А как понять Георгия Константиновича Жукова, который в ноябре—декабре 1942 года предпринял наступление на Ржев (операция «Марс») в еще более неподходящих условиях (снег, пурга, мороз, обледенение дорог)?
Слово о русском солдате
Итак, роковое решение принято… Пять армий, авиация, танковые бригады, артиллерийские полки приведены в движение. Подумаем вот над чем… Начиная наступление, на что надеялись новые «Александры Невские», «Суворовы», «Кутузовы»?
Почему я так назвал наших генералов? Известно, что в современной России, как и вчера, широко культивируется память о войне 1812 года. Не случайно в Москве фактически заново воздвигнут знаменитый храм Христа Спасителя, в свое время построенный на средства народа в честь победы России над Наполеоном. В 2007 году в Москве положено начало подготовки к празднованию 200-летия с начала Отечественной войны 1812 года. Есть еще одна причина, почему мы припомнили великих русских полководцев. Многие воевавшие подо Ржевом генералы были награждены за военное искусство орденами, носящими их имена.
Известно, что ордена эти Сталин ввел в военные годы. Было ли достаточно оснований награждать ими нынешних полководцев?
На что надеялись командиры, начиная операцию?
На Бога? В одном лишь случае: если он прекратит безобразия в подведомственной ему Природе. По такому случаю можно было бы и выпить чарку водки. Но чуда не произошло! Полные тщеславия, безмерной гордыни и уверенности в себе после разгрома немцев под Москвой, они серьезно переоценили собственные возможности наступать и недооценили возможности противника — обороняться.
Я, например, удивлен таким фактом. Когда командующему Западным фронтом Г.К.Жукову сообщили о генерал-полковнике Вальтере Моделе, новом командующем 9-й немецкой армией, оборонявшей ржевско-вяземский плацдарм, он легкомысленно, с шуткой, отозвался о произошедшей перемене: «Модель, значит? Будем бить Моделя» — так пишет Г.К.Жуков в своих мемуарах. Вышло наоборот! Вальтер Модель, руководя обороной на ржевско-вяземском плацдарме, показал высокие полководческие качества. Не случайно Гитлер назвал его «Львом обороны».
Неужели советские командиры думали, что самолеты без радиосвязи и новейших навигационных приборов, в условиях нелетной погоды и в присутствии сильной немецкой авиации и их зенитных частей, завоюют небо над полем боя, а значит, смогут защитить наступающих? Этого не произошло!
Может быть, танки сумеют преодолеть бездорожное пространство от исходных позиций до немецкой обороны и уничтожат вражеские огненные точки, помогут десантировать пехоту, прикроют ее своей крепкой броней? Этого не произошло!
В 1942 году, как ни бахвалилась советская печать, расхваливая в пропагандистских целях качество отечественного оружия, это было далеко от правды. Мы, солдаты, знали истину, но, зная, что за расхваливание немецкой техники грозит трибунал, — молчали. Наш прославленный ППШ, с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином, по всем параметрам уступал немецкому «шмайсеру»; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет «максим» доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время, а с текстильной лентой — в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам мало оставалось шансов уцелеть под его (до 1000 выстрелов в минуту) огнем. С таким пулеметом с удачно расположенной позиции в считаные минуты можно было истребить целый батальон.
Как всегда, командармы и комиссары были твердо уверены в высоком чувстве долга и патриотизме командиров и рядовых. Так ли вышло?
Основная надежда, которую начальство не афишировало, была на русского солдата, на его выносливость, способность выдерживать любые физические и психологические нагрузки. Это и произошло, но эффект оказался невысоким.
Сутками без сна, без приличной пищи, без налаженного быта, неделями немытый, завшивленный, постоянно на холоде или на морозе, под дождями или снегом, на собственных ногах — от Москвы до Берлина — в бесконечных маршах и переходах, порой до 40–50 километров за день или ночь, годами лишенный женской ласки, скверно одетый, испытывая постоянное насилие над собой командиров и комиссаров, вечную боязнь особистов — скажите, солдат какой армии мог бы выдержать все это?
Солдат под Бельково не обманул начальство, безропотно шел в атаки по колено в воде, падал мертвым на мокрую холодную землю, и никто его по-людски не хоронил ни тогда, ни позже.
Солдат, идя в атаку, фактически оставался один на один с противником, знал, что ему уже не помогут ни Бог, ни командиры, ни свои самолеты, танки и артиллерия.
Пытаясь понять и осмыслить это ненормальное жизненное явление, которое сюжетно смело можно сравнить со знаменитой картиной художника Карла Брюллова «Гибель Помпеи», я подумал вот о чем. И там, в бушующем океане лавы, и здесь, на поле боя, души людей были полны отчаяния и полной обреченности. Я бы назвал бои под Бельковым безумием, граничащим с преступлением. Думаю, что в дни боев за Ржев советские генералы в первую очередь обманывали себя и других. На это больших способностей не требуется.
Во всех демократических странах законом установлены сроки, после которых правительство обязано рассекретить государственные тайны. В России давно вышли сроки давности информации о Великой Отечественной войне, но многие архивные материалы недоступны и по сей день. Одна из причин этого — «белые пятна» в истории Отечественной войны. До сих пор они либо не раскрыты полностью, либо мы о них мало знаем.
Бои за Бельково
Расскажу об одном из них, ставшем известным совсем недавно: о боях 220-й дивизии за три деревни — Бельково, Свиньино, Харино, — расположенные в шести-семи километрах севернее Ржева. Они составляли один из укрепленных пунктов противника на пути к городу.
К борьбе с немцами дивизия подготовлена была наилучшим образом. Насчитывала 14 тыс. командиров и бойцов. В ее распоряжении находились: танковая бригада (примерно 50 танков), отдельный артиллерийский полк, особая курсантская бригада, несколько дивизионов реактивных минометов. Сила! Она превышала обороняющуюся сторону: в людях — в 8–9 раз, в танках — в 50, в артиллерии — в 4–6 раз. Дивизия имела богатый боевой опыт. Она прошла огненный 41-й год, защищая Витебск и Сычевку, гнала врага от Москвы на запад.
Командовал дивизией полковник Станислав Гилярович Поплавский, кадровый командир Красной Армии. В 41-м — майор, командир полка. Отличился в январских боях в 42-м западнее Ржева — в знаменитых Мончаловских лесах. Вопрос состоял в одном — умело или неумело распорядятся на поле боя «Александры Невские», «Суворовы» и «Кутузовы» людским и боевым превосходством над немцами, сумеют ли проявить военное мастерство?
В первый же день наступления, уже на рассвете, пошел дождь, затем перешел в ливень. Интересно, где находились синоптики? Быстро вся земля превратилась в черную грязную кашу и практически стала непроходимой. Вода в реках, озерах, ручьях вышла из берегов и разлилась, затапливая все вокруг. Правда, следует заметить, что наши самолеты-штурмовики успели совершить один вылет и постарались проутюжить немецкие траншеи.
Сохранились отдельные воспоминания ветеранов, участников боев за Бельково. Они раскрывают общую картину сражения «без зонтиков» над головой. Вот что в них рассказано: попытки саперов построить так называемые «дороги-лежневки» оказались неудачными. Под тяжестью танков, орудий они глубоко уходили в раскисшую землю. Вся местность была залита водой. Люди, пушки, лошади застревали в грязи. Приходилось вручную веревками вытаскивать лошадей и пушки из топи. Пехота фактически осталась без поддержки танков и артиллерии.
Так устроено на войне: никуда не деться солдату от непогоды. Под Бельково почти во все дни боев солдаты жили и воевали под дождем, «сушились» под ним, «спали» под ним, утром, если удавалось, разводили небольшие костры и немного возле них согревались. На всей местности, где днем и ночью шел бой, не сохранилось никаких строений, где можно было хоть ненадолго укрыться от мокроты.
Попробуем кратко передать хронику боевых действий.
Первый день — 30 июля.
Наступают два полка. Успеха нет. Потери наступающих — велики. Поле боя покрылось первыми трупами.
Второй день — 31 июля.
Сколько бы солдаты ни проклинали небо за дождливую погоду, ни просили сменить «гнев на милость» — оно осталось безразличным к их просьбам. Комдив ввел в бой все три стрелковых полка. Изнемогая, пытаясь справиться с грязью, артиллеристы старались не отставать от пехоты с 76-и 45-миллиметровыми пушками, поставив их на прямую наводку. Несмотря на ураганный огонь — артиллерийский, минометный, пулеметный, солдаты врываются в восточную часть Бельково, захватывают крайние избы и очищают их от немецких автоматчиков. Но сильный огонь из не уничтоженных дзотов в глубине деревни заставляет их отойти. За второй день боев дивизия потеряла 340 человек убитыми и 714 ранеными.
Третий день — 1 августа.
5:00 утра — три полка (653, 376 и 673-й) атакуют Бельково. Сильное зрелище — девять батальонов, двадцать семь рот… Безрезультатно…
5:50 утра — немцы открывают сильный артиллерийский огонь и идут в контратаку на позиции 653-го полка. Две роты пехоты и кавалерийский эскадрон. Контратака отбита, а солдаты 653-го занимают юго-восточную окраину деревни. (Командир полка — подполковник И.А.Курчин.)
7:00 утра — 376-й полк атакует северо-западную, а 673-й северную окраину Бельково. Обе атаки отбиты противником.
11:30 утра — батальон немецкой пехоты под прикрытием артиллерийского огня вновь пытается прорвать позиции 653-го полка, но, не добившись цели, отходит.
3:00 дня — после 15-минутного артиллерийского налета на позиции противника (на большее время не хватило снарядов) 376-й и 673-й полки вновь идут вперед, но, не дойдя сто метров северо-западнее — до Бельково, залегают. Преодолеть огонь противника не удается. На поле боя еще больше трупов. Все длиннее становятся вереницы раненых, бредущих по размытым дорогам в медсанбат. В ночь на 2 августа в дивизию приходит пополнение — 486 рядовых. Половина из них — плохо обученные новобранцы.
Четвертый день — 3 августа. На рассвете после небольшой артиллерийской подготовки и сильного залпа двух дивизионных реактивных минометов, почему-то выпущенного по Свиньино, новый яростный бросок солдатских цепей на Бельково, за ним — еще и еще…
К двум часам дня приказано отойти. Предполагается мощный удар реактивных минометов. В 3:20 прозвучал залп четырех дивизионов по Бельково. Впустую. Огнем обработана не северная, как следовало, а восточная часть деревни. Много недолетов. Сразу же после поистине громового залпа «катюш» комдив, не оценив полностью его результаты, бросает в бой вновь все три полка и на этот раз — восемь танков.
Преодолел глубокий ручей перед деревней, прорвался в Бельково лишь один из Т-34, — лейтенанта Григория Павловича Ештокина. Об этом подвиге писала дивизионная газета. Остальные застряли в болотной грязи и стали фактически мишенями для немецкой артиллерии.
6:00 вечера — несмотря на сильное сопротивление, солдаты добираются до северной окраины Бельково и врываются в Свиньино. Кажется, вот-вот противник, не выдержав напора атакующих, дрогнет и отступит. Комдив уверен в успехе. Но в эти решающие минуты со стороны Ржева в небе появляются «юнкерсы». Бомбовые удары и пулеметные очереди, обрушившиеся с воздуха на пехоту, заставляют ее отступить, рассеяться по полю.
«Куда делись наши «ястребки»?» — матерятся солдаты. Заползают в щели с водой, прижимаются к грязной земле, обняв обеими руками каски. Слезы застилают глаза от горечи. Колоссальные фонтаны рыже-бурой земли разбрасывают по полю разорванные на части тела, летят вокруг вверх головы, руки, ноги. Когда закончится бомбежка? За первой появляется новая волна немецких самолетов. Все повторяется.
Полковник Поплавский позвонил командарму и спросил его: «Почему наша авиация не работает?» Тот в сердцах ему ответил: «На моем наблюдательном пункте находится командующий фронтом, вот ты его и спроси!» В голосе командарма комдив почувствовал какой-то хитренький смешок. «Ладно, — решил комдив, — обойдемся без самолетов». Не вышло.
Ночью подвели итоги боев за четыре дня. Дивизия потеряла, как было установлено, 817 человек убитыми и 3083 ранеными. Несмотря на пополнения, в полках сохранялось всего по 100–150 человек.
Если иссякает запас веры, что происходит? Зная известный приказ № 227 и что ожидает солдата за самовольный уход с поля боя, тем не менее многие солдаты под всяким предлогом стремились его покинуть, ссылались на немыслимую усталость, невыдерживающие нервы и страх, на жуткую погоду, кровавый понос, общее недомогание, на всяческую хворь. Солдаты искали и иные пути скрыться от смерти: помогали раненым, связистам, да и просто прятались — где и как только могли.
В 220-й дивизии в полутора-двух километрах от передовой располагался заградительный отряд с пулеметами — 100 человек. Кроме того, во всех полках сформировали группы автоматчиков в помощь заградотряду.[16]
В первые дни выступления покинувших передовую выискивали. Старались силой оружия вернуть в строй. Позже — судили, отправляли в штрафные роты, расстреливали.
Известно, по далеко не полным данным, с 31 июля по 8 августа, то есть за десять первых дней боев, передний край бросили (а кое-кто оставил и оружие) 547 человек. 386 из них — солдаты 220-й дивизии. Позорный факт для чести армии! Начальство старалось его скрыть. Если распространить эти цифры в масштабах фронта, нетрудно определить, что убегали тысячи.
Вновь атаки, атаки… С короткими перерывами они следуют одна за другой. И так — до 12 августа — четырнадцать дней.
Давно поле боя — от исходных позиций до Бельково (пятьсот-шестьсот метров) — названо «Долиной смерти».
Грязные, заросшие, немытые, полуголодные, с истерзанными нервами, с изношенной вконец психикой, без веры в «Бога и черта», люди превратились в полудикие существа. Куда делась простая речь, искренние добрые человеческие чувства? «Дайте хоть ночку, хоть часок расслабиться», — просили солдаты командиров. Не получалось.
Спросить бы солдата, чудом уцелевшего под Бельково, что сохранилось в его душе, только после одного дня — 3 августа, когда пятнадцать «юнкерсов» за один день двадцать раз набрасывались на дивизию. На следующий день, как «подарок» пехоте (только так это расценили солдаты), в небе появились на пятнадцать минут наши самолеты: с 9.30 утра до 9.45 утра. Заодно и пробомбили «своих». К счастью зашибли одну лошадь.
Как часто и тогда, и позже в самых жестоких ситуациях на войне нас, командиров и солдат, выручала молодость: продолжать жить, воевать, подавлять в себе страх, не терять веру в успех! В этих боях, как я узнал позже, молодые парни превращались в стариков, нередко седели, теряли бодрость, уверенность в себе, крепость духа, а случалось, и рассудок.
Бесконечные кровавые атаки без надежды на успех, которые оборачивались всякий раз иллюзией, превратили в короткий срок и старых, и молодых в механических исполнителей чужой воли, сделали их подлинными рабами войны. Все ли шло от страха? Нет. О нем забыли, его заменило полное безразличие к самому себе, к жизни, к своим товарищам.
В самые отчаянные моменты сражения под Бельково солдаты редко плакали. Плакать — зачем? О сострадании давно забыли. В то же время постоянно росло в людях чувство бессилия, оно все глубже пускало корни в душе. Мало кто надеялся выбраться живым из бойни под Бельково.
Ночью огромное зарево ярко освещало «долину смерти» — вокруг горели деревни. Горы трупов — наших и немцев. Давно известно, цивилизованная дикость — худшая из всех форм дикости. Однако то, что происходило под Бельково, Свиньино, Харино, ни по каким меркам не определяется словом «дикость». Это — бессмысленное убийство, без всякой ответственности за человеческие судьбы, без стыда и понятия вины.