- В таких труднейших условиях, как наши, товарищ Антадзе, пройдя суровую солдатскую школу, не утратил интерес к военной профессии. Окончив училище, лейтенант Антадзе попросился в родной полк, сюда, в Рабат.
Додик сидел красный от смущения, смотрел куда-то под стол, беспокойно крутил в пальцах карандаш.
Шатров вспомнил, как при первой встрече с Антадзе, когда их познакомил Зайнуллин, он самонадеянно решил быстро опередить в работе этого неброского на вид грузина. Теперь Алексей смотрел на Додика с уважением и хорошей завистью. Да, Антадзе оказался гораздо тоньше, интереснее и умнее, чем можно было предполагать по внешности, под впечатлением минутного знакомства...
Шатров на протяжении всей беседы внимательно следил за Рокотовым. По лицу генерала нетрудно было определить: ему нравится все, что здесь происходит. И Алексей порадовался за Ячменева - не будет у замполита неприятностей!
Участвуя в общем разговоре, Рокотов ставил прямые и злободневные вопросы. Шатрову порой казалось, что генерал, пользуясь удобным случаем, проверяет свои обобщения, ищет ответы на беспокоящие его думы.
Рыжий Ланев, лукаво блестя глазами, попросил:
- Товарищ генерал, у вас много наград, вы бы рассказали нам хотя бы про одну из них. Может быть, мы учтем ваш опыт, а кто-нибудь отличится и тоже орден получит!..
Рокотов улыбнулся. И после небольшой паузы с увлечением заговорил:
- Я расскажу вам про орден. Это был не мой орден.
Шатрову показалось странным - у генерала много своих наград, а рассказывать собирается о чужом ордене. Но в то же время намерение Рокотова вызывало и любопытство: он должен рассказать что-то особенное, необыкновенное,
Генерал поглядел на притихших офицеров:
- Когда разгорелись бои у озера Хасан, я был курсантом военного училища. Все мы тогда с трепетным вниманием следили за событиями на Дальнем Востоке. Каждый курсант готов был в любую минуту лететь к озеру Хасан и бить самураев. - Рокотов улыбнулся: - Разумеется, в мечтах каждый видел себя совершающим подвиги. Но увы! Подвиги вершили другие, а нам посчастливилось только увидеть одного из героев. После окончания хасанских событий участники боев ехали в отпуска, к родным, к друзьям, подлечиться. В наш город приехал выпускник училища старший лейтенант Ястребов. Вот у него на груди был тот орден, о котором я хочу вам рассказать. Командование училища пригласило Ястребова погостить у курсантов.
Был солнечный день. Мы собрались в клубе. С нетерпением ждали героя. В актовом зале на стенах висело много мемориальных досок, на каждой из них были написаны дата и место боя, который вело наше училище, отстаивая Советскую власть.
Это было уже историей, она превратилась в архивные документы, в золотые записи на мраморе. А мы ждали человека, который несколько дней назад был в бою, бил врагов, все сам видел, во всем сам участвовал. И что важнее всего - этот человек наш собрат по училищу. Счастливчик, как мы ему завидовали!
Ястребов вошел в зал, высокий, улыбающийся, перетянутый в талии новым блестящим ремнем.
Он бы одет в зеленовато-серую коверкотовую гимнастерку. На воротнике малиновые петлицы, окаймленные золотым кантом. В петлицах поблескивали три красных квадратика - кубари, как мы их тогда называли. Ястребов шел с начальником училища, у которого на груди блестели два ордена Красного Знамени. Но это были "старые" ордена, мы их видели каждый день, знали, что там на флажках написано, где облетела эмаль и какой краешек немного погнут. Орден Красной Звезды на груди старшего лейтенанта вспыхнул рубиновым жаром и сразу заслонил все.
Командиры прошли на сцену, а мы все это время оглушительно били в ладоши, желая хоть этим выразить свое восхищение. Старший лейтенант вышел на трибуну. Мне казалось, что я никогда прежде не видел таких красивых и стройных людей. Он был, видимо, очень сильный, лицо загорелое, мужественное. Но самым притягательным был все же орден. Наша рота сидела в задних рядах, и я приподнимался и тянулся до половины следующего ряда, желая хоть на один метр поближе рассмотреть орден Красной Звезды.
Старший лейтенант Ястребов передал нам горячий привет от участников боев Хасана и потом рассказал, что там происходило. Сначала он нарисовал общую картину. Потом наконец перешел к своему, личному участию в боях и тут всех нас разочаровал краткостью рассказа: "Я повел свой взвод в атаку. Мы ворвались в траншею японцев. Завязалась рукопашная схватка. В моем пистолете кончились патроны - каждым уложил по одному самураю. И в тот момент, когда я хотел заменить обойму, на меня бросился японский офицер с ножом, которым они обычно делают себе харакири. Я успел увернуться от удара, а потом обезоружил японца. Он пытался применить ко мне какие-то приемы джиу-джитсу или дзюдо, но я просто дал ему в зубы и нокаутировал".
Зал грохнул одобрительным смехом. Курсанты смотрели друг на друга сверкающими глазами, подталкивали в бока: "Во как! Знай наших!"
Ястребов смеялся вместе со всеми от души и просто.
Когда мы успокоились, он вдруг заявил: "Вот и все, что я могу сказать о себе".
Мы загалдели, задвигались. Кто-то крикнул: "Расскажите еще что-нибудь!" - "Да больше нечего, товарищи". "Ну тогда это же самое еще раз!" - попросил кто-то. Все засмеялись и опять захлопали.
"Я расскажу вам о своих однополчанах. О том, как они мужественно защищали Родину. О тех, кто отдал жизнь за народное счастье".
В зале установилась напряженная тишина.
Старший лейтенант говорил очень интересно. Мы не отпускали его до самого обеда. Он пошел в курсантскую столовую, обедал вместе с нами.
В выходной день разрешили увольнение. Я отутюжил форму, начистил сапоги, подшил воротничок и подманжетники. Мы все были большие форсуны. Чиститься, прихорашиваться, блестеть и выглядеть молодцом было для каждого из нас удовольствием. Я не помню ни одного неряхи в роте. Ни пушинки, ни пылинки не было на курсанте, когда он выходил в город.
И вот иду я по улице Пушкина. Вдоль дороги тянется цветочный газон. Навстречу идут девушки, и все они на меня смотрят. Ох, высоко и гордо мы носили в те дни звание курсанта!
И вдруг на перекрестке вижу: с противоположной стороны улицы через дорогу мне навстречу идет старший лейтенант Ястребов. Я так рубанул подошвами по асфальту, отдавая ему честь, что с деревьев листья посыпались. Тогда честь отдавали при строевом шаге. Голову настолько резко повернул, что хрустнули шейные позвонки. Я не дышал, пока шел мимо старшего лейтенанта. А когда он оказался позади, у меня вдруг мелькнула мысль: "Орден-то, орден не рассмотрел! Был так близко, всего в одном метре, и не взглянул. Эх, растяпа!"
Но не все еще было потеряно. Я мигом сообразил, что нужно делать, и бросился бежать в обход квартала. Пока Ястребов прошел одну его сторону, я обежал три. И снова встретил его на следующем углу. И опять рубанул строевым шагом, отдавая честь. Но на этот раз глаза мои косили на орден! Я успел заметить все, и рубиновые лучи, и серую матовую середину, и воина, стоящего с винтовкой в руках.
Пройдя мимо старшего лейтенанта, я остановился, стараясь тщательно все упорядочить в голове и запомнить каждую мельчайшую деталь и подробность: как я приближался, как он приложил руку к козырьку, что выражали его глаза, где какие складки были на его гимнастерке и, главное, как выглядел орден. Я посмотрел на тенистую улицу, окаймленную цветами. По ней я должен был идти дальше. И вдруг мне расхотелось идти в город. Что я там увижу? Самое интересное и невероятное уже произошло. Мне не терпелось поскорее рассказать все своим товарищам. Расписать, как это случилось, может быть, даже приврать немножко, ну, например, можно сказать, что Ястребов поздоровался со мной за руку. В общем, я повернул назад и поспешил в училище...
И вот теперь, когда прошло много лет, я с волнением и благодарностью вспоминаю старшего лейтенанта Ястребова - необыкновенно красивого человека с тремя рубиновыми кубарями в петлицах и блестящим скрипучим ремнем на талии. Я вспоминаю его орден Красной Звезды, встречу с Ястребовым на улице. Вроде нет в этом ничего особенного. И все же это очень приятные, незабываемые минуты моей молодости.
...Откровенный и простой рассказ понравился присутствующим, взволновал всех. Рокотов казался теперь не строгим большим начальником, а человеком понятным и близким.
Время было позднее, лейтенантам нужно было идти на ужин. Генерал подвел итог:
- Хочу сказать вам, дорогие друзья, на прощание: нужно больше уделять внимания воспитательной работе. Она проводится в самых различных формах. Одна из них - ваше "Общество молодых офицеров". Сегодня я побывал на занятиях у многих присутствующих здесь товарищей. Должен с большим удовлетворением отметить - все занятия мне понравились: проводились грамотно, толково, доходчиво, интересно. И, что особенно отрадно, эти занятия проводили товарищ Шатров, товарищ Савицкий, товарищ Ланев. Вы меня извините, я не хочу вас обидеть неприятным напоминанием. Но этот факт настолько показателен, что я просто не могу о нем умолчать. Я и командующему об этом расскажу. Желаю успехов в работе!
11
Ночь была тяжелая. Пустыня давила город густым зноем. Шатров проснулся от мучительного чувства удушья - будто на лицо подушку положили. Встал, обтер влажное тело простыней. В соседней комнате, всплескивая воду в ведре, мочил полотенце и обтирался Ваганов. В комнате Савицкого гудел вентилятор.
Вдруг Алексей услышал топот бегущего человека. Это сразу насторожило. Что-то случилось? Гулкий стук сапог по пустой улице становился все громче. Шатров пошел к выходу. В прозрачной голубизне ночи он увидел бегущего солдата. "Чей-нибудь связной", - решил Шатров, наблюдая за приближающимся силуэтом.
На небе светила огромная и яркая, будто начищенная, луна. Такая бывает только на юге, на севере она с небольшую тарелку, а здесь висит, как бронзовый таз для варенья, и сияет ярким лимонным светом. Свету так много, что от домов, деревьев, столбов падают черные тени, Алексей только сегодня обратил на это внимание: "Странно, ночью - и вдруг тени". Бегущий солдат повернул с дороги в калитку общежития офицеров. "За кем-то из нас", подумал Шатров и в тот же миг узнал рядового Степаненко.
- Тревога, товарищ лейтенант! - тяжело дыша, крикнул солдат. Лейтенанты Антадзе и Анастасьев дома? - тут же спросил он.
Дома, дома, сейчас подниму!
Алексей побежал в свою комнату. Толкнул в плечо Антадзе, крикнул:
- В ружье!
В смежной комнате Савицкий уже будил Анастасьева.
В батальоне у входа в казарму стоял молчаливый и как всегда строгий Кандыбин. Взвод лейтенанта Шатрова уже был в сборе. Сержант Ниязбеков проверял, не забыто ли что в спешке. Выслушав доклад, Шатров приказал:
- Сажайте людей на бронетранспортеры, - а сам поспешил к командиру роты получать задачу.
Ввиду того что начальник штаба батальона был в отпуске, произошло перемещение офицеров. Его должность временно поручили Зайнуллину, а командовать ротой капитан вместо себя оставил лейтенанта Анастасьева. На эту должность больше подходил Антадзе - он был готовый командир роты, мог не только временно, а и постоянно командовать ею. Но именно поэтому Зайнуллин назначил вместо себя Анастасьева. Как мать больше беспокоится о слабом и хилом своем ребенке, так и капитан стремился укреплять самостоятельность в скромном Анастасьеве. За Антадзе капитан был спокоен, а вот Анастасьеву надо дать возможность покомандовать ротой.
Ставя задачу офицерам роты, лейтенант Анастасьев заикался, терял приказной тон и постоянно сбивался на ненужные разъяснения:
- "Противник" перешел в наступление внезапно. Он стремится преодолеть горный хребет и перерезать железную дорогу... Вот здесь, смотрите, показал лейтенант карту, - идет по долине к ущелью. Батальон получил задачу выдвинуться на рубеж родников Сай и Аксу, захватить перевал и удержать его до подхода главных сил полка. Наша рота будет совершать в колонне главных сил. Взвод лейтенанта Шатрова комбат забирает себе в резерв.
- Ты иди к нему - он ждет, - добавил Анастасьев, обращаясь к Шатрову.
- Что же ты сразу не сказал? Конечно, ждет да еще отругает за то, что здесь около тебя торчу! - сердито сказал Шатров и побежал к штабу.
- Будете двигаться за штабом, - коротко сказал майор Углов Шатрову и опять склонился над картой вместе с Зайнуллиным, что-то замеряя циркулем.
Шатров переставил свой бронетранспортер к штабной машине и стал ждать.
Длинная вереница темных автомобилей стояла вдоль дороги. Сдержанный говор и редкие громкие команды слышались в хвосте: как всегда, что-то не ладилось у хозяйственников.
"Значит, пойдем в горы, - думал Алексей. - Это, пожалуй, лучше, чем в песках барахтаться. Прохладней". И Шатров посмотрел на темную громаду хребта, он лежал вдали, черный и массивный на фоне ночного неба. Тени сровняли отроги, выступы и долины. Горы выглядели крутыми и неприступными. Но Алексей знал - есть там дороги, ущелья, ручьи и даже плоскогорье на самом верху.
Колонна тронулась и, не выдавая себя ни единым лучом света, словно крадучись, поползла к горам.
Шатров стоял на сиденье и, опираясь на бронированный борт, наблюдал за дорогой. Колонна шла быстро. При яркой луне держать такую скорость было нетрудно. Но когда машины влетели в черную тень хребта и понеслись, не сбавляя хода, Алексей невольно залюбовался.
Тяжелые бронетранспортеры мчались уверенно. Они катили, будто скрепленные единым жестким буксиром, - не увеличивая и не сокращая дистанций. Алексей посмотрел на матовое пятнышко, скользившее под днищем впереди идущей машины. Просто и умно придумано: каждый шофер следит за таким световым пятнышком и соблюдает необходимую дистанцию. Лампочку-подсветку с самолета противник не заметит - ее закрывает корпусом машина. А шоферы видят и ориентируются по ней.
Когда колонна останавливалась, Шатров бежал вперед к штабу выяснить, не пришло ли время действовать его взводу. На каждой остановке он узнавал о какой-нибудь новой каверзе "противника". "Южные" прилагали все усилия, чтобы задержать выдвижение "северных" и первыми выйти на перевал. На одной из остановок Алексей услышал, как Кандыбин говорил окружающим его командирам:
- Обнаружив выдвижение соседа справа, "противник" нанес по нему "атомный удар" мощностью двадцать килотонн. Облако взрыва движется в направлении дороги, по которой нам предстоит идти, ветер сто двадцать пять градусов, скорость десять метров в секунду.
Майор Углов и Зайнуллин достали из полевых сумок счетные линейки, таблицы, плексигласовые шаблоны. Каждый самостоятельно, чтобы потом проверить правильность расчетов, принялся за вычисления. Тут ошибаться нельзя - ошибка может стоить жизни всему батальону. Сверив расчеты, майор Углов принял решение:
- Преодолеть след облака в средствах защиты, уровень радиации невысокий.
Зайнуллин отдал необходимые распоряжения по радио. Проверил, все ли приняли команду.
Защищаясь противогазами и накидками, подразделения въезжали в страшный смертоносный след. Он невидим. Ничем не пахнет. Не имеет ни цвета, ни каких-нибудь заметных осадков на поверхности земли. В общем, в нем нет ничего такого, что люди привыкли понимать под словом "след", будь то след жидкости, пыли, ветра или ступни человека. Этот след - невидимый, след смерти.
Колонна приближалась к ущелью. "В узком месте "противник" обязательно устроит какую-нибудь каверзу", - подумал Алексей. И он не ошибся. Ущелье оказалось "зараженным отравляющими веществами". Опять пошли в ход противогазы, накидки. Но "противник" оказался коварным - для того чтобы батальон не проскочил с ходу, а задержался в зараженной зоне, он насыпал с самолета противошинные шипы. На учении автомобильные баллоны, конечно, не лопались. Лучше всяких шипов выводили машины из строя посредники. В действительности еще не известно, проколол бы шип покрышку или нет, а может быть, кое-кто вообще на него не наехал бы. Но посредники действовали безотказно. Они останавливали бронетранспортеры и коротко сообщали:
- Спустил задний скат!
- Вышло из строя переднее колесо!
Водители, проклиная втайне не "противника", а посредников, приступали к исправлению ходовой части. Противогазы и грубые резиновые перчатки на руках мешали работать. Кое-кто, воровато оглядываясь, сбрасывал перчатки и крутил гайки голыми пальцами. Номер этой машины немедленно попадал в блокнот посредника.