Таким образом, к главным положениям собственного учения о коллективном бессознательномЮнг пришел еще до встречи с Фрейдом, произошедшей в 1907 г. К тому времени у Юнга уже былоимя — известность ему принес прежде всего словесно—ассоциативный тест, позволившийэкспериментально выявлять структуру бессознательного. В лаборатории экспериментальнойпсихопатологии, созданной Юнгом в Бургхёльци, испытуемому предлагался список слов, на которыетот должен был тут же реагировать первым пришедшим на ум словом. Время реакции фиксировалосьс помощью секундомера. Затем тест был усложнен — с помощью различных приборов замечалисьфизиологические реакции испытуемого на различные слова—стимулы. Главное, что удалосьобнаружить, — это наличие слов, на которые испытуемые не могли быстро найти отклик, либоудлинялось время подбора слова—реакции; иногда они надолго замолкали, «отключались»,заикались, отвечали не одним словом, а целой речью и т.д. При этом они не осознавали, чтоответ на одно слово—стимул, например, занимал у них в несколько раз больше времени, чем надругое. Из этого Юнг сделал вывод о том, что такие нарушения в реагировании связаны с наличиемзаряженных психической энергией «комплексов» — стоило слову–стимулу «дотронуться» до такогокомплекса, как у испытуемого появлялись следы легкого эмоционального расстройства. В дальнейшемэтот тест способствовал появлению многочисленных «проективных тестов», широко используемых ив медицине, и при подборе кадров, а также появлению столь далекого от чистой науки прибора,как «детектор лжи». Юнг считал, что этот тест выявляет в психике испытуемого некиефрагментарные личности, расположенные за пределами сознания. У шизофреников диссоциацияличности значительно более выражена, чем у нормальных людей, что в конечном счете ведет кразрушению сознания, распаду личности, на месте которой остается ряд «комплексов».Впоследствии Юнг разграничивал комплексы личного бессознательного и архетипы коллективногобессознательного. Именно последние напоминают отдельные личности. Если раньше безумиеобъяснялось «одержимостью бесами», которые приходили в душу извне, то у Юнга оказывалось,что весь их легион уже содержится в душе, и при определенных обстоятельствах они могутодержать верх над «Я» — одним из элементов психики. Душа всякого человека содержит в себемножество личностей, и у каждой из них имеется свое «Я»; время от времени они заявляют осебе, выходят на поверхность сознания. Древнее речение: «У нежити своего облика нет, она ходитв личинах» можно было бы применить к юнговскому пониманию психики — с той оговоркой, что самапсихическая жизнь, а не «нежить», обретает разного рода маски.
Конечно, эти идеи Юнга были связаны не только с психиатрией и психологическимиэкспериментами. Они «носились в воздухе». К. Ясперс с тревогой писал об эстетизации разногорода психических отклонений — так выражал себя «дух времени». В творчестве многих писателейнарастал интерес к «легионам бесов», населяющим темные глубины души, к двойникам, к«внутреннему человеку», радикально отличному от внешней оболочки. Часто этот интерес, как и уЮнга, сливался с религиозными учениями. Достаточно упомянуть австрийского писателя Г. Майринка,на романы которого иногда ссылался Юнг («Голем», «Ангел в западном окне», «Белый доминиканец»и др.). В книгах Майринка оккультизм, теософия, восточные учения служили как бы системойотсчета для противопоставления метафизически—чудесной реальности миру обыденного здравогосмысла, для которого эта реальность «безумна». Конечно, такое противопоставление было известнои Платону, и апостолу Павлу («Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?»); оноприсутствовало и в европейской литературе во времена Шекспира, Сервантеса, Кальдерона, былохарактерным для всего немецкого романтизма, произведений Гоголя и Достоевского, многихписателей нашего века. Однако здесь изменилась перспектива видения, была перевернута системакоординат: божественное, священное стали искать в бездне бессознательного, во тьме. Юнг писалв своих воспоминаниях, что в «Фаусте» его привлекал не образ главного героя, но, во-первых,знаменитые «Матери» из второй части, а во-вторых, Мефистофель, заявлявший, что он часть тойсилы, которая всегда «творит добро, всему желая зла». Отличие Юнга от всякого родадекадентства, воспевающего зло, не вызывает сомнений: синтез витализма и спиритуализма,Шопенгауэра и алхимии, научной психологии и «тайных» наук не мог быть устойчивым.
Встречу с психоанализом нельзя назвать случайной, как и позднейший разрыв с Фрейдом. ХотяЮнг был очень многим обязан именно Фрейду, его трактовка бессознательного с самого началаотличалась от фрейдовской. Своими учителями он считал Э. Блсйлсра и П. Жане. Блейлер писало случаях раздвоения личности, об «аутическом мышлении», которому противопоставлялось«реалистическое», ввел в психиатрию термин «шизофрения» (т.е. расщепление, раскол личности). ОтЖане он унаследовал энергетическую концепцию психики: реальность окружающего мира требуетопределенного количества психической энергии и вместе с ослаблением ее притока происходит«понижение уровня сознания» (abaissements du niveau mental). В сновидениях, галлюцинациях,видениях присутствует тот же материал, который наполняет и бред психотика. Жане писал такжео диссоциации личности (на две и более), причем лишь одна из них является носителем сознания(«Я»), другие считались выражением бессознательных сил. Однако, пока речь шла о методахпсихотерапевтического лечения, воздействие Фрейда было определяющим: хотя Юнг был и остаетсяпервым «еретиком» с точки зрения ортодоксального психоанализа, его техника лечения пациентовотличалась от фрейдовской незначительно. А имевшиеся все же отличия в психотерапии являлисьследствием значительных расхождений взглядов как в области психологии, так и в философскомвидении человека. У создателя психоанализа на первом месте стоял конфликт сознания свытесненными в бессознательное влечениями, имевшими преимущественно сексуальный характер.Отход Юнга от «пансексуализма» («десексуализация либидо») был связан не с пуританскимханжеством, как это представляли фрейдисты, а с отказом от натурализма и детерминизма XIX в.Позитивизм и физиологический материализм оказались непригодными в качестве фундаментапсихотерапии.
>Обращение Юнга к мифологии, религии, искусству не было прихотью. Одним из первых Юнгприходит к мысли о том, что для понимания человеческой личности — здоровой или больной —необходимо выйти за пределы формул естествознания. Не только медицинские учебники, но и всяистория человеческой культуры должна стать открытой книгой для психиатра. К биохимическим ифизиологическим нарушениям можно отнести лишь незначительную часть психических заболеваний.Болеет личность, которую, в отличие от организма, можно понять лишь через рассмотрение еесоциально—культурного окружения, сформировавшего ценности, вкусы, идеалы, установки.Индивидуальная история вливается в жизнь того или иного сообщества, а затем и всегочеловечества. Понимая это, Юнг был против сведения всех затруднений взрослого человекак его ранней предыстории, детству. Семья является первой инстанцией приобщения ребенка кчеловеческому миру, и от нее зависит многое, в том числе и психическое здоровье. Но дляпонимания нормы и патологии необходимо выйти на макропроцессы культуры, духовной историичеловечества, в которую включается и которую интериоризует индивид. К сожалению, эту историюЮнг понимал в духе витализма; культурные по своей сути черты оказались биологическинаследуемыми. К тому же из всего социального мира Юнг избрал область религиозно—мифологическихпредставлений, обособив их от других сторон человеческой истории.
Отличие от Фрейда заключалось и в общефилософском понимании «жизни». Если у Фрейда психикаи жизнь в целом представляют собой поле борьбы непримиримых противоположностей, то у Юнга речьидет скорее об утраченном первоначальном единстве. Сознание и бессознательное взаимнодополняют друг друга — китайские символы Инь и Ян, Андрогин алхимиков постоянно выступаюткак иллюстрации к психологическим работам Юнга.
Центральное понятие Юнга — это «коллективное бессознательное». Он отличает его от«личностного бессознательного», куда входят прежде всего вытесненные из сознания представления;там скапливается все то, что было подавлено или позабыто. Этот темный двойник нашего «Я» (егоТень) был принят Фрейдом за бессознательное как таковое. Поэтому Фрейд и обращал все вниманиена раннее детство индивида, в то время как Юнг считал, что «глубинная психология» должнаобратиться к гораздо более отдаленным временам. «Коллективное бессознательное» являетсяитогом жизни рода, оно присуще всем людям, передается по наследству и является тем основанием,на котором вырастает индивидуальная психика. Подобно тому, как наше тело есть итог всейэволюции человека, его психика содержит в себе и общие всему живому инстинкты, и специфическичеловеческие бессознательные реакции на постоянно возобновляющиеся на протяжении жизни родафеномены внешнего и внутреннего миров.
Психология, как и любая другая наука, изучает универсальное в индивидуальном, т.е. общиезакономерности. Это общее не лежит на поверхности, его следует искать в глубинах. Так мыобнаруживаем систему установок и типичных реакций, которые незаметно определяют жизньиндивида («тем более эффективно, что незаметно»). Под влиянием врожденных программ,универсальных образцов находятся не только элементарные поведенческие реакции вродебезусловных рефлексов, но также наше восприятие, мышление, воображение. Архетипы«коллективного бессознательного» являются своеобразными когнитивными образцами, тогда какинстинкты — это их корреляты; интуитивное схватывание архетипа предшествует действию,«спускает курок» инстинктивного поведения.
Юнг сравнивал архетипы с системой осей кристалла, которая преформирует кристалл врастворе, будучи неким невещественным полем, распределяющим частицы вещества. В психикетаким «веществом» является внешний и внутренний опыт, организуемый согласно врожденнымобразцам. В чистом виде архетип поэтому не входит в сознание, он всегда соединяется с какими-топредставлениями опыта и подвергается сознательной обработке. Ближе всего к самому архетипу этиобразы сознания («архетипические образы») стоят в опыте сновидений, галлюцинаций, мистическихвидений, когда сознательная обработка минимальна. Это спутанные, темные образы, воспринимаемыекак что-то жуткое, чуждое, но в то же время переживаемые как нечто бесконечно превосходящеечеловека, божественное.
В работах по психологии религии для характеристики архетипическихобразов Юнг использует термин «нуминозное» (от латин. «божество»), введенный немецким теологомР. Отто в книге «Священное» (1917). Отто называл нуминозным опыт чего-то переполняющего страхоми трепетом, всемогущественного, подавляющего своей властью, перед которым человек лишь «перстьсмертная»; но в то же самое время это опыт величественного, дающего полноту бытия. Иначеговоря, у Отто речь идет о восприятии сверхъестественного в различных религиях, прежде всегов иудео—христианской традиции, причем в специфически лютеровском понимании «страха господня».Отто специально подчеркивал, что нуминозный опыт есть опыт «совсем иного», трансцендентного.Юнг придерживается скептицизма, о трансцендентном Боге мы ничего не знаем и знать не можем.«В конечном счете понятие Бога есть необходимая психологическая функция, иррациональная посвоей природе: с вопросом о существовании Бога она вообще не имеет ничего общего. Ибо на этотпоследний вопрос человеческий интеллект никогда не будет в состоянии дать ответ; в еще меньшеймере эта функция может служить каким бы то ни было доказательством бытия Бога» [5]. Идея Бога является архетипической, она неизбежноприсутствует в психике каждого человека, но отсюда невозможен вывод о существовании божестваза пределами нашей души. Поэтому трактовка нуминозного у Юнга куда больше напоминаетстраницы Ницше, когда тот пишет о дионисийском начале, или Шпенглера, когда тот говорит осудьбе, но с одним существенным отличием — психологически идея Бога абсолютно достоверна иуниверсальна, и в этом психологическая правда всех религий.
Архетипические образы всегда сопровождали человека, они являются источником мифологии,религии, искусства. В этих культурных образованиях происходит постепенная шлифовка спутанныхи жутких образов, они превращаются в символы, все более прекрасные по форме и всеобщие посодержанию. Мифология была изначальным способом обработки архетипических образов. Человекпервобытного общества лишь в незначительной мере отделяет себя от «матери—природы», от жизниплемени. Он уже переживает последствия отрыва сознания от животной бессознательности,возникновения субъект–объектного отношения — этот разрыв на языке религии осмысляется как«грехопадение» («станете как боги», «знание добра и зла»). Гармония восстанавливается спомощью магии, ритуалов, мифов. С развитием сознания пропасть между ним и бессознательнымуглубляется, растет напряжение. Перед человеком возникает проблема приспособления ксобственному внутреннему миру. Если мифология едва различает внешнее и внутреннее, то споявлением науки такое разделение становится свершившимся фактом. Адаптацию к образамбессознательного берут на себя все более сложные религиозные учения, по-прежнему покоящиесяна интуитивном опыте нуминозного, но вводящие абстрактные догматы.
По Юнгу, есть два типа мышления — логическое и интуитивное. Для логического мышленияхарактерна направленность на внешний мир, это обеспечивает приспособление к реальности. Такоемышление протекает в суждениях и умозаключениях, оно всегда словесно, требует усилий воли иутомляет. Эта направленность на внешний мир требует образования, воспитания — логическоемышление есть порождение и инструмент культуры. С ним прежде всего связаны наука, техника,индустрия, являющиеся орудиями контроля над реальностью. Логическое мышление также связано сопытом архетипов, но это связь опосредованная. Религиозные символы сначала становятсяпластичными философскими понятиями древних греков, затем платоновские «эйдосы» делаютсясхоластическими понятиями, картезианскими «врожденными идеями», кантовскими априорнымикатегориями, пока, наконец, не превращаются в инструментальные термины современногоестествознания. Юнг высказывает гипотезу, согласно которой средневековая схоластика быласвоего рода «тренингом» для европейского ума — игра абстрактными сущностями готовилакатегориальный аппарат науки.
В традиционных обществах логическое мышление развито значительно слабее. Даже в Индии,стране с долгой традицией философского мышления, оно не является, по мнению Юнга, вполнелогическим. Индийский мыслитель «скорее воспринимает мысль, в этом отношении он похож надикаря. Я не говорю, что он — дикарь, но что процесс его мышления напоминает способмыслепорождения, присущий дикарю. Рассуждение дикаря представляет собой в основномбессознательную функцию, он лишь воспринимает результат ее работы. Следует ожидать того же отлюбой цивилизации, которая имела традицию, почти не прерывавшуюся с первобытных времен»[6]. Европа шла по пути развития экстравертивногологического мышления, все силы были обращены на покорение внешнего мира; Индия являетсяклассической цивилизацией интровертивного мышления, обращенного внутрь, ориентированного наприспособление к коллективному бессознательному.