Все это до такой степени запутывало и обостряло ситуацию, что каждый день можно было ожидать вспышки междоусобной войны или же карательного татарского набега. Понимая это, Александр поступил в высшей степени благоразумно: он уехал в Новгород и тем самым на время „вышел из игры“.
Но и на берегах Волхова Александр внимательно следил за событиями в Северо-Восточной Руси. Он видел: там происходят перемены, которые могут иметь трагические последствия для десятков тысяч русских людей.
Вернувшись из Монголии, Андрей, ссылаясь на волю Великого хана, подтвержденную согласием Батыя, прогнал из Владимира своего дядю Святослава Всеволодовича и занял великокняжеский „стол“. Ему пришла мысль укрепить свое положение, женившись на дочери самого могущественного в те годы князя Юго-Западной Руси — знаменитого Даниила Галицкого.
Этот брак противоречил церковным канонам. Андрей и его невеста, имя которой источники не сохранили, состояли в близком родстве: их матери были родными сестрами. Однако в 1250 г. сам митрополит Кирилл обвенчал Андрея с юной Даниловной. Свадьба состоялась во Владимире-на-Клязьме. Летописец отмечает, что празднества прошли очень весело. Однако был ли на них Александр — неизвестно.
Едва ли Александр был доволен тем, что брат его сблизился с Даниилом. Он понимал, что свадьба Андрея — звено в цепи дипломатических ходов, предпринятых многоопытным галицким князем после его поездки к Батыю в 1245 г. (51, 235). Даниил не мог примириться с зависимостью от татар, которые не только требовали дани, но и постоянно грабили окраины его владений. Гордый наследник Романа Галицкого не мог забыть унижения, которое ему пришлось пережить во время встречи с Батыем. Но воевать с татарами в одиночку было делом явно безнадежным из-за их многократного численного превосходства. И потому Даниил исподволь начал искать союзников для будущей войны с „Несокрушимым“.
Через своего печатника — т. е. главу княжеской канцелярии — Даниил вел переговоры о женитьбе сына на дочери венгерского короля Белы IV. Вскоре тот же печатник Кирилл благодаря поддержке Даниила был утвержден патриархом на престоле митрополита Киевского.
Вскоре после 1250 г. Кирилл приехал в Новгород, где встретился с Александром Ярославичем. Вероятно, митрополит надеялся вовлечь и его в намечавшийся антиордынский союз. Однако достичь этого ему не удалось. И дело было не только в том, что Даниил уже давно стремился овладеть Киевом, который татары передали под власть Александра. Корни разногласий между двумя выдающимися полководцами лежали гораздо глубже.
Оба они — Даниил и Александр — мечтали о возрождении могущественной, независимой Руси. Однако условия, в которых им приходилось действовать, а вместе с ними и пути, которыми они пытались достичь своей цели, были совершенно различны.
Александр, проехав из конца в конец империю потомков Чингисхана, воочию убедился в могуществе степных владык. Он понял, что Русь не сможет собрать достаточно сил, чтобы отразить новое нашествие. Александр не разделял надежд Даниила на помощь с запада, от римского папы и католических государей соседних с Русью стран. Своей главной задачей он считал предотвращение любого конфликта между Русью и монголо-татарами.
В 1252 г. на Северо-Восточную Русь обрушилась посланная Батыем карательная „Неврюева рать“.
Что вызвало гнев „Несокрушимого“? Узнал ли он о тайных замыслах Андрея и Даниила? Или же этот поход был результатом прихода к власти в 1251 г. нового Великого хана — близкого с Батыем Менгу? Можно думать, что оба предположения содержат долю истины. Главная цель нашествия состояла в том, чтобы запугать русских, сломить их волю к сопротивлению.
В „Истории“ Татищева есть уникальное сообщение, взятое, вероятно, из какой-то не дошедшей до нас летописи: Александр донес сыну Батыя Сартаку о том, что Андрей утаивает часть собранной для татар дани. Следствием этого доноса и стала „Неврюева рать“ (61, 40).
Известие Татищева ложится темным пятном на безупречную репутацию святого, омрачает светлый образ „заступника Руси“. В его достоверности можно сомневаться: летописи полны злословий и наветов. У такого человека, как Александр, несомненно, было много врагов, желавших очернить его перед потомством. Впрочем, мы не особенно настаиваем на этих оправданиях. Задача историка существенно отличается от задачи агиографа (составителя жития святого). Даже беглое знакомство с прошлым свидетельствует о том, что нравственные падения — неизбежная расплата за власть над людьми. Однако прежде чем выносить приговор, следует обратить внимание на то, как использовалась купленная дорогой ценой власть. Что же касается князя Александра; то здесь уместно будет вспомнить и другое известие Татищева. По его сведениям, вернувшийся на Русь в 1256 г. князь Андрей был принят старшим братом „с любовию“. Александр выхлопотал у татар прощение для Андрея, а позднее передал ему в удел Суздаль (61, 42). Впрочем, все это еще впереди. А пока — черной тучей надвинулась на русские города и села многотысячная „Неврюева рать“…
Узнав о приближении ордынского войска, Андрей бежал из Владимира на северо-запад. Близ Переяславля-Залесского 24 июля 1252 г. произошло сражение между дружиной Андрея и посланным вдогонку за ним татарским отрядом. Князь был разбит и едва успел ускользнуть из рук победителей. Он пытался найти убежище в Новгороде или Пскове, но везде встретил холодный прием. Никто в Северо-Западной Руси не хотел навлечь на себя гнев всемогущего Батыя. В конце концов Андрей со своей княгиней вынужден был бежать в Швецию.
Изгнав Андрея из Владимира, Батый решил заменить его Александром. Он получил в Орде великокняжеский ярлык, а вместе с ним право старшинства среди русских князей и обширные территории, входившие в состав великого княжения Владимирского. Вскоре он уже въезжал в разоренную татарами столицу Северо-Восточной Руси. У древних Золотых ворот, построенных еще Андреем Боголюбским, Александра встречало с крестами и хоругвями все уцелевшее после погрома местное духовенство во главе с митрополитом Кириллом.
Нашествие принесло горе не только простонародью. От него пострадала и знать. Один из младших братьев Александра — Ярослав, в будущем родоначальник династии тверских князей, — во время нашествия потерял семью. Сам он успел уйти от татар. Но его княгиня с малолетними детьми попала к ним в руки. В плену она держалась столь гордо и вызывающе, что татары в ярости убили ее, а детей увели с собой в степь, надеясь получить за них большой выкуп.
Взойдя на великое княжение, Александр „церкви отстроил и людей собрал“ (8, 437). Постепенно Владимирская Русь стала залечивать раны, нанесенные ей „Неврюевой ратью“.
На период пребывания Александра на великом княжении Владимирском приходится упорядочение системы монгольского владычества над Русью — перепись 1257–1259 гг. Исходя из этого, некоторые историки изображают его чуть ли не главным виновником установления ига, задушевным другом Батыя и Сартака. По мнению современного американского историка Д. Феннела, книга которого издана и в нашей стране, получение Александром великого княжения „знаменовало… начало новой эпохи подчинения Руси татарскому государству… Так называемое татарское иго началось не столько во время нашествия Батыя на Русь, сколько с того момента, как Александр предал своих братьев“ (64, 148–149).
Особое значение придавал восточной политике Александра Невского и создатель оригинальной концепции древней истории Евразии историк Л. Н. Гумилев. Он считал, что Русь в 40-е гг. XIII в. была не в состоянии отразить натиск западных соседей. „Ее ожидала судьба Византии, захваченной в 1204 г. крестоносцами и разграбленной до нитки. Организованные рыцарские армии, с латной конницей и арбалетчиками, настолько превосходили раздробленные дружины русских князей, что выиграть можно было одну-другую битву, но не длительную войну. А такая война была неизбежна, потому что папа объявил крестовый поход против православия.
В этих обстоятельствах князь Владимирский Ярослав в 1243 г. собрал съезд князей и предложил им признать „казна“ царем и заключить союз с главой рода Борджигидов — Батыем. Это признание ни к чему не обязывало — Ярослав просто вышел из войны, которую объявил монголам в 1245 г. на Лионском соборе папа Иннокентий IV. Сын Ярослава, Александр Невский, достиг большего, заключив с ханом Берке оборонительный союз. Крестовый поход на Русь не состоялся. Так Русская земля вошла в состав улуса Джучиева, не потеряв автономии и без ущерба для культуры, унаследованной от Византии“ (33, 615).
Построения Л. Н. Гумилева весьма спорны. Характер отношений между Русью и Ордой в XIII в. определяли все же не побежденные, а победители. Кроме того, Русь доказала свою способность без чужой помощи остановить натиск „римлян“ в битвах на Неве, Чудском озере и под Ярославом в 1245 г.
Впрочем, здесь уместно будет вспомнить суждение академика Д. С. Лихачева в предисловии к книге Гумилева: „Спорить с Л. Н. Гумилевым по частностям мне не хочется: в его концепции все они имеют подчиненный характер. Л. Н. Гумилев строит широкую картину, и ее нужно принимать или не принимать как целое“ (33, 7).
К этому можно добавить лишь то, что книга Л. Н. Гумилева имеет одно неоспоримое достоинство: она наглядно свидетельствует о крайней скудности наших знаний относительно раннего периода русской истории. Бедность источников делает любые обобщающие построения в этой области преимущественно предметом веры.
Что касается Александра Невского, то он в своем стремлении наладить мирные отношения с Ордой не был ни предателем интересов Руси, ни ее „добрым гением“, „спасителем“. Князь действовал так, как подсказывал ему здравый смысл. Опытный политик суздальско-новгородской школы, он умел видеть грань между возможным и невозможным. Подчиняясь обстоятельствам, лавируя среди них, он шел по пути наименьшего зла. Он был прежде всего хорошим хозяином и более всего заботился о благополучии своей земли.
Заметим, что применительно к людям столь далекой от нас эпохи можно лишь с большой осторожностью использовать такие понятия нового времени, как „патриотизм“, „благо Отечества“. В них вкладывали тогда очень много собственнического начала. Они были сугубо конкретны, осязаемы. В основе всего лежало ощущение земли как наивысшей ценности. Особые отношения с „матушкой сырой землей“ были, конечно, у крестьян. Но и князья, не пускаясь в рассуждения, испытывали острую, почти плотскую любовь к своей земле, вотчине — достоянию их отцов и дедов. Разорение вотчины причиняло им невыносимые страдания.
В 1254 г. вспыхнул конфликт между Александром и его младшим братом Ярославом. О причинах ссоры летописи не сообщают. Тверской князь с боярами бежал в новгородские земли. Поначалу он обосновался в Ладоге, затем перебрался во Псков. В следующем году новгородцы изгнали сидевшего у них на княжении сына Александра — отрока Василия, а на его место приняли Ярослава.
События приобретали весьма опасный для Александра оборот. Признание в Новгороде было для него не только вопросом престижа. Оно давало и весьма ощутимые материальные блага. Помимо содержания, которое получал князь от новгородского правительства, он имел здесь и иные статьи дохода: судебные пошлины, всякого рода дары и подношения от бояр. Наконец, князь через своих доверенных лиц, вероятно, принимал участие в торговле на Балтике и в различных лесных промыслах на новгородском Севере.
Потеряв новгородский „стол“, Александр лишился бы и значительной части своих доходов. А между тем именно деньги — как в чистом виде („серебро“), так и в виде пушнины или иных ценимых в Орде товаров — решали судьбу князя в ханской ставке. Хан, его жены и дети, его приближенные — все ожидали и даже требовали от русского князя щедрых подарков. Скупость здесь была губительна: ярлык на княжение получал лишь тот, кто мог щедро заплатить за него.
Все это и заставило Александра, узнав о новгородской „измене“, немедленно взяться за меч. Как всегда, он действовал стремительно и напористо. Вместе с сыном Василием и двоюродным братом Дмитрием Святославичем Александр занял Торжок — южные ворота новгородской земли. Вскоре он уже стоял у стен самого Новгорода.
Ярослав не решился выступить против брата и бежал из города. Ожесточенная борьба боярских кланов, в которой приняли участие и рядовые новгородцы, завершилась победой сторонников Александра. Новгород без боя открыл ворота перед ним, вновь признал его власть.
Между тем события в Орде — смерть Батыя, приход к власти Сартака — заставили Александра покинуть Новгород. Он должен был ехать вместе с другими князьями на поклон к новому хану. Но именно в этот момент он получил тревожные вести, которые заставили князя вновь вернуться на берега Волхова.
Весной 1256 г. шведские корабли вошли в устье реки Нарвы, отделявшей новгородские земли от датских владений на севере Эстонии. Вторжение шведов было поддержано войском крупнейшего феодала северо-восточной Эстонии Дитриха фон Кивеля. Главной целью похода был захват новгородских земель и постройка крепости в устье реки Нарвы. В случае успеха этого замысла пути русской балтийской торговли оказывались под угрозой.
Новгородское правительство спешно собрало ополчение и направило его к Нарве. Александр с дружиной выступил из Владимира на помощь новгородцам. В Орду он отправил лишь щедрые дары и грамоты с извинениями за свое вынужденное отсутствие.
Новое шведское вторжение закончилось столь же бесславно, как и поход 1240 г. На сей раз дело даже не дошло до битвы. Узнав о приближении новгородского войска и выступлении в поход великого князя Владимирского, шведы вместе с отрядом Дитриха фон Кивеля спешно покинули Русскую землю. Недостроенная крепость на правом, новгородском берегу Нарвы была брошена на произвол судьбы (70, 214).
Весть о бегстве шведов, конечно, обрадовала Александра. Однако он понимал, что должен вернуться во Владимир с каким-то военным успехом. Иначе ему трудно будет оправдать свой отказ от поездки в Орду. К тому же и войско, собранное для войны со шведами, рвалось в бой.
Народы Прибалтики и Северо-Западная Русь в XIII в.
И тогда Александр задумал смелый набег на территорию современной юго-восточной Финляндии, в землю финского племени тавастов (еми). Еще в 1227 г. отец Александра Ярослав утвердил в землях еми русское влияние. Однако в конце 40-х гг. XIII вв. шведы подчинили себе эти края. Тавасты тяготились шведским присутствием и при появлении русских готовы были восстать против них.
Поход в землю еми с военной точки зрения был задуман и осуществлен блестяще. Вновь главным условием успеха Александр поставил внезапность, стремительность и скрытность передвижения. Во главе суздальско-новгородского войска он выступил из Новгорода к погосту Копорье на берегу Финского залива. Казалось, князь готовится нанести ответный удар по датским владениям в северо-восточной Эстонии. Однако из Копорья Александр повернул совсем в другую сторону — на север. По льду Финского залива русские перешли на Карельский перешеек и двинулись по заснеженным лесам — несомненно, на лыжах — в землю еми.
Зимний поход оказался настолько тяжелым, что часть воинов Александра — в первую очередь новгородцы — отказались следовать за ним и из Копорья повернули обратно. Но оставшиеся достигли цели. Шведские гарнизоны в земле еми были застигнуты врасплох и уничтожены. Те, кто ускользнул от русских, были схвачены самим местным населением. Со славой и трофеями Александр возвратился в Новгород. Теперь князь имел средства почтить нового хана и оправдать свое отсутствие на торжествах по случаю его прихода к власти. Оставив в Новгороде своего сына Василия, он вернулся во Владимир, а оттуда в 1257 г. отбыл наконец в Орду.
Зимний поход Александра на емь имел не только военное, но и политическое значение. Он наглядно показал шведским правителям, что русские способны совершать неожиданные, глубокие рейды в центральные районы Финляндии, выходя к Ботническому заливу. Для укрепления шведского владычества в этом крае требовались крупные силы. Завоевание Карелии становилось явно нереальным. Поход научил шведов осторожности: вплоть до начала 90-х гг. XIII в. они не пытались вновь испытывать прочность русских рубежей.
Вся жизнь Невского прошла в постоянном движении. От природы наделенный кипучей энергией, он не знал ни минуты покоя. Едва успевал он управиться с одним делом, как тут же принимался за другое. Судьба словно испытывала Александра, бросая с севера на юг и с запада на восток. После трескучих морозов финских лесов его ожидал палящий зной выгоревших от солнца степей Нижней Волги. Летом 1257 г. Александр вместе с братом Андреем и ростовским князем Борисом Васильковичем отправился на поклон к всесильному Улавчию — приближенному хана Берке (брату Батыя, пришедшему к власти после внезапной смерти Сартака), которому поручено было ведать делами Руси.