Во флоте положение сложилось не лучше. Способные, имеющие боевой опыт адмиралы теснятся на задворках, власть над флотом отдана чинам весьма и весьма сомнительных дарований.
- Если вы от государя, то, наверное, заехали ко мне с важными новостями, - сказал Ушаков гостю, так и не высказав своего отношения к императору.
- О да, новостей много, - оживился Чичагов. - Но сначала я хотел бы что-нибудь услышать от вас. Как поживаете?
Ушаков налил ему чаю и только после этого ответил:
- Моя жизнь известная. Жду. Бумаг на руках еще не имею.
- Указ Адмиралтейства уже готов, скоро получите. Кстати, в вашу честь готовится торжественный обед.
- Увольте, Павел Васильевич, - смутился Ушаков. - Сами изволите знать, к торжествам я не привычный. Ничего не устраивайте. А бумаги приму, как только прикажете.
- Ну хорошо, хорошо, - не стал настаивать Чичагов, - потом увидим, как быть.
Чай пили с малиновым вареньем, еще осенью привезенным из Алексеевки, имения Ушакова. Очень хорошее было варенье. Душистое. Во всяком случае, гостю оно понравилось, и он ел его с большим удовольствием.
- Есть ли что-нибудь от Сенявина? - возобновил разговор Ушаков.
- Сенявин в Архипелаге, - отвечал Чичагов. - Хочет запереть турок в Дарданеллах, но еще неизвестно, что из этого выйдет. Англичане отказали ему в поддержке.
Ушаков покачал головой. Тактика англичан была ему знакома: требовать услуг от союзников и в то же время уклоняться от выполнения собственных союзнических обязательств. Когда-то они пытались водить за нос его, Ушакова, а теперь, конечно, будут стараться делать то же самое и с Сенявиным.
Чичагов, кончив пить чай, отодвинул от себя пустую чашку.
- Есть вещи более тревожные, чем те, которые идут от Сенявина, сказал он. - Барон Беннигсен потерпел поражение в сражении при Фридланде, и государь вынужден ехать на Неман.
- Искать мира с Наполеоном?
- А вы разве против мира? - быстро посмотрел на собеседника товарищ министра.
Ушаков ответил не сразу:
- Мир - такое слово, против которого осмелятся выступить разве что сумасшедшие. Но я не смогу стать сторонником плохого мира.
- Его величество не сомневается, что мир будет честным, равным. Сейчас, когда идет война с Портой, Наполеон нужен нам как друг, а не как противник.
- А Англия?
- Англичане сами смогут о себе позаботиться.
Ушаков с сомнением покачал головой:
- На месте государя я не стал бы доверять Наполеону.
- Почему? - живо возразил Чичагов. - У нас будут обоюдные мирные обязательства.
- А будут ли сии обязательства равными?
- Я лично не сомневаюсь, если мир с Наполеоном будет подписан, то это будет мир равных сторон.
Ушаков снова покачал головой, но спорить больше не стал. После чая они поговорили еще немного, но уже не затрагивая политики - так, о пустяках разных, - затем Чичагов простился и уехал.
9
Официальные проводы Ушакова со службы проходили в здании Адмиралтейств-коллегии. Ушаков явился туда в назначенный час при всех орденах. На парадной лестнице его встретил член коллегии адмирал фон Дезин - поздоровался за руку и тотчас повел в зал, на собрание.
Много всякого видывал на своем веку Ушаков, не терялся ни при каких случаях, а тут как-то оробел, засмущался. Не ожидал, что соберется столько народу. Пришли не только офицеры, но и гражданские чины. Молодые и старые. И все смотрели на него. Разглядывали с откровенным любопытством. Шушукались.
- Говорили, старый, а он совсем не старый, мог бы еще послужить.
- Мог бы, да не захотел.
- А орденов, орденов-то сколько!.. - Это уже шептались в другом месте. - Заслуженный человек.
- Знамо, заслуженный.
- То, что на самом низу, с лучами - это какой орден? Первый раз такой вижу.
- Орден Святого Иоанна Иерусалимского.
- А тот, что рядом?
- Святого Януария - знак Неаполитанского королевства.
Фон Дезин подвел Ушакова к накрытому сукном столу, стоявшему против мест для публики, усадил на стул рядом с собой. Вскоре к ним присоединились вице-адмирал Карцов, контр-адмирал Сарычев, правитель канцелярии Игнатьев и еще каких-то два чиновника, которых Ушаков видел впервые. Места за столом хватило всем, два стула даже свободными остались.
Публика тоже усаживалась, но усаживалась шумно, двигая стульями и не прекращая разговоров. Поднявшись во весь свой рост, фон Дезин непрерывно звонил в колокольчик, призывая прекратить шум. Он был старше Ушакова на пять лет, но выглядел моложе. Широкоплеч, могуч. На гладком сытом лице его играла самодовольная улыбка. Сегодня у него было отличное настроение.
- Господа, - заговорил он своим густым баритоном, когда все наконец уселись и в зале стало тихо, - я имею удовольствие сообщить вам радостнейшую весть. Наш несравненный монарх император Александр заключил в Тильзите мир с Наполеоном. Отныне французы нам не враги, отныне они нам друзья и союзники. Виват, господа!
Зал поднялся в едином верноподданническом порыве и прокричал:
- Виват! Виват!
Ушаков тоже поднялся (не оставаться же одному!) и вместе со всеми тоже крикнул:
- Виват!
- Справедливейший мир, заключенный в Тильзите, - с пафосом продолжал фон Дезин, - есть победа мудрой политики нашего любимого императора. Ура!
- Ура-а!
- Отныне на земле нашей воцаряется мир.
- А Турция? - выкрикнул кто-то.
- Турция нам не страшна...
Фон Дезин жестом руки предложил всем сесть и уже другим, спокойным голосом заговорил:
- Есть еще одно событие, господа. Сегодня мы провожаем... - Он задержался на этом слове и посмотрел на Ушакова, словно не мог вспомнить его фамилию. - Провожаем из рядов наших адмирала Ушакова по личному его прошению и высочайшему дозволению. - Тут фон Дезин снова посмотрел на Ушакова, на этот раз взглядом, предлагавшим ему подняться. Ушаков сделал вид, что не понял значения его взгляда, и остался сидеть. На лице фон Дезина выразилось недовольство, и ему понадобилось не менее минуты, чтобы взять себя в руки и возобновить речь: - Господа, на этом собрании вряд ли понадобятся слова в похвалу заслуг нашего сослуживца. Дозвольте ограничиться прочтением указа Адмиралтейств-коллегии, подготовленного по случаю увольнения от службы его высокопревосходительства.
Положив перед собой бумагу, поданную ему правителем канцелярии, фон Дезин надел очки, прокашлялся и начал:
- "Из Государственной адмиралтейств-коллегии уволенному от службы флота господину адмиралу и разных орденов кавалеру Федору Федоровичу Ушакову, который находился начальником в С.-Петербурге, флотских команд: от роду ему 62-й год, из российских дворян; крестьян за ним состоит мужска полу - 40 душ; в службе: 1761 - кадетом в Морском корпусе; 1763 гардемарином; 1764 - капралом; 1766 мая 1-го - мичманом; 1769 июля 30-го лейтенантом; 1775 - капитан-лейтенантом; 1781 генваря 1-го - капитаном второго ранга; 1784 генваря 1-го - капитаном первого ранга; 1787 мая 16-го - бригадирского ранга; 1789 апреля 14-го - контр-адмиралом; 1793 сентября 2-го - вице-адмиралом; 1799 марта 25-го - адмиралом; в походах был в Балтийском, Северном, Черном, Азовском, Атлантическом и Средиземном морях; кампаний регламентных сделал до офицерства - одну, офицером под командою шесть, сам командовал - сорок шесть..."
Указ оказался очень длинным. Голос фон Дезина стал ослабевать. Ему подали стакан воды. Он выпил немного и продолжал чтение:
- "...Деяния в течение службы господина адмирала суть следующие:
1772 года, усердием и искусством, снял припасы и материалы с утопленных на реке Доне транспортов, когда оные почитались пропавшими, доставя даже на места и самые суда, за что изъявлена ему благодарность от высшего начальства.
1774 года, был при защите от атаки Балаклавской гавани и крепости от турецкого десанта во время возмущения в Крыму.
1783 года, способствовал к прекращению свирепствовавшей в Херсоне заразительной болезни.
1788 года, сражаясь с турецким флотом, обратил оный в бегство с важным поражением.
1789 года, к удовольствию начальства и в усиление разделенного флота, вышел из Севастополя с изготовленным самим им флотом, показался на водах Очакова для соединения с Лиманской дивизией и тем устранил неприятеля в открытое море.
1790 года, с четырьмя фрегатами и одиннадцатью крейсерскими судами обошел весь анатолийский берег; истребил и сжег множество транспортов и иных неприятельских судов, а паче при Синопе, Анапе и Самсоне, причиня крепостям великий вред и распространяя всюду страх; пленил немало разнородных судов и до 200 человек; потом, командуя всем Черноморским флотом, сражался июля 8-го числа против Еникальского пролива с турецким превосходным флотом, который был совершенно разбит и, гонимый, скрылся ночною темнотою в сторону Константинополя; после чего, вторично сражаясь августа 28-го и 29-го, разбил совершенно неприятельский турецкий флот, взял командовавшего пашу с некоторыми чиновниками в плен, коего корабль взорвало на воздух; один 74-пушечный корабль с разными мелкими судами и множеством людей достались победителю в плен; один такого же ранга корабль с многими судами потоплены; а остатки разбитого и поврежденного флота спаслись бегством; в довершение сей победы перехвачены еще два судна с чиновниками, бежавшими из устья Дуная с флотами, из укреплений и из Варны.
1791 года, сражаясь с турецким флотом, превосходным в числе линейных кораблей и иных судов, более пяти часов, разбил оный, загнал к Константинопольскому проливу.
1798 года, присоединяя к своему флоту многократно побеждаемый им турецкий флот, ставший тогда союзным, действовал против французов..."
"Средиземноморский поход!.. - вспомнилось Ушакову не столь уж далекое, славное для русского оружия время. - Наш флот одерживал тогда над французами победу за победой. Армия Суворова наносила им поражения в Альпах. А что теперь? Теперь стоит выше Наполеон... Не он, а Александр поехал к нему за миром. И хотя господин фон Дезин и уверяет, что заключенный мир равный для сторон, что-то в это не верится..."
Ушаков отогнал встревожившие его мысли и вновь сосредоточил внимание на читаемом указе. Фон Дезин продолжал:
- "...За ревностное усердие его к службе, искусство в делах и отличную деятельность в военных подвигах, храбрость и мужество награжден он знаками отличий равноапостольного князя Владимира 4-й степени 1785, сентября 22-го; 3-й степени генваря 1-го 1790; великомученика Победоносца Георгия 4-го класса октября 22-го 1788; Большого креста 2-го класса сентября 16-го 1790; и при оном пожаловано ему в Могилевской губернии 500 душ крестьян; Св. Александра Невского - ноября 21-го 1791 года; потом того же ордена бриллиантовыми знаками - декабря 21-го дня 1798 года..."
Ушакову было видно, как некоторые из сидевших в зале стали перешептываться между собой, и он подумал, что указ, как и само собрание, есть всего лишь дань казенщине, и было бы куда лучше тому же фон Дезину пригласить его к себе в кабинет и вручить ему то, что положено. Чичагов обещал не устраивать спектакля, а спектакль все-таки состоялся.
Наконец фон Дезин кончил, не торопясь снял с носа очки, спрятал их в футляр и протянул бумаги Ушакову:
- Имею честь вручить вам в собственные руки. И прошу вас обратить внимание на подписи, под указом поставленные.
Ушаков, не желая показаться неучтивым, посмотрел на последнюю страницу указа. Там синела большая Адмиралтейств-коллегии печать, а рядом с печатью бросался в глаза столбик размашистых подписей. Столбик начинался фамилией фон Дезина.
Когда собрание закрылось, люди не сразу направились к выходу, как того можно было ожидать. Они остались в зале, оживленно переговариваясь между собой и устремляя в сторону фон Дезина и Ушакова многозначительные взгляды. И по этим их взглядам не так уж трудно было догадаться, чего они хотели. Они ждали традиционного приглашения на угощение. Правитель канцелярии приблизился к фон Дезину и что-то сказал на ухо. Фон Дезин вспыхнул:
- Скажите всем: ничего не будет и пусть немедленно вернутся на свои службы.
После такого объявления в зале поднялся недобрый шумок. Послышались недовольные голоса. Некоторые были даже возмущены: как не будет угощения, почему не будет?.. Испокон веков так заведено. Два года назад граф Войнович тоже увольнялся и тоже в чине адмирала. Только разве так увольнялся? После торжественной части граф устроил роскошный обед. Шампанского было - море! Пей и веселись. На хорах военный оркестр гремел. Мало оркестра, граф еще танцовщиц откуда-то притащил. До самого вечера пили, ели. А когда обед кончился, граф пригласил всех на яхту, уже стоявшую у берега. А на яхте снова вино, снова танцовщицы. Только здесь танцовщицы уже не танцевали, гостей иными способами развлекали... Три дня эдак гуляла адмиралтейская братия. Вот как уходят со службы настоящие-то адмиралы!