Нам предлагают поверить, будто Наказ, провозгласивший принципы Просвещения и разработавший основы законодательства, выборы, прошедшие по всей России, депутатские наказы, которые по всей стране писали люди, заседания Большой комиссии с ее жаркими дебатами, работа частных комиссий и всего подсобного аппарата, груды документов, – что все это растаяло в воздухе, как и не было? Уже исходя из априорных соображений, можно сказать – так не бывает. Но у нас есть возможность на реальном историческом материале убедиться – такого и не было. Из трудов специалиста по екатерининскому времени О. А. Омельченко, подробно рассмотревшего историю Уложенной Комиссии на основании первоисточников, видно, что реальность не имеет ровным счетом ничего общего с предложенной нам картиной.
Как мы помним, работа в Уложенной Комиссии шла двумя путями – в Большом собрании (столь шумном) и в частных комиссиях (работающих тихо и незаметно); пока существовало Большое собрание, их роль была в основном подсобной. Ошибка историков, которые не вникли в проблему (не читали протоколов Комиссии – ни тех, что опубликованы в сборниках Российского исторического общества, ни тем более тех, что лежат в архивах, – и не знают специальной литературы вопроса), заключалась в том, что они занимались только Большим собранием, а когда оно было распущено, решили, будто с тем пришел конец и самой Уложенной Комиссии.
На самом деле работу по составлению проекта законов Российской империи целиком взяли на себя частные комиссии, которыми по-прежнему неустанно руководила императрица. И то была огромная работа.
В апреле 1768 года Екатерина написала «Начертание о проведении к окончанию Комиссии проекта нового Уложения», которое предписывало создать 12 новых частных комиссий, причем каждая из этих комиссий должна была подготовить соответствующую главу будущего свода законов.
«Правовые разработки частных комиссий, – пишет О. Омельченко (из работ которого и взят весь приведенный материал), – должны были охватить все сферы законодательного регулирования государственной и общественной организаций и отвечали не только чисто прагматическому замыслу правовой практики, но и теоретической схеме будущего свода законов, как он виделся Екатерине II».
Начинался второй период Уложенной Комиссии – и ее новая жизнь. Вслед за екатерининским «Начертанием» тогда же, в 1768 году, Дирекционная комиссия составила «Наставление», где перед частными комиссиями ставились уже конкретные задачи. Некоторые комиссии получали указания от самой Екатерины, были «под собственным ее ведением», как, например, Комиссия о порядке государства, которая должна была законодательно утвердить принципы государственной организации и структуру государственного аппарата. Екатерина сама написала для нее план работы, названный «Три урока» (первый – выяснить «нынешнее состояние государства во всех оного частях», проанализировать систему государственных учреждений; второй – разработка нового административного деления; третий – разработка схемы государственного управления: определить полномочия и компетенцию правительственных учреждений, указать возможности реорганизации правительственного аппарата). Эта частная комиссия работала около четырех лет (1768–1771) и провела 248 заседаний.
Частная комиссия «о разделении разных жителей на роды», иначе говоря, занимающаяся сословным делением России, работала около пяти лет (1767–1771) – в ее обязанность входило определить сословия империи и законодательно оформить права каждого из них; то была совершенно новая задача для российского законодательства. Членам комиссии тут не на что было опереться, им пришлось углубиться в общие правовые проблемы, изучать иностранное законодательство, а также наказы депутатов, выискивая в их требованиях и предложениях материал для составления соответствующего законодательства; предметом изучения депутатов, входящих в комиссию, были также проекты по правам сословий, представленные в Комиссию Уложения.
Был подготовлен проект, определяющий права дворянства, основными авторами его были Я. Брюс и Ф. Орлов (младший брат Григория). Проект этот был, так сказать, яростно дворянским, сюда был включен изданный Петром III указ о вольности дворянства (так до тех пор Екатериной и не подтвержденный), которому предоставлялось исключительное право владеть деревнями с крепостными крестьянами. В числе судебных привилегий дворянства значился суд равных, освобождение под залог (взятое из английского законодательства).
Членами комиссии, которые занимались правами «среднего рода людей», были граф Э. Миних, князь И. Вяземский, С. Нарышкин, князь М. Щербатов, М. Степанов, все, кроме последнего, – высшая знать. Проект был окончен и представлен Дирекционной комиссии в феврале 1769 года. Впервые «сословие среднего рода людей» было определено, разделено на несколько категорий, а главное, впервые был определен его правовой статус – надо ли говорить, какую важность представлял этот законопроект для Екатерины, крайне заинтересованной в создании «третьего сословия», и как важен он был для социально-экономического развития России.
Проект этот обширен, в нем 13 глав и свыше 100 статей. «Средний род» российских жителей разделялся на следующие категории: I – «упражняющиеся в науках и службах»; сюда относились ученые, приказные, художники и, как ни странно, белое духовенство (поразительно: сословие, в европейских странах занимающее первенствующее положение, у Екатерины вовсе перестало быть самостоятельным и стало частью мещанства, что, впрочем, в правовом отношении было логично, поскольку священники, как и чиновничество, получали от государства жалованье); II – «торгующие» (купцы, заводчики и фабриканты, судовладельцы и мореплаватели); III – прочие (ремесленники, просто мещане). Права этих трех категорий были более или менее одинаковы.
Жители империи, принадлежащие к «среднему роду», пользовались всей полнотой государственных прав; жизнь, безопасность и имение их охранялись законом, они имели право на судебную охрану личности, на неприкосновенность до судебного разбирательства, на защиту в суде и на свой внутрисословный суд; запрещено было переводить их в крепостное состояние. У них было также право неограниченной наследственной собственности, право владеть промышленными заведениями, банками и т. д. Вожделенного права владеть крепостными «средний род» не получил.
Проект был весьма существенным новшеством в российском праве. Он резко выделял третье сословие из остальной недворянской массы, обеспечивал ему не только точно очерченный статус, но и весьма существенные привилегии.
Все авторы, писавшие о Екатерине, относят ее к представителям просвещенного абсолютизма. Но екатерининский абсолютизм был особым: обычно при этом политическом строе у центральной власти двойная опора – дворянство и третье сословие (горожане, ремесленники, предприниматели и торговцы). Наличие этих двух опор и дает монарху возможность некой устойчивой независимости. Екатерининский абсолютизм стоял на одной ноге (не было у него опоры на третьем сословии), она отлично это понимала и старалась всеми силами, чтобы он обрел вторую. Создание «среднего рода людей» было ее вечной заботой (об этом она говорит не раз, в частности в переписке с зарубежными корреспондентами), ее ясно осознанной целью.
Когда в 80-х годах Екатерина начала составление «Жалованной грамоты городам» – следующий важный шаг в процессе оформления третьего сословия, – она пользовалась огромным подсобным материалом: тут и предшествующие российские законы, цеховые уставы, указы о правах купцов, иностранное законодательство (шведский цеховой устав, прусский ремесленный устав, Магдебургское право и т. д.). В эту ее работу влился огромный труд Уложенной Комиссии, проекты и разработки частных комиссий, депутатские наказы; по требованию императрицы частные комиссии представляли ей те или иные из них целиком или экстракты из группы наказов.
Кипа ее собственноручных черновиков свидетельствует, что всю основную работу по составлению этих важнейших документов вела она сама.
Разумеется, в своем законотворчестве Комиссия Уложения не могла не заняться созданием новой единой судебной системы. «Комиссия о правосудии вообще» работала над этой проблемой в 1768–1769 годах и создала «Проект о судебных местах», соответствующий не только общим принципам Наказа, но и тем вопросам, которые Екатерина поставила в своем «Начертании»; в большой степени были тут учтены и требования депутатов. Проект предлагал установить: духовный суд (дела веры и церкви); уголовный, гражданский и полицейский (все три суда должны были существовать в двух вариантах – земском и городском); а также «отраслевые» суды (торговый, цеховой и т. д.); земские и городские суды должны были быть выборными.
Все эти судебные учреждения были объединены в единую систему инстанций от местного суда до Сената как высшей апелляционной инстанции – эта разработка будет иметь большое значение для губернской реформы 1775 года.
«Комиссия о правосудии вообще» разработала основы уголовного права, во многом новые, – и это обновленное уголовное право будет использовано не только в законодательстве Екатерины 80-х годов, но и в кодексах начала XIX века.
Система полицейской деятельности была разработана Комиссией благочиния, которая работала в 1768–1769 годах и собиралась 327 раз. Согласно ее проекту, обязанности хранителей общественного порядка были весьма разнообразны – от тушения пожаров и борьбы с разбоем до контроля за качеством съестных продуктов на рынке; от чистоты города, его реки, его воды до содержания трактиров. Этот проект лег в основу полицейского законодательства Екатерины в 80-х годах.
В настоящей книге нет возможности рассмотреть все те области, в которых работали частные комиссии после того, как было распущено Большое собрание, и все же необходимо остановиться еще на одной области права – той самой; которая непосредственно регулирует живую повседневную жизнь. Проблемами брака, семьи, опеки и прочих личных отношений занималась «Комиссия о разных установлениях, касающихся до лиц», созданная согласно екатерининскому «Начертанию». Проект Комиссии был явным вторжением нового времени в древний семейный уклад, более или менее близкий Домострою. Если до тех пор брак рассматривался только как церковное таинство и тем самым входил в область церковного права, то в проекте, составленном частной комиссией, он трактовался еще и как союз двоих, построенный на основе гражданского обязательства, – это действительно было новостью! Вмешательство церкви и даже самого государства было тут сильно ограничено. «Комиссия отказалась вторгаться в регулирование неправовых внутрисемейных отношений морального свойства, – пишет О. Омельченко, – максимально исключила применение мер государственного принуждения за неисполнение семейных или родительских обязанностей».
Если раньше родительская власть практически была безгранична, то теперь ей были положены пределы; раньше существовали только родительские права, теперь возникли и родительские обязанности. Родители имели право лишить детей наследства, но лишь в случаях, предусмотренных законом; они сохранили права телесных наказаний, но «не преступая человечности». Был разрешен развод, причем судьбу детей – с кем они остаются и как обеспечиваются – решал суд.
Крепостному, чтобы вступить в брак, по-прежнему требовалось разрешение помещика, но зато запрещались принудительные браки.
Важное значение приобрел вопрос об опеке. Предполагалось создать специальные органы опеки, они должны были устанавливать опеку над несовершеннолетними, над умалишенными. Но и тут было существенное новшество: опеке подлежали помещики, уличенные в жестоком обращении с им «подвластными». «Проект представлял собой едва ли не самое большое новшество в истории кодификации за весь период абсолютной монархии», – полагает О. Омельченко.
Он вообще дает чрезвычайно высокую оценку деятельности Уложенной Комиссии, которая, по его мнению, сыграла в становлении российского законодательства исключительно важную роль; она выполнила свою основную задачу, «разработав структуру будущего государственного свода законов и большинство конкретных законопроектов, которые предполагалось в него включить. Содержание этих законопроектов оказало прямое влияние на последующие законодательные мероприятия правительства Екатерины II и заложило фундамент последующего развития права в России, вплоть до первой четверти XIX века». В крайне сухой тон изложения вдруг прокрадывается даже некий оттенок восхищения, когда автор говорит, что по ряду моментов («по характеру обобщенности изложения правовой нормы, по сочетанию в законе традиционного права и реформаторского правотворчества, по уровню систематизации норм и разработке отдельных областей права») кодификационная работа, проделанная Екатериной, осталась непревзойденной на протяжении всей первой половины XIX века. Автор полагает, что акты, созданные юристами екатерининской поры, «сохранили свою силу надолго», став основой всего правового здания – вплоть до великих реформ середины XIX века.
И даже саму Екатерину он хоть сквозь зубы, но все же хвалит, называя «крупнейшим идеологом и практиком российского «просвещенного абсолютизма» (который, как всегда, у автора в кавычках). Правда, в ходе изложения все-таки порой создается впечатление, будто это не Екатерина работала, а через нее действовали некие безликие законы все того же «просвещенного абсолютизма», но все же истинную роль Екатерины во всей этой правовой деятельности он показывает честно.
Так почему же эта работа ее никому не известна? Почему историки так нагло обобрали Екатерину II – этот вопрос встает едва ли не на каждом шагу.
О. Омельченко считает программу Екатерины, какой она рисуется в ее законопроектах и законах, консервативной, позднефеодальной, но не надо забывать, что со времен Уложения царя Алексея Михайловича ни один правитель законодательством не занимался. Петр I, прекрасно знавший, в каком состоянии находятся российские законы, не смог их даже просто как-то систематизировать, согласовать их со старым Уложением, Екатерине приходилось кодифицировать то, что давным-давно должно было быть кодифицировано, иначе говоря, она работала и за Петра, и за его преемников.
Значение Уложенной Комиссии, начиная с подготовительной работы (выбор депутатов, депутатские наказы и т. д., а также заседания Большого собрания), невозможно переоценить: движение, шедшее по всей стране, – да еще от трона! – должно было ее всколыхнуть. Когда пятьсот депутатов разъехались по России – независимые, у каждого в петлице на цепочке золотой жетон, – они, не раз слышавшие Наказ царицы, видевшие ее самоё, слышавшие выступления и вельмож, и крестьян, не могли не рассказывать об этом десятки раз тем, кто их окружал.
То был не только общественный шум, но и некий очищающий ветер. Не следует забывать и тех, кто, как Н. Новиков, работал в Комиссии секретарем, «сочинителем», переводчиком или писцом, – они тоже вдыхали воздух перемен.
Работа Уложенной Комиссии после закрытия Большого собрания важна для нас еще в одном отношении: ведь, по существу, мы присутствуем при рождения того профессионализма, который был совершенно чужд чиновникам старого административного аппарата (об этом мы еще будем говорить). Можно предположить с уверенностью, что депутаты, работавшие в частных комиссиях, екатерининские статс-секретари И. Елагин или С. Козицкий, родовитые князья А. Вяземский, М. Щербатов, новые дворяне, такие, как Ф. Орлов, – что любой из них, начиная работать в Комиссии Уложения, ничего не знал о законотворчестве, равно как и о предметах, которыми им предстояло заниматься. Но члены Комиссии работали вместе, были сплочены и возглавлены самой императрицей. И впряглись они, потащили воз, перелопатили гору юридических материалов, будь то Уложение Алексея Михайловича, петровские законы или иностранное законодательство разных времен. В их обязанности входило изучение депутатских наказов – они их изучали. Им помогали консультанты? Да, но их было очень мало, приходилось самообразовываться в ходе работы. Во всяком случае, им удалось из огромного и разношерстного материала создать правовую материю, которая стала необходимой прочностью для будущих законов Российской империи. С какой беззаветной преданностью готовы были работать эти дворяне (которых мы считали бездельниками и тунеядцами) на благо страны – ведь никакого другого мотива, если не считать честолюбия (которое они тогда все еще производили от слова «честь»), у них не было. Они вовсе нам незнакомы, эти наши предки.