В двухэтажной чудо-машине, ощутив под болезненной пятой точкой вновь мягкое приятное кресло, я неожиданно (ну, не совсем, после коньяка) отрубился и проснулся лишь оттого, что Костюня, орал он на пол салона и тряс меня, схватив за грудки:
— Славка, как ты мог?
— В смысле? — тупо уставился на друга я.
— Изверг, скажи мне, что это не так. Что за фатеру ты нам заказал?
Спросонья я недоуменно уставился на него:
— Ну, как договаривались. Трехзвездочный. Отель «Антлантик», — пробурчал я, разлепляя веки и не удержавшись, цитируя строки из любимого отечественного кинофильма.
— Какого х... ?! Это называется «Дон Хуан», — выпалил Костюня и вжал меня в кресло.
Внезапно рядом с нами нарисовался Вася и, широко улыбаясь и тоже цитируя Гайдая, дружественно прояснил:
— Мальчики, возникла маленькая техническая неувязка. Ваш возможный номер оказался продленным на бронирование, потому мы сменили отель. В качестве извинения мы готовы предоставить вам помещение более высокой степени комфортности, но в другом комплексе.
Тут автобус крутануло на поворотах, я снова впечатался неудачно в кресло, боль скрутила меня очередным приступом, а из глаз снова брызнули слезы.
— С вашим спутником все в порядке? Его, вроде бы, Славочка зовут? — озабоченно поинтересовался у Костюни Вася. — Точно все хорошо?
— Да, великолепно вообще. Это он от счастья плачет. Что в «Дон Хуан» приехали, а хоть не в «Дон Педро», — буркнул друг, к которому вернулось природное чувство юмора.
Ч3. Рок-н-ролл этой ночью. я думал, будет хорошо
Еще с обучения в аспирантуре во время отдыха на любом курорте я завел себе одну обязательную традицию — выходить по утрам на балкон и неспеша, сидя в кресле или просто на полу балкона, выпивать чашку кофе. Я навострился приготовлять его втихаря от вездесущих горничных с помощью доставшегося еще от матери советского кипятильника.
Утро в таких курортных странах — это особое время. В воздухе еще не стоит назойливый людской гул, не играет на всю катушку обязательная попсовая музыка, не визжат в бассейнах немцы и финны и не ярит, выбеляя и сливая все в пошловатый открыточный вид, жгучее дневное солнце. В пару тихих утренних часов можно почувствовать истинный дух страны, рассмотреть, как собираются и подтягиваются на работу местные жители.
Как много любопытных сцен я наблюдал в это время. Вот уборщица из нашего отеля подъезжает к нему на роскошном джипе. Уже разговорившись с ней случайно выясняю, что она сама русская, успешно замужем за богатым местным и работает здесь только для того, чтобы иногда поговорить с бывшими соотечественниками на родном языке, который все больше забывает. Вот вроде бы богатый француз, владеющий половиной Сан-Тропе, задумчиво рассматривает собственные дырявые носки, которые я бы уже давно отправил на помойку.
Но, как всегда, не буду отвлекаться.
В общем, в первое утро после приезда, когда окончательно проснулся, я понял, что до заветного балкона элементарно не дойду, и уж тем более можно забыть об обязательном кофе. Весь правый бок свело и скрючило, и я жалобно провыл в сторону уже блаженно курящего на балконе в одних труселях Костюни:
— Слышь, прикури мне сигаретку.
— Угум, ща. Как тебя, — сочувственно покачал головой Костик, вползая в номер и обозревая меня. — Давай разотру, что ль. Хоть чуть-чуть полегчает. И ща балкон пошире открою, хоть свежим теплым воздухом подышишь.
Только потом я узнал, что вот от того самого теплого и влажного воздуха на Майорке, где в горах в восемнадцатых-девятнадцатых веках господствовала малярия, умер от завершающей стадии чахотки Шопен, притащенный сюда Жорж Санд. Но опять же замолкаю.
Я благодарно закивал Костику, объяснил, где в недрах чемодана затерялась мазь, и с трудом, придерживаясь за стенку, со стоном перевернулся на живот.
Пока Костюня растирал меня сильными профессиональными пальцами пианиста — в детстве как все воспитанные еврейские мальчики он усердно посещал музыкальную школу — я кряхтел, охал и матерился, когда он случайно попадал в особо болезненную точку. Зато через полчаса мне полегчало, и я решился дойти до балкона. Держась правой рукой за копчик и отклячив зад, я аккуратно приземлился в пластиковое кресло и, откинувшись на его спинку, облегченно и расслабленно застонал.
— Хорошо-то как. В сказку, считай, попали, — потянулся рядом Костюна, почесал в паху, оттянул резинку на труселях и отпустил ее со звоном о тощий живот.
И тут на нас со всех сторон понеслись аплодисменты. Я даже не сообразил, как вокруг собрался полный аншлаг.
Только сейчас я заметил, что половина обитателей отеля с интересом разглядывает обтянутый трикотажем, по-прежнему бугрящийся пах Костьки (что-что, а этим Костю природа одарила) и с откровенной сочувственной жалостью мою собственную задницу, за которую для смягчения посадки я держался кистью.
— I see, guys, you have had the nice rock-n-roll in the morning, — присвистнул наш англичанин — сосед справа и в восторге вытянул на правой руке большой палец.
— Ноу рок-ролл ин зе морнинг, ви джаст аррайвд анд припеаринг ту зе найт, — ошалело выставился на него Костюня и выразительно изобразил левой рукой стеклянную округлость рюмки, а правой твердое уверенное горлышко бутыли коньяка и движение, когда в рюмку наливают. — Я хорошо в дьюти-фри заправился. Ты бы накапал себе и отоспался за день. А вдруг к вечеру полегчает. Потом я тебе еще разотру, — добавил он и сделал движение, как при массаже поясницы и копчика.
Англичанин справа в глубоком шоке побелел, пара этажом ниже нервно стиснула друг другу ладони, двое мальчишек французов рванули в номер.
— Oh, mein gott. Das ist fantastisch, — выдохнула на немецком еще одна пара снизу.
— Кость, ты как в фильме с жестами бы поаккуратнее, — пробурчал я, снова держась за задницу и отползая в номер. — А то люди не то подумали. И принеси мне яблоко с завтрака.
— Нам бы яблочку куснуть, по...ся и уснуть, — пропел Костюня, натягивая джинсы и закрывая за собой дверь в номер. — Смотри у меня там. В три мы встречаемся насчет экскурсий с Васей, а я с этим пидором один на один не останусь!
Ч 4. Красные плавки
Оставшись в номере в полном одиночестве, я решил лично обозреть условия «боевых действий», а затем немного поспать. На стене над кроватями, целомудренно отгороженными друг от друга тумбочками (как же много матов я сложил, прислушиваясь еще около двух недель к тому, как соседи сверху интенсивно их сдвигают ближе к трем часам ночи), висела картина.
На розовато-фиолетовом фоне был изображен обрубок человеческого тела, больше похожий на ската, распластавшегося в теплых бирюзовых водах Средиземного моря. При этом у обрубка были одновременно и мужское половое достоинство и женская грудь. Его окаймляли скульптура Афродиты, бесчисленные морские гады и затвердевшие, бывшие некогда пристанищем моллюсков, витиеватые розовато-бежевые раковины.
Смысл абстракционистский репродукции от меня безнадежно ускользнул, и я решил не грузить мозги лишней информацией на отдыхе. Тем более что имя автора картины было напечатано снизу какими-то непонятными закорючками.
Глотнув коньяка и заготовив сигарету, я двинул на залитый уже десятичасовым солнцем балкон, чтобы испытать новое фиаско. Как выяснилось, окна нашего с Костюней номера выходили прямиком на восьмиэтажный международный спортивный комплекс. Его обитатели как раз вывалились стройными пионерскими рядами из строения и теперь застыли в ожидании сигнала тренера, благословляющего на погружение в огромный, разлившийся голубой кляксой неправильной формы открытый бассейн.
«Боевая команда. Три зеленых свистка вверх», — некстати вспомнился анекдот из военных сборов. Свист раздался в тот момент, когда я как раз чиркнул зажигалкой. От неожиданности я, как ворона в басне, обронил уже зажженную сигарету на гостиничный стол и впечатал себя в испанскую реальность мгновенно въевшимся в пластик серым пеплом.
Спортсмены, как дети, рванули в бассейн. Один из них, видимо, представил себя самолетом союзников во время Второй мировой войны и зашумел, загудел, расправляя руки-крылья на подлете к фашистскому объекту. Но собственная нога подвела его, поскользнувшись на мокром кафеле неправильной кляксы. Он треснулся позвоночником наотмашь о глубину на уровне колена, скрючился, группируясь, и отполз на четвереньках на сушу, держась за поясницу. Упал на бортик. Одноформенные медсестрички тут же подлетели к нему с уже заготовленными носилками. Потом подобные сцены я наблюдал не раз.
— Еб твою, — не сдержался я, переживая всю его боль и хватаясь за поясницу.
— Does it still hurt? Is it your first boy-friend? Не’s got the huge one, — сочувственно поинтересовался не вылезающий с балкона англичанин. Знаете, иногда говорят, что любопытство сгубило кошку. Так вот, это про жителей туманного Альбиона. Эта падла со своим интересом к общению, как выяснилось позже, умудрялся с высоты шестого этажа базарить по ночам почти со всеми обитателями отеля. График у него был по-советскому стабильный. Самый активный базар начинался по-нашему около полуночи, а затем в пять утра он... громко, с эхом на семь этажей, блевал, набравшись жизненных впечатлений.
— Oh, everything is perfect, служу Советскому Союзу, — сжал зубы я и отполз снова в номер, завалившись спать.
Костюня растряс меня в полтретьего и помог одеться. Мы вместе спустились в холл, где нас уже ждал одетый сегодня во все оттенки голубого Васек. Приземляясь на бежевую кожу дивана в холле, Костюня отодвинулся от него на пионерскую дистанцию в три метра и до кучи водрузил между собой и гидом прихваченный школьно-путешественнический рюкзак. Мы быстро договорились об экскурсиях, передали с рук на руки евро, и тут Вася замер в дверях, впиваясь взглядом в костюнин обтянутый джинсами пах:
— А теперь вы, Константин, должны оставить мне свой номер телефона, — победно выдал он, продолжая взглядом протирать дырку на общеизвестном месте. — Вдруг у вас будут какие-то неприятности.
— А нахуй с пляжа? — не выдержал Костик и рванул к лифту.
Я молча протянул Васе визитку с мобильным и последовал за другом.
— Слав, ну что могут быть за проблемы в европейской цивилизованной стране у двух взрослых состоявшихся мужиков? Мы ж не в Гондурасе, — злобно добавил Костюня, продавливая кнопку в лифте. — А теперь на пляж. Я уже все разузнал, он в пятнадцати минутах ходьбы от отеля. Да и ты погреешься.
Возражать я не стал, тем более, что ко второй половине дня поясницу немного отпустило.
Пляж оказался выше всех похвал. Белый чистый песок, прозрачная вода, спасатели на дежурстве. Костюня быстро расстелил подстилки, и я блаженно развалился на них, ощущая, как все-таки позвоночник захватывают спазмы боли.
— Лежи, болезный, — гоготнул друг и исчез в море.
...Бегущий на фоне наметившегося заката баскетбольного роста негр нарисовался, когда я уже почти разомлел от жары. Мне почему-то бросились в глаза красные плавки на спортивном худощавом теле, а точнее их двадцатитрехсантиметровое содержимое в неэрегированном состоянии, как выражаются медики. Нервно прикурив, я оглядел загорающих рядом со мной. Мужчины провожали негра тоскливыми завистливыми взглядами, зато женщины заметно оживились и щебетали между собой.
— Ты это видел?! — потрясенно выдохнул я, когда Костюня вынырнул на берег и сгреб полотенце, обтираясь от соли, которая проступает обязательной белесой пленкой на теле после купания в любой морской воде уже через пять минут.
— Что «это»? — уточнил друг, пристраиваясь на животе на покрывале.
— Ну, тот огромный негритянский член в красных плавках, — не сдержался я, анализируя мозгом собственный десятилетний опыт половой жизни и пятнадцатилетний просмотра порнороликов, в которых обычно размер не простирался более стандартных шестнадцати-девятнадцати сантиметров.
— Слава, ты мне с этой твоей наметившейся пидорастией заканчивай. Это все от Васька пошло, он виноват, — злобно буркнул Костюня, прикуривая сигарету. — Да и не вижу я тут никакого негра с членом.
— А вот ты посмотри туда, — ткнул я пальцем в горизонт, но представителя африканской нации как будто смыло волной. — Эээ... Кость, ну, я мамой клянусь, он был там.
Ч5. Это вам не Гондурас
После пляжа Костюня доволок меня в отель и стал интенсивно собираться на ужин. Честно говоря, я предпочел бы отоспаться до утра в номере. Но друг был беспощаден — впервые в жизни и он, и я заплатили не только за «b-and—b» (вот здесь не надо думать ничего пошлого — всего лишь — «кровать и завтрак», а не то, что читается), но и взяли так называемый полупансион. Это когда в стоимость проживания входит также вечерняя трапеза.