Постепенная, медленная интеграция в мировую капиталистическую систему обезопасили китайскую экономику от неизбежных разрушительных кризисов. В начале 1979 года были открыты первые четыре «свободных экономических зоны» на юго-западе страны. Еще четырнадцать прибрежных городов были открыты для иностранного капитала в 1984 году. В 1990-х уже большинство привлекательных для иностранных инвесторов провинций стали «открытыми» для международных капиталистических монополий. Только за десять лет, с 1991 по 2001 год, объем прямых инвестиций из-за рубежа вырос более чем в десять раз – с $4,37 до $46,85 миллиарда.
Сегодня из пятисот крупнейших транснациональных корпораций четыреста представлены в Китае.
В то же время заработная плата китайского рабочего сегодня одна из самых низких в мире: в Шанхае заработная плата не превышает $0,9 в час – самая низкая в Азии. В Поднебесной 150–200 миллионов безработных. С 1993 года приобрели массовое распространение крестьянские волнения, в ряде случаев для их подавления были направлены войска. Множатся рабочие выступления. Но во многих провинциях забастовки запрещены, а выступления трудящихся жестко подавляются. К концу 90-х к ним добавились массовые движения пролетариата, также жестоко подавляемые псевдокоммунистической бюрократией. Согласно официальной, заниженной статистике численность таких выступлений в Китае возросло с 10 000 в 1995 году до 74 000 в 2004 году.
На 10 % самых богатых китайцев приходится почти треть всех доходов. В стране выросла самая настоящая новая буржуазия, которой XVI съезд КПК (2002 год) к тому же широко распахнул двери в партию.
Кому-то, видимо в качестве издевательства над социализмом, все еще нравится называть существующую в Китае систему социалистической. О стране, где господствует частная и государственно-капиталистическая собственность, где хозяйничают транснациональные корпорации и купающаяся в роскоши бюрократия, где миллионы рабочих живут в нищете и страхе перед безработицей, говорить о такой стране как о социалистической – значит не видеть никакого различия между социализмом и капитализмом.
Ирония истории заключается также и в том, что формально считающийся социалистическим, Китай на деле обеспечивает стабильность капиталистической системы в целом, с одной стороны, своим демпингом сбивая цены на рабочую силу по всему миру, с другой стороны, став местом приложения избыточного капитала империалистических стран.
Наряду с зонами уникального роста, в мире существуют зоны, где стагнация и спад стали «нормой». 33 страны с общим населением около 600 миллионов человек вступили в XXI век с ВВП на душу населения меньшим, чем в 1975 году. Кроме бывших социалистических стран, это еще и большая часть Черной Африки, часть стран Латинской Америки и Карибского региона, арабские страны-нефтеэкспортеры и Палестина, страны Океании.
Рост неравенства
Экономический прогресс не сопровождался социальным прогрессом. И это касается не только Китая, о котором сказано выше. Например, в Джакарте, столице Индонезии, страны, которая за последние 30 лет вырвалась из вековой отсталости и имеет сравнительно мощную промышленность, 2,5 миллиона жителей живут в трущобах в ужасающей нищете, а в целом по стране из 210 миллионов жителей более 100 миллионов живет за чертой бедности, 70 миллионов голодает. Таким образом, даже там, где технологическая отсталость ликвидируется, социальная отсталость твердо удерживает позиции.
«Третий мир», как мы видели, повысил свой вес в мировом производстве, но мировое потребление по-прежнему гипертрофировано в сторону стран империализма. 210 миллионов индонезийцев потребляют столько же, сколько 5 миллионов жителей американского штата Аризона, 62 миллиона таиландцев – столько же, сколько 3,5 миллиона жителей Оклахомы, а миллиард индийцев не больше, чем 12 миллионов жителей Пенсильвании.
«Богатейшие 5 % людей в мире получают доход в 114 раз больше, чем беднейшие 5 %. Богатейший 1 % получает столько, сколько беднейшие 57 %. А 25 миллионов богатейших жителей США имеют доход, почти равный доходу 2 миллиардов беднейших людей мира»[112], – эту констатацию вопиющего неравенства мы цитируем не из революционной листовки, а из официального отчета ООН.
Неравенство растет не только между странами, но и внутри стран «третьего мира». Как отмечает тот же доклад, «в пределах национальных границ контроль над активами и ресурсами все более концентрируется в руках немногих людей».
Таким образом, концентрация капитала увеличивает неравенство между странами и внутри стран. Если учесть также вывод доклада ООН о том, что прогрессирует «сокращение всемирной группы со средним доходом», то мы можем констатировать полное соответствие мирового развития с выводом «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса о том, что «общество все более и более раскалывается на два больших враждебных лагеря, на два большие, стоящие друг против друга, класса – буржуазию и пролетариат»[113]. И происходит это во всемирном масштабе.
Мировой пролетариат
То, что отчет ООН отмечает по отношению к доходам, можно увидеть и в отношении к средствам производства. Поляризация населения мира относительно двух полюсов – труд и капитал – происходит и в этом, более важном, отношении.
Численность
В 1861 году, во время написания «Капитала», в Англии на промышленных, строительных и транспортных рабочих приходилось 20 % экономически активного населения. Таким образом, критики теории Маркса, заявляющие, что «сегодня» пролетариат не составляет большинства и поэтому не может претендовать на революционную роль, могли бы адресовать свой упрек еще Марксу, потому что в его время промышленный пролетариат был еще дальше от того, чтобы составлять большинство населения. Тем не менее, за 120 лет доля промышленных, строительных и транспортных рабочих увеличилась в Британии до 37 %.
В ХХ веке, только с 1920-х по 1980-е, количество «классического» пролетариата (рабочего класса) выросло в мире в 6 раз. При этом рост его был также неравномерен. В Европе за этот период численность рабочего класса выросла всего в два раза – с 49 до 102 миллионов, в США и Канаде – в 4 раза, с 23 до 95 миллионов. В то время как в странах Азии, Латинской Америки и Африки численность рабочего класса возросла более чем в 10 раз – с 19 до 217 миллионов (в Латинской Америке с 5 до 63 миллионов, в Азии – с 11 до 130 миллионов, в Африке – с 3 до 24 миллионов)[114]. Для сравнения: в середине XIX века, в то время как Маркс писал свой главный труд, в Европе, США и Японии насчитывалось всего 10 миллионов наемных рабочих.
Таким образом, к началу 80-х численность рабочего класса промышленности, транспорта и строительства в странах «центра» и «периферии» сравнялась. Однако неравномерные тенденции его роста сохранились, так что сегодня рабочий класс стран «третьего мира» уже и численно превосходит рабочий класс стран империализма, что, конечно, не может не отражаться на их сравнительном революционном потенциале.
Границы
За этот более чем столетний период выросла не только промышленность. Отношения наемного труда проникли в отрасли, где до этого господствовало мелкое производство. Например, страны «центра» почти полностью перешли на крупнокапиталистический способ хозяйства в аграрной сфере. Все больше подвержено пролетаризации сельское хозяйство «третьего мира». Вышеприведенные данные лишь отчасти фиксируют такое изменение. Еще меньше они охватывают слои, которые находятся в процессе пролетаризации.
Многие профессии, которые во времена Маркса и Ленина давали положение мелкого буржуа, стали во второй половине ХХ века пролетарскими. В эти данные они не включены. Их представители по всем показателям принадлежат сегодня к миру наемного труда: это большинство инженеров, врачей, учителей, научных работников, клерков и т. д. Появились профессии, связанные с новыми производительными силами, например, программисты, чья профессия в ряде стран в наше время стала массовой. Большинство наемных работников таких профессий могут быть с полным основанием отнесены к пролетариям. Рядовые работники монополизированного транспорта и торговли, «сферы обслуживания» также являются по своему положению пролетариями.
Эти слои «нового пролетариата», которые отчасти еще находятся в процессе перехода к отношениям наемного труда, часто бывают более активными и революционными, чем «традиционный» рабочий класс крупной промышленности. В 1968 году во Франции дольше всех бастовали торговые работники, вместе с работниками автопарка и шахтерами. На другом конце планеты, в Аргентине, банковские служащие бастовали не реже, чем промышленные рабочие. Все больше наемных работников из числа «нового пролетариата» насчитывает статистика среди электората коммунистических партий мира.
«Новый пролетариат» не представляет ничего принципиально нового для марксистской классовой теории. Новым является его чрезвычайно бурный рост с 1960-х годов и увеличение его значимости в общей политической борьбе пролетариата. Уже в «Капитале» Маркс пишет о том, что в категорию производительных работников входят гораздо более широкие слои, чем просто непосредственные производители материальных благ: «Продукт превращается вообще из непосредственного продукта индивидуального производителя в общественный, в общий продукт совокупного работника, то есть комбинированного рабочего персонала, члены которого ближе или дальше стоят от непосредственного воздействия на предмет труда. Поэтому уже самый кооперативный характер процесса труда неизбежно расширяет понятие производительного труда и его носителя, производительного работника. Теперь для того, чтобы трудиться производительно, нет необходимости непосредственно прилагать свои руки; достаточно быть органом совокупного работника, выполнять одни из его подфункций»[115]. Однако, как указывал сам Маркс, понятие пролетариата вовсе не ограничивается даже этим широким понятием «производительного работника», а включает и часть непроизводительных работников, например, торговых рабочих[116].
Рост «нового пролетариата» более всего заметен в империалистических странах. За 1969–2001 годы число наемных работников в семи ведущих капиталистических странах (США, Канада, Германия, Франция, Великобритания, Япония, Италия) возросло с 183 до 276 миллионов. Количество промышленных рабочих практически не изменилось, незначительно увеличившись с 77 до 78 миллионов. При этом в США, Канаде и Японии их количество возросло на 20–25 %, а в европейских метрополиях снизилось на 23 %. Число же непромышленных рабочих, «нового пролетариата» почти удвоилось – с 105 до 197 миллионов.
Новые слои пролетариата могут быть менее организованными в самом процессе производства, и у них меньше возможностей вести экономическую борьбу, чем у традиционного рабочего класса. Часто они работают на дому или в небольших коллективах и т. д. Тем не менее, эти слои ведут борьбу в других формах – они получили в 1990-е годы название «социальных движений» или «новых социальных движений».
Водитель, учитель, врач, «менеджер по продажам» (так называется наемный работник торговли на рыночном новоязе), программист не идентифицируют себя с «рабочим классом». Реальность же такова, что все они оказываются занятыми в звеньях большой, часто транснациональной, производственной цепочки, объединенной под сенью монополистического капитала. Все они – винтики огромной машины, производящей прибавочную стоимость. Их социальная функция одинакова, хотя трудовые функции могут быть совсем разные. Они – живые носители рабочей силы, которую можно продать и которая продается капиталу.
В конечном счете, полностью классовая идентичность этого «лоскутного» класса, объединяющего сегодня множество непохожих профессий, может выступить, как предупреждала Роза Люксембург, только в момент революционного действия, то есть только в политике. Но эта политика тоже будет лишь концентрированным выражением экономического положения, проанализировать которое – задача теории. Положение это вполне адекватно описывает Энгельс, писавший в примечании 1888 года к «Манифесту Коммунистической партии»: «Под пролетариатом понимается класс современных наемных рабочих, которые, будучи лишены своих собственных средств производства, вынуждены, для того чтобы жить, продавать свою рабочую силу»[117].
Пользуясь таким, действительно марксистским подходом, численность пролетариата современного мира можно определить где-то в 2 миллиарда из 6 миллиардов населения планеты[118]. Таким образом, пролетариат на сегодня стал самым большим общественным классом, хотя историческая сила пролетариата заключается не в его численности, а в организованности.
Важно также отметить, что классы определяются положением во всей системе общественного производства, а не просто отношением найма на отдельных предприятиях. Это еще раз подтверждает актуальность определения классов, данное Лениным:
«Общественные классы, это большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства».
По отношению к средствам производства (не конкретному средству производства – будь то станок или сверхсовременный компьютерный сервер) представители «старого» и «нового» пролетариата занимают одинаковое положение, хотя в труде одного больше интеллектуальная составляющая, а в труде другого – физическая.
Активность
Мощный всплеск активности пролетариата приходится на революционную волну 1968–1975 годов. В 1969–1975 годах на одного работника в среднем приходится 0,5 забастовочного дня в год. Забастовочная борьба в этот период носит всеобщий характер, охватывает все сектора экономики. Промышленный пролетариат находится в авангарде борьбы – в этом секторе на одного работника приходится 1,2 забастовочного дня в год.
В следующий период 1976–1984 годов активность пролетариата постоянно падает, теперь на работника приходится в среднем 0,1–0,2 забастовочных дней в год. При этом основной является борьба против увольнений и закрытия производств, которые затронули целые промышленные районы.
В период 1985–2000 годов спад активности продолжился, однако наметилась важная тенденция стирания границы между промышленностью и «сферой услуг» в забастовочной борьбе.
С середины 90-х эта неприятная тенденция прерывается отдельными всплесками, которые становятся все сильнее.
5 декабря 1995 года 350 тысяч парижан прошли под пение «Интернационала» по улицам столицы Франции, всего по стране в демонстрациях приняли участие более 800 тысяч человек, а за день до этого забастовка железнодорожников сорвала совместные военные маневры Франции и Германии. Так началось то, что позднее назвали «новым социальным движением» – совместные выступления различных пролетарских слоев и студенчества против неолиберальной политики правительства. В 1995 году против правительства Ширака-Жюппе, которое намеревалось по рецептам неолиберальных экономистов сократить дефицит бюджета путем сокращения социальных гарантий, выступили в разных формах 10 миллионов французов.
Революции периода неолиберализма
Как и следовало ожидать от Б-фазы развития капитализма, революционный взрывы не так часто происходили в период неолиберальной глобализации. Более того, отягощенное поражением социализма в СССР, Китае и Восточной Европе, революционное движение переживало период деморализации. Революционные организации массово переходили на буржуазные позиции.
Но и в этих условиях революционный процесс не остановился. Революционный центр в 1980-х перемещается в Центральную Америку, где революционным движением охвачены почти все страны. Революция происходит в Никарагуа, где к власти приходит Сандинистский фронт национального освобождения. Начинается революция в Сальвадоре. Однако эти выступления были либо подавлены (как в Сальвадоре), либо организации, их возглавлявшие, принуждены к компромиссу угрозой вмешательства со стороны США (как в Никарагуа).