Он стоит перед прекрасным старцем, одетым во все черное. Но знает, что магия унего белая. Маг долго говорит ему о чем-то, спящий уже не может припомнить, о чем именно.Только заключительные слова удержались в памяти: «А для этого нам нужна помощь черногомага». В этот миг открывается дверь и входит очень похожий старец, только одетый в белое.Он говорит белому магу: «Мне необходим твой совет», бросив при этом вопрошающий взгляд наспящего. На что белый маг ответил: «Ты можешь говорить спокойно, на нем нет вины». И тогдачерный маг начинает рассказывать свою историю. Он пришел из далекой страны, в которойпроизошло нечто чудесное. А именно, земля управлялась старым королем, чувствовавшимприближение собственной смерти. Король стал выбирать себе надгробный памятник. В тойземле было много надгробий древних времен, и самый прекрасный был выбран королем. Попреданию, здесь была похоронена девушка. Король приказал открыть могилу, чтобы перенестипамятник. Но когда захороненные там останки оказались на поверхности, они вдруг ожили,превратились в черного коня, тут же ускакавшего и растворившегося в пустыне. Он — черныймаг — прослышал об этой истории и сразу собрался в путь и пошел по следам коня. Много днейон шел, пересек всю пустыню, дойдя до другого ее края, где снова начинались луга. Там онобнаружил пасущегося коня и там же совершил находку, по поводу которой он и обращается засоветом к белому магу. Ибо он нашел ключи от рая и не знает, что теперь должно случиться.В этот увлекательный момент спящий пробуждается.
В свете вышеизложенного нетрудно разгадать смысл сновидения: старый король являетсяцарственным символом. Он хочет отойти к вечному покою, причем на том месте, где уже погребенысходные «доминанты». Его выбор пал на могилу Анимы, которая, подобно спящей красавице, спитмертвым сном, пока жизнь регулируется законным принципом (принц или рrinceps). Но когда королюприходит конец [58], жизнь пробуждается и превращаетсяв черного коня, который еще в платоновской притче служил для изображения несдержанностистрастной натуры. Тот, кто следует за конем, приходит в пустыню, т.е. в дикую, удаленную отчеловека землю, образ духовного и морального одиночества. Но где-то там лежат ключи от рая.Но что же тогда рай? По-видимому, Сад Эдема с его двуликим древом жизни и познания, четырьмяего реками. В христианской редакции это и небесный град Апокалипсиса, который, подобно СадуЭдема, мыслится как мандала. Мандала же является символом индивидуации.
Таков же и черный маг, находящий ключи для разрешения обременительных трудностей спящего,связанных с верой. Эти ключи открывают путь к индивидуации. Противоположность пустыня—райтакже обозначает другую противоположность: одиночество — индивидуация (или самостановление).Эта часть сновидения одновременно является заслуживающей внимания парафразой «речений Иисуса»(в расширенном издании Ханта и Гренфелла), где путь к небесному царству указывается животным игде в виде наставления говорится: «А потому познайте самих себя, ибо вы — град, а град естьцарство». Далее встречается парафраза райского змея, соблазнившего прародителей на грех, что вдальнейшем привело к спасению рода человеческого Богом—Сыном. Данная каузальная связь далаповод офитам отождествить змея с Сотером (спасителем, избавителем). Черный конь и черный магявляются — и это уже оценка в современном духе — как будто злыми началами. Однако наотносительность такого противопоставления добру указывает уже обмен одеяниями. Оба мага являютсобой две ипостаси старца, высшего мастера и учителя, архетипа духа, который представляетскрытый в хаотичности жизни предшествующий смысл. Он — отец души, но она чудесным образомявляется и его матерью—девой, а потому он именовался алхимиками «древним сыном матери».Черный маг и черный конь соответствуют спуску в темноту в ранее упоминавшемся сновидении.
Насколько трудным был урок для юного студента теологии! К счастью для него, он ничего незаметил; того, что с ним во сне говорил отец всех пророков, что он стоял близко к великойтайне. Можно было бы удивиться нецелесообразности этих событий. Зачем такая расточительность?По этому поводу могу сказать только, что мы не знаем, как этот сон воздействовал в дальнейшемна жизнь студента теологии. Но добавлю, что мне он сказал об очень многом, и не должен былзатеряться, даже если сам сновидец ничего в нем не понял.
Хозяин этого сновидения явно стремился к представлению добра и зла в их общей функции;возможно, в ответ на все меньшую разрешимость морального конфликта в христианской душе.Вместе со своего рода релятивизацией противоположностей происходит известное сближение свосточными идеями. А именно nirvana индуистской философии, освобождение от противоположностей,что дает возможность разрешения конфликта путем примирения. Насколько полна смысла и опаснавосточная релятивизация добра и зла, можно судить по мудрой индийской загадке: «Кто дальше отсовершенства — тот, кто любит Бога, или тот, кто Бога ненавидит?» Ответ звучит так: «Тому, ктолюбит Бога, нужны семь перерождений, чтобы достигнуть совершенства, а тому, кто ненавидит Бога,нужны только три. Потому что тот, кто ненавидит Его, думает о нем больше, чем тот, кто любит».Освобождение от противоположностей предполагает их функциональную равноценность, чтопротиворечит нашим христианским чувствам. Тем не менее, как показывает наш пример сосновидением, предписанная им кооперация моральных противоположностей является естественнойистиной, которая столь же естественно признается Востоком, на что самым отчетливым образомуказывает философия даосизма. Кроме того, и в христианской традиции имеются высказывания,приближающиеся к этой позиции; достаточно вспомнить притчу о неверном хозяине дома(Ungetreuen Haushalter) [59]. Наш сон в этом смыслеуникален, поскольку тенденция релятивизации противоположностей является очевидным свойствомбессознательного. Стоит добавить, что вышесказанное относится только к случаям обостренногоморального чувства; в иных случаях бессознательное столь же неумолимо указывает нанесовместимость противоположностей.
Позиция бессознательного, как правило, соотносится с сознательной установкой. Можно было бысказать, что наше сновидение предполагает специфические убеждения и сомнения теологическогосознания протестантского толка. Это значит, что истолкование должно ограничиваться определеннойпроблемной областью. Но и в случае такого ограничения сновидение демонстрирует превосходствопредлагаемой им точки зрения. Его смысл выражается мнением и голосом белого мага, превосходящегово всех отношениях сознание спящего. Маг — это синоним мудрого старца, восходящего по прямойлинии к образу шамана в первобытном обществе. Подобно Аниме, мудрый старец является бессмертнымдемоном, освещающим хаотическую темноту жизни лучом смысла. Это просветленный, учитель и мастер,психопомп (водитель души). Его персонификация — а именно «разбиватель таблиц», не ускользнулаот Ницше. Правда, у него водителем души сделался Заратустра, превращенный из великого духа чутьли не гомеровского века в носителя и глашатая собственного «дионисийского» просветления ивосхищения. Хотя Бог для него и умер, но демон мудрости стал олицетворяющим его двойником, когдаон говорит: Единое раздвоилось, и мимо Проходит Заратустра.
Заратустра для Ницше больше, чем поэтическая фигура, он является непроизвольной исповедью.Так и он сам блуждал во тьме забывшей о боге, раскрестившейся жизни, а потому спасительнымисточником для его души стал Открывающий и Просветленный. Отсюда иератический язык «Заратустры»,ибо таков стиль этого архетипа. Переживая этот архетип, современный человек сталкивается всвоем опыте с древнейшим типом мышления, автономной деятельностью мышления, объектом которойявляется он сам. Гермес Трисмегист или Тот герметической литературы, Орфей из «Поимандреса»[60] или родственного ему «Роimen» Гермы [61] являются последующими формулировками того же самогоопыта. Если бы имя «Люцифер» не обросло всякого рода предрассудками, оно полностью подходилобы этому архетипу [62]. Я удовлетворился поэтомутакими его обозначениями, как «архетип старого мудреца» или «архетип смысла». Как и всеархетипы, он имеет позитивный и негативный аспекты, в обсуждение которых я не хотел бы здесьвдаваться. Читатель может найти развитие представления о двойственности старого мудреца в моейстатье «Феноменология духа в сказках».
Три рассматривавшихся до сих пор архетипа — Тень, Анима и старый мудрец — в непосредственномопыте чаще всего выступают персонифицированно. Ранее я попытался обозначить психологическиепредпосылки опыта этих архетипов. Однако сказанное является лишь чисто абстрактнойрационализацией. Следовало бы дать описание процесса так, как он предстает в непосредственномопыте. По ходу этого процесса архетипы выступают как действующие персонажи сновидений ифантазий. Сам процесс представлен архетипом иного рода, который можно было бы обозначить какархетип трансформации. Он уже не персонифицирован, но выражен типичными ситуациями, местами,средствами, путями и т.д., символизирующими типы трансформации. Как и персоналии, архетипытрансформации являются подлинными символами. Их нельзя исчерпывающим образом свести ни кзнакам, ни к аллегориям. Они ровно настолько являются настоящими символами, насколько онимногозначны, богаты предчувствиями и в конечном счете неисчерпаемы. Несмотря на своюпознаваемость, основополагающие принципы бессознательного неописуемы уже в силу богатствасвоих отношений. Суждение интеллекта направлено на однозначное установление смысла, но тогдаоно проходит мимо самой их сущности: единственное, что мы безусловно можем установитьотносительно природы символов, это многозначность, почти необозримая полнота соотнесенностей,недоступность однозначной формулировке. Кроме того, они принципиально парадоксальны, вродетого, как у алхимиков было senex et iuvens simul («старый и молодой подобны»).
При желании дать картину символического процесса хорошим примером являются серии образовалхимиков. Они пользуются в основном традиционными символами, несмотря на зачастую темное ихпроисхождение и значение. Превосходным восточным примером является тантристская системачакр [63] или мистическая нервная система в китайскоййоге [64]. По всей вероятности, и серия образов вТаро [65] является потомком архетипов трансформации.Такое видение Таро стало для меня очевидным после подкрепляющего его доклада Р. Бернулли[66].
Символический процесс является переживанием образа и через образы. Ход процесса имеет, какправило, энантиодромическую структуру, подобно тексту «И Цзин», устанавливающую ритм отрицанияи полагания, потери и приобретения, светлого и темного. Его начало почти всегда характеризуетсякак тупик или подобная ему безвыходная ситуация; целью процесса является, вообще говоря,просветление или высшая сознательность. Через них первоначальная ситуация переводится на болеевысокий уровень. Этот процесс может давать о себе знать, и будучи временно вытесненным, вединственном сновидении или кратковременном переживании, но он может длиться месяцами и годамив зависимости от исходной ситуации испытывающего процесс индивида и тех целей, к которымдолжен привести этот процесс. Хотя все переживается образно—символически, здесь неизбеженвесьма реальный риск (это не книжные опасности), поскольку судьба человека часто зависит отпереживаемой трансформации. Главная опасность заключается в искушении поддаться чарующемувлиянию архетипов.
Так чаще всего и происходит, когда архетипические образы воздействуют помимо сознания,без сознания. При наличии психологических предрасположений, — а это совсем не такое уж редкоеобстоятельство, — архетипические фигуры, которые и так в силу своей природной нуминозностиобладают автономностью, вообще освобождаются от контроля сознания. Они приобретают полнуюсамостоятельность, производя тем самым феномен одержимости. При одержимости Анимой, например,больной пытается кастрировать самого себя, чтобы превратиться в женщину по имени Мария, илинаоборот, боится, что с ним насильственно хотят сделать что-нибудь подобное. Больные частообнаруживают всю мифологию Анимы с бесчисленными архаическими мотивами. Я напоминаю об этихслучаях, так как еще встречаются люди, полагающие, что архетипы являются субъективнымипризраками моего мозга.
То, что со всей жестокостью обрушивается в душевной болезни, в случае невроза остается ещесокрытым в подпочве. Но это не уменьшает воздействия на сознание. Когда анализ проникает в этуподпочву феноменов сознания, обнаруживаются те же самые архетипические фигуры, что населяют ибред психотиков. Last not least, бесконечно большое количество литературно-историческихдокументов доказывает, что практически во всех нормальных типах фантазии присутствуют те жеархетипы. Они не являются привилегией душевнобольных. Патологический момент заключается не вналичии таких представлений, а в диссоциации сознания, которое уже не способно господствоватьнад бессознательным.
Во всех случаях раскола встает необходимость интеграциибессознательного в сознание. Речь идет о синтетическом процессе, называемом мною «процессиндивидуации». Этот процесс соответствует естественному ходу жизни, за время которой индивидстановится тем, кем он уже всегда был. Поскольку человек наделен сознанием, развитие у негопроисходит не столь гладко, появляются вариации и помехи. Сознание часто сбивается сархетипически инстинктивного пути, вступает в противоречие с собственным основанием. Тем самымвозникает необходимость синтеза того и другого. А это и есть психотерапия на ее примитивнойступени, в форме целительных ритуалов. Примерами могут служить самоидентификация у австралийцевчерез провидение времен Альчерринга [67], отождествлениесебя с Сыном Солнца у индейцев Таоспуэбло, апофеоз Гелиоса в мистериях Исис по Апулею и т.д.Терапевтические методы комплексной психологии заключается, соответственно, с одной стороны, ввозможно более полном доведении до сознания констеллированного бессознательного содержания, а сдругой стороны, в достижении синтеза этого содержания с сознанием в познавательном акте.Культурный человек сегодня достиг столь высокого уровня диссоциации и настолько часто пускаетее в ход, чтобы избавиться от любого риска, что возникают сомнения по поводу возможностисоответствующих действий на основе его познания. Необходимо считаться с тем, что само по себепознание не ведет к реальному изменению, осмысленному практическому применению познания.Познание, как правило, ничего не делает и не содержит в самом себе никакой моральной силы.Поэтому должно быть ясно, в какой мере излечение неврозов представляет собой моральнуюпроблему.