала знак приближенным отойти от них.
Что нагадал-напророчил таинственный звездочет, Екатерина впоследствии никому не рассказала.
Минут десять-пятнадцать шептал ей незнакомец, а потом вдруг резко, без всякого почтения к императорской особе, поклонился и быстро направился к выходу.
Первое мгновение государыня стояла, гордо вскинув голову и слегка закусив губу. Потом, когда звездочет уже вышел из залы, она вдруг спохватилась и зло бросила графу Толстому, который стоял неподалеку:
— Остановить шутника!.. Взять под караул до моего особого распоряжения!..
Что было дальше?
При дворе, а затем и по всему городу говорили разное. Утверждали, например, что на выходе из дворца откуда-то появилась натянутая веревка. И гвардейцы, кинувшиеся за звездочетом, споткнулись, упали и изрядно ушиблись. Толковали и что гвардейские кони были стреножены, и потому звездочет ускакал беспрепятственно, и ни один караул его не остановил.
Но неоспоримой для всех свидетелей того события была оставленная непочтительным гостем маскарада записка в руках императрицы:
«Все слышу и зрю, Катерина!
Петр».
Произошла эта история якобы 1 апреля 1726 года. А загадочного шутника-звездочета так и не удалось отыскать. Да и был ли под маской звездочета обычный человек?..
Конечно, многие остроты и шутки петровских времен сегодня кажутся непонятными, жестокими, плоскими или попросту не смешными.
Но у каждой эпохи не только свои стиль и мода, вкусы и пристрастия, но и свой юмор, соответствующий тому времени, когда он был рожден. Шутка — дитя своего века, и ее достоинства или недостатки могут по-настоящему оценить только современники.
Ну а для ныне живущих старинный юмор — это еще одна возможность лучше почувствовать и понять давно минувшую эпоху.
Заклинатели кладов
Уж занавес дрожит перед началом драмы.
Уж кто-то в темноте, всезрящий как сова,
Чертит круги и строит пентограммы,
И шепчет тайные заклятья и слова…
Максимилиан Волошин
На заставе «Ледяной конек»
Как-то раз, еще в петровские времена, к северной заставе нового города на Неве подошла старуха в странном одеянии.
Была светлая ночь, и служивые с заставы, прозванной «Ледяной конек», дремали — кто сидя, кто полулежа на охапках сена.
Лишь самый молодой солдат-первогодок бодро вышагивал вдоль бревна и натянутого каната, что перегораживали дорогу в Петербург.
Взглянул солдат на старуху и удивился: откуда она в такую пору на безлюдной дороге? На странницу-богомолку или на нищенку вроде бы не похожа. На чухонскую крестьянку — тоже… И лицо, и одежды какие-то нездешние…
— Пропусти, служивый, — робко попросила старуха. Иду издалека в Петерград…
— До утра не велено пускать, — отрезал солдат. — Отдохни с дороги в лесочке, а утром приходи.
— Так мне сейчас надо в город, пока все спят…
Солдат заподозрил неладное.
— Неужто замыслила сотворить злое, пока люди добрые спят? Не выйдет, старая! Служивые в городе не дремлют. По государеву повелению обходят дома и улочки, чтобы лихие люди не завелись и не наделали вреда честным христианам. Так что поворачивай в лесок, старая!
А старуха будто не слышала его слов. Мигом прошла ее робость и в голосе, и во взгляде. Ухмыльнулась и поманила солдата пальцем.
— Вот тебе, молодец, награда за хорошую службу. — И протянула ему монету. — Возьми золотой и пропусти меня в город с миром. Никто об этом не узнает. А на людей никакого зла я не держу и недобрые дела против них не совершаю.
Заколебался солдат, но взглянул на монету и возмутился:
— Какой же это золотой? Обыкновенная медная копейка!
Поворчал-поворчал служивый, но монетку взял. Вспомнил, что государь Петр Алексеевич, когда начал чеканить медную разменную копейку, повелел кабатчикам и трактирщикам отпускать на нее целую чарку смородиновой или хлебной. Велел так, чтобы служивые не роптали, когда получали новые медные деньги.
— Ладно, проходи, старая, — махнул рукой солдат.
Переступила старуха бревно-загорожу и хитро подмигнула:
— Я, молодец, обманывать не стану, приглядись еще раз к монетке…
Разжал кулак солдат и ахнул. Вместо копейки — на ладони тяжелая золотая монета сверкала.
— Уж не чародейка ли ты?.. — с опаской спросил изумленный служивый.
Взглянул на старуху, а ее и след уже простыл.
— Вот ворожина старая, — пробормотал солдат и спрятал монету.
«Шестирукий владыка сокровищ»
А загадочная старуха тем временем прошла с полверсты от городской заставы и остановилась. Огляделась, приложила ладони к поваленной сосне и принялась заклинать:
— Знай, шестирукий владыка всех сокрытых сокровищ Тыр, я вошла в город. Он скоро будет твой. И станут здесь его жители прятать сокровища, и станут люди искать их. И начнут они слезы и кровь проливать за утерянные и найденные богатства. И будет разум их мутиться от алчных желаний и от страха потерять сокровища. Кинутся рыскать они по темным подземельям да разрывать могилы и ворочать камни…
Старуха снова опасливо огляделась и продолжила:
— Делай, Тыр, в этом граде, что делал всюду и всегда… Первой своей рукой незримо толкай человека искать сокровища. Другой указывай путь, где их искать. Третьей помогай откапывать богатства. Четвертой рукой вытаскивай клад. Пятой одаривай удачника. А шестой рукой либо уводи от беды, либо карай нашедшего сокровища…
Произнесла старуха свое заклинание, начертила ореховым прутиком на земле круг, а в нем — звезду «шестирукого Тыра» — и дальше в путь двинулась.
А с солдатом, что взял монету, в тот же день началось твориться что-то несуразное. Ушел он со своего поста, ничего не сказав товарищам. Отправился в город, в первый по пути кабак.
Там он заказал полштофа смородиновой водки и закуску.
Захмелел служивый, но песни не пелись, душа не веселилась. Взгрустнул он, а тут кабатчик подлетел:
— Плати, молодец!
Сунул ему солдат заветную монету, а кабатчик в крик:
— Озоруешь, шельма! За полштофа смородиновой да за добрую снедь копейкой хочешь отделаться?!.
Ничего не мог понять захмелевший солдат: дал золотой, а ему кричат — копейка!
Набежали тут люди кабатчика — целовальники, избили служивого и прочь на улицу выкинули. Да еще пригрозили донос на него состряпать. Отлежался он на обочине дороги, утер с лица рукавом кровь, чувствует: а монета-то заветная так в кулаке и осталась.
Тут вдруг урод какой-то появился со множеством рук. Хотел солдат посчитать, сколько же их, но не смог. Урод всеми своими руками машет, куда-то зовет. И поднялся с земли солдат, и отправился вслед за многоруким.
Куда? За каким лихом? Этого служивый сам не мог понять.
Авось кривая да выведет… Небось судьбинушка не покуражится…
Первые клады Петербургской земли
Задолго до набегов норманнов и викингов в устье Невы «шестирукий Тыр» наслал сюда свое заклятье на каких-то пришлых людей с Востока. Несли они в северный край отлитую из чистого золота «деву на коне».
Кому и для чего доставляли «золотую деву», «шестирукого» не интересовало. Начертал он на земле ореховым прутиком круг, а внутри — свою звезду, и началась у пришедших с Востока несуразица.
Перебрались они ни с того ни с сего на самый большой остров в устье Невы и закопали свое сокровище. Зачем? Никто из них пояснить не мог. А потом пошла между ними кровавая резня. Все полегли, никого в живых не осталось от тех людей с Востока.
А «шестирукий» от радости даже в пляс пустился над покойничками. Руки, как змеи, извивались в разные стороны.
Когда восточных пришельцев на острове ни следов, ни косточек не осталось, новые «гости» объявились теперь уже с запада. Это были викинги, наводившие ужас почти на всю Средневековую Европу.