Карл Густав Юнг
Жизнь и воззрения К. Г. Юнга
Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в швейцарском местечке Кесвиль в семье священникаевангелически—реформатской церкви. Семья Юнгов происходила из Германии: прадед К. Юнгаруководил военным госпиталем во времена наполеоновских войн, брат прадеда некоторое времязанимал пост канцлера Баварии (был женат на сестре Ф. Шлейермахера). Дед — профессормедицины — переехал в Швейцарию с рекомендацией А. фон Гумбольдта и слухами, будто онвнебрачный сын Гёте. Отец К.Юнга помимо теологического образования получил степень докторафилологии, но, разуверившись в силах человеческого разума, оставят занятия восточными языкамии какими бы то ни было науками вообще, полностью отдавшись вере. Мать Карла Густавапроисходила из семьи местных бюргеров, которые на протяжении многих поколений становилисьпротестантскими пасторами. Религия и медицина, таким образом, соединились в этой семьезадолго до рождения Карла Густава.
Семья принадлежала к «хорошему» обществу, но едва сводила концы с концами. Детство иособенно юность Юнга прошли в бедности. Он получит возможность учиться в лучшей гимназииБазеля, куда переехала семья, только благодаря помощи родственников и сохранившимся связямотца. Необщительный, замкнутый подросток, он так и не приобрел себе приятелей (от вытекающихотсюда неприятных последствий его избавляли высокий рост и изрядная физическая сила). Квнешней среде приспосабливался с трудом, нередко сталкивался с непониманием окружающих,предпочитая общению погружение в мир собственных мыслей. Словом, представлял классическийслучай того, что сам он назвал впоследствии «интроверсией». Если у экстраверта психическаяэнергия направлена преимущественно на внешний мир, то у интроверта она перемещается ксубъективному полюсу, к образам собственного сознания. Свои мемуары Юнг не зря назвал«Воспоминания, сновидения, размышления» — сновидения играли огромную роль в духовной жизниЮнга с раннего детства, и на анализе сновидений позже строилась вся его психотерапевтическаяпрактика.
Еще в отрочестве Карл Густав пришел к отрицанию религиозных представлений своегоокружения. Догматизм, ханжеское морализаторство, превращение Иисуса Христа в проповедникавикторианской морали вызывали у него искреннее возмущение: в церкви «бесстыдно толковали оБоге, его стремлениях и действиях», профанируя все священное «избитыми сентиментальностями».В протестантских религиозных церемониях он не видел и следа божественного присутствия; поего мнению, если Бог некогда и жил в протестантизме, то давно покинул эти храмы. Знакомствос догматическими трудами привело к мысли, что они являются «образцом редкостной глупости,единственная цель которых — сокрытие истины»; католическая схоластика оставляла впечатление«безжизненной пустыни» [1]. Живой религиозный опыт стоитвыше всех догматов, считал молодой Юнг, а потому «Фауст» Гёте и «Так говорил Заратустра»Ницше оказались для него ближе к истинной религии, чем весь либеральный протестантизм. «Мневспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец, — писал Юнгспустя несколько десятилетий. – Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то этукнижечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности.Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках доэтого раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мыпропустим, я тут сам ничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя яудивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать, слушая всетолки о религии» [2].
Живой опыт божественного был явлен многочисленными сновидениями: во сне являлись чудовищные,страшные, но величественные образы. Под влиянием нескольких постоянно повторявшихся сновиденийсомнения в догматах христианства усилились. Среди прочих рассуждений Юнга—гимназиста о Боге(а им он методично предавался по два часа в день по дороге в гимназию и обратно) главноеместо теперь занимает очевидная «ересь»: Бог не всеблаг, у него имеется темная, страшнаяипостась.
В сновидениях Юнга той поры важен еще один мотив: он наблюдал образ наделенного магическойсилой старца, который был как бы его аlter еgo. В повседневных заботах жил замкнутый, робкийюноша — личность номер один, а в снах являлась другая ипостась его «Я» — личность номер два,обладающая даже собственным именем (Филемон). Уже завершая свое обучение в гимназии, Юнгпрочитал «Так говорил Заратустра» и даже испугался: у Ницше тоже была «личность №2» по имениЗаратустра; она вытеснила личность философа (отсюда безумие Ницше — так Юнг считал и вдальнейшем, вопреки более достоверному медицинскому диагнозу). Страх перед подобнымипоследствиями «сновидчества» способствовал решительному повороту к реальности. Да инеобходимость одновременно учиться в университете, работать, зная, что рассчитывать приходитсялишь на свои силы, уводила от волшебного мира сновидений. Но позже, в учении о двух типахмышления найдет отражение и личный сновидческий опыт Юнга. Главной целью юнговской психотерапиистанет единение «внешнего» и «внутреннего» человека у пациентов, а размышления зрелого Юнгана темы религии в какой-то степени будут лишь развитием того, что было испытано им в детстве.
При выяснении источников того или иного учения нередко злоупотребляют словом «влияние».Очевидно, что влияние не есть однозначная детерминация: «повлиять» в истинном смысле слова,когда речь идет о великих философских или богословских учениях, можно только на того, кто самсобою что-то представляет. Юнг в своем развитии отталкивался от протестантской теологии,усваивая одновременно духовную атмосферу своего времени. Он принадлежал к немецкой культуре,которой издавна был свойственен интерес к «ночной стороне» существования. В начале прошлоговека романтики обратились к народным сказаниям, мифологии, «рейнской мистике» Экхарта иТаулера, к алхимической теологии Бёме. Врачи—шеллингианцы (Карус) уже пытались применятьучение о бессознательном психическом в лечении больных. Пантеизм Гете сочетался у Юнга с«мировой волей» Шопенгауэра, с модной «философией жизни», с трудами биологов—виталистов.На глазах Юнга происходила ломка патриархального уклада жизни в Швейцарии и Германии: уходилмир деревень, замков, небольших городков, в самой атмосфере которых оставалось, как писал Т.Манн, «нечто от духовного склада людей, живших, скажем, в последние десятилетия пятнадцатоговека, — истеричность уходящего средневековья, нечто вроде скрытой душевной эпидемии», сподспудной душевной предрасположенностью к фанатизму и безумию [3].
В учении Юнга сталкиваются духовная традиция прошлого и современность, алхимия XV-XVI вв.и естествознание, гностицизм и научный скепсис. Интерес к далекому прошлому как к чему-топостоянно сопровождающему нас сегодня, сохранившемуся и действующему на нас из глубин, былхарактерен для Юнга еще в юности. Любопытно, что в университете ему более всего хотелосьучиться на археолога. «Глубинная психология» своим методом чем-то напоминает археологию.Известно, что Фрейд неоднократно сравнивал психоанализ с этой наукой и сожалел, что название«археология» закрепилось за поисками памятников культуры, а не за «раскопками души». «Архее» —первоначало, и «глубинная психология», снимая слой за слоем, движется к самым основаниямсознания.
Однако в Базеле археология не преподавалась, а в другом университете Юнг учиться не мог —скромную стипендию ему могли выплачивать лишь в родном городе. Сегодня спрос на выпускниковестественнонаучных и гуманитарных факультетов университета велик, но в конце прошлого векаситуация была иной. Профессионально заниматься наукой могли лишь материально обеспеченныелюди, кусок хлеба гарантировали теологический, юридический и медицинский факультеты.Юриспруденция была Юнгу совершенно чужда, протестантская теология вызывала отвращение,тогда как медицинский факультет наряду с профессией, позволявшей выбраться из нищеты, давали сносное естественнонаучное образование.
Как и в гимназии, Юнг отлично учился в университете, вызывая удивление своих сокурсниковтем, что помимо учебных дисциплин он отдавал много времени изучению философии. До последнегогода обучения он специализировался по внутренним болезням, ему уже было обеспечено место впрестижной мюнхенской клинике. В последнем семестре нужно было сдавать психиатрию, он открылучебник и прочитал на первой странице, что психиатрия есть «наука о личности». «Мое сердценеожиданно резко забилось, — вспоминал Юнг в старости. — Возбуждение было необычайным, потомучто мне стало ясно, как при вспышке просветления, что единственно возможной целью для меняможет быть психиатрия. Только в ней сливались воедино два потока моих интересов. Здесь былоэмпирическое поле, общее для биологических и духовных фактов, которое я искал повсюду и нигдене находил. Здесь же коллизия природы и духа стала реальностью» [4]. Человеческая психика является местом встречи науки и религии, конфликтмежду ними преодолим на пути подлинного самопознания. Тут же было принято решение, котороеудивило всех — психиатрия считалась самым непрестижным для медика занятием, хотя бы потому,что все успехи медицины в XIX в. не привели к заметным результатам в лечении психическихзаболеваний.
После окончания университета Юнг переезжает в Цюрих, начинает работать в клиникеБургхёльци, руководимой видным психиатром Э.Блейлером. Базель и Цюрих имели для Юнгасимволическое значение как два полюса европейской духовной жизни. Базель — живая памятьевропейской культуры. В университете не забывали о преподававшем в нем Эразме и учившемсяГольбейне, на филологическом факультете преподавали профессора, лично знавшие Ницше. ИнтересЮнга к философии мог вызвать недоумение у медиков, но философия считалась в Базеленеобходимой стороной культуры. В Цюрихе же она, наоборот, считалась непрактичным «излишеством».Кому нужны все эти ветхие книжные знания? Наука тут рассматривалась как полезное орудие,ценилась по своим приложениям, эффективному применению в индустрии, строительстве, торговле,медицине. Базель уходил корнями в далекое прошлое, в то время как Цюрих устремлялся в стольже далекое будущее. Юнг видел в этом «раскол» европейской души: рассудочнаяиндустриально—техническая цивилизация предает забвению свои корни. И это закономерно, ибодуша окостенела в догматическом богословии. Наука и религия вступили в противоречие именнопотому, полагал Юнг, что религия оторвалась от жизненного опыта, тогда как наука уходит отважнейших проблем, она держится плотского эмпиризма и прагматизма. «Мы стали богатыми впознаниях, но бедными в мудрости», — напишет он вскоре. В созданной наукой картине мирачеловек есть лишь механизм среди других механизмов, его жизнь утрачивает всякий смысл.Необходимо найти ту область, где религия и наука не опровергают друг друга, а наоборот,сливаются в поисках первоистока всех смыслов. Психология сделалась для Юнга наукой наук –именно она, с его точки зрения, должна дать современному человеку целостное мировоззрение.
В своих поисках «внутреннего человека» Юнг не был одинок. У многих мыслителей конца XIX —начала XX вв. мы обнаруживаем то же негативное отношение и к мертвому космосу естествознания,и к церкви, и к религии. Одни из них, например Толстой, Унамуно, Бердяев, обращаются кхристианству и дают ему самое неортодоксальное толкование. Другие, испытав душевный кризис,создают философские учения, которые иногда не без основания называют «иррационалистическими», —так появляются прагматизм Джеймса или интуитивизм Бергсона. Ни эволюцию живой природы, ниповедение самого примитивного организма, ни тем более мир человеческих переживаний не объяснитьзаконами механики и физиологии. Жизнь есть вечное становление, гераклитовский поток, «порыв»,не признающий закона тождества. И вечный сон материи, круговорот веществ в природе, и вершиныдуховной жизни суть лишь два полюса этого неудержимого потока.
Кроме «философии жизни» Юнга задела и мода на оккультизм. На протяжении двух лет он принималучастие в спиритических сеансах, познакомился с обширной литературой по астрологии, нумерологиии другим «тайным» наукам. Эти увлечения студенческих лет во многом определили характерпозднейших исследований Юнга. От наивной веры в то, что медиумы общаются с духами умерших, онскоро отошел. Сам факт общения с духами, кстати сказать, отрицают и серьезные оккультисты.Астральные тела не принимают участия в земной жизни, медиумы вступают в контакт лишь сосвоеобразными «раковинами», «психическими оболочками», сохраняющими отдельные черты населявшейих личности, которая к этому времени уже покинула астральный мир и перешла в более высокоеизмерение. Эти оболочки обладают лишь видимостью жизни, они оживляются психической энергиейвпавшего в транс медиума (или, во время столоверчения, энергией его участников). Поэтому внепроизвольном письме, в речах медиума могут проявиться какие-то реплики умерших, но оподлинном общении с духами не может быть и речи, поскольку материализуются лишь какие-тоосколки этой «раковины», соединившиеся к тому же с идеями и впечатлениями медиума.
Медиумом была дальняя родственница Юнга, полуграмотная девушка, не склонная к актерству инадувательству. Состояния транса были неподдельными; об этом свидетельствовало хотя бы то, чтоне окончившая гимназии девушка, будучи в трансе, переходила на литературный немецкий язык,которым в обычном состоянии не владела (швейцарский диалект сильно отличается от литературноговерхненемецкого). Как и большая часть сообщений «духов», это не выходило за пределы того, чтобыло доступно сознанию медиума: на бессознательном уровне она могла владеть литературнымнемецким. «Духами» оказывались как бы «отколовшиеся» части ее личности, лежавшие за пределамисознания. Однако имелось одно важное исключение. Малограмотная девушка явно ничего не знала окосмологии гностиков—валентиниан II в. н.э., не могла она придумать столь сложную систему, но всообщении одного из «духов» эта система была изложена детальным образом.
Эти наблюдения легли в основу докторской диссертации К.Г. Юнга «О психологии и патологиитак называемых оккультных феноменов» (1902). Данная работа до сих пор сохранила определенноенаучное значение — Юнг дает в ней психологический и психиатрический анализ медиумическоготранса, сопоставляет его с галлюцинациями, помраченными состояниями ума. Он отмечает, что упророков, поэтов, мистиков, основателей сект и религиозных движений наблюдаются те жесостояния, которые психиатр встречает у больных, слишком близко подошедших к священному«огню» — так, что психика не выдержала, произошел раскол личности. У пророков и поэтов к ихсобственному голосу часто примешивается идущий из глубин голос как бы другой личности, но ихсознанию удается овладеть этим содержанием и придать ему художественную или религиозную форму.Всякого рода отклонения встречаются и у них, но зато имеется интуиция, «далеко превосходящаясознательный ум»; они улавливают некие «праформы». Впоследствии Юнг назвал эти праформыархетипами коллективного бессознательного. Они в разное время появляются в сознании людей,как бы всплывают независимо от воли человека; праформы автономны, они не определяютсясознанием, но способны воздействовать на него. Единство рационального и иррационального,снятие субъект–объектного отношения в интуитивном прозрении отличают транс от нормальногосознания и сближают его с мифологическим мышлением. Каждому человеку мир праформ открываетсяв сновидениях, которые оказываются основным источником информации о психическомбессознательном.