— Не каждый дурак может учиться в Военной академии. а я ее кончил.
Ценные Указания и Еще Более Ценные Указания (ЦУ и ЕБЦУ)
Авторитетов я никогда не признавал. Для того чтобы я поверил начальнику, он должен доказать свой профессионализм, так же, как и я. Думаю, это — вполне разумно, а в нашей работе особенно. К сожалению, с этим постулатом согласны далеко не все и, в первую очередь, начальники. Об одном из таких, считающих, что с должностью приходят и профессионализм, и авторитет, я и хочу рассказать.
Заместитель начальника штаба сороковой армии полковник Симонов прибыл на эту должность из Союза, где, по слухам, из-за какого-то ЧП его «прокатили» с генеральским званием. Первая наша встреча состоялась, когда он прилетел в Кандагар для того, чтобы «разобраться» с командиром первой роты Серегой Габовым. Драть Серегу было за что. За три месяца его командования в роте случилось несколько серьезных происшествий, повлекших за собой травмы и, даже, гибель подчиненных. Причем все случилось в тот период, пока я, командир второй группы, был в отпуске. Ко всему прочему, сгорела казарма, которую нам, в период моего временного командования, удалось достроить. Но Симонову не повезло. Серега уехал в отпуск, а исполнять обязанности опять пришлось мне, недавно назначенному его заместителем. Мы с офицерами быстренько «закрутили гайки», и жизнь в роте снова потекла без каких-либо ЧП.
С приездом Симонова на самом деле больше всех не повезло мне, ибо ему на ком-то надо было отыграться. Что он и сделал. Но «казнить» меня за проступки ротного, совершенные в период, когда я даже его замом не был, глупо. Симонов думал иначе. Неудачно попытавшись придраться к порядку в роте, полковник решил выявить мародеров. По мнению штабных, в спецназе только такие и служат. Для осуществления замысла он сделал «коварный» ход — спросил у солдат, находящихся в палатке, который час. Боец сказал, что у него нет часов. Надеясь увидеть трофейные «Seiko», полковник повторил вопрос другому солдату и, не удержавшись, задрал ему рукав кителя, думая, что бойцы его обманывают. Но там тоже ничего не оказалось. Тогда медленно и угрожающе он повернулся ко мне. Я понял все и, улыбаясь во весь рот, показал ему «командирские» в золотом корпусе, которые мне подарили сослуживцы на день рождения. После этого Симонов, озверев, водил меня по всему батальону и «драл» за всяческие недостатки, будто бы я комбат. Напоминания о моей должности на него не действовали.
Второй раз мы с ним встретились, когда проявился в полной мере «полководческий талант» полковника Симонова. Мы проводили операцию по захвату укреп-района «Горы Хадигар». Комбат оставил меня на передовом КП руководить действиями наших групп, высадившихся на вершинах ущелья. Сам он уехал непосредственно в укрепрайон, который к этому моменту был уже взят. И тут в эфире возник знакомый голос Симонова, который зачем-то хотел, чтобы группа Лехи Рожкова переместилась на несколько километров южнее по хребту. Причем познания полковника в топографии, как оказалось, были минимальными. Потрясая весь эфир своей «одаренностью», он требовал: «Передайте командиру триста тридцать первой группы, пусть дойдет до названия, повернет направо и пройдет вдоль него четыре километра!».
Если перевести этот бред, то получится, что полковник требовал от Лехи, чтобы он дошел до названия «Горы Хадигар», напечатанного на карте и далее следовал вдоль него.
Не буду говорить, что для указания направления движения и конечного пункта существуют азимуты магнитные, а также полные и сокращенные прямоугольные координаты. Если уж забыл, как их снимать, то можно было воспользоваться для обозначения места методом так называемой «улитки». Названия же на картах разного масштаба написаны в разных местах. Я знал, что этот горе-полководец командует по пятидесятитысячной карте, а Леха работает по «сотке». Не желая восполнять пробелы образования в двух академиях, а также понимая, что, выполняя эту блажь, Лехе придется перебираться через глубокое ущелье, я включил на полную мощность «систему «Дурак». Делая вид, что у меня вдруг пропадает связь, я стал просить повторить указание несколько раз, а потом и вовсе перестал отзываться.
И Леха, и те, кто слышал этот «цирк в эфире», по достоинству оценили его. Оценил его и Симонов. Все представления к наградам и внеочередному воинскому званию на мое имя возвращались назад с его пометкой: «Представляемый уже достаточно отмечен наградами Родины».
Начпрод Лемишко
Десантное великодушие
Перед самым вводом нашего отряда в Афганистан прислали к ним молодого выпускника Вольского училища тыла лейтенанта Сергея Лемишко[8]. Несмотря на свое тыловое образование, парень оказался настоящим боевиком по духу. Оказывается, поступал он первоначально в Рязанское воздушно-десантное, но не прошел медицинскую комиссию. Не хватало веса и роста.
В результате пришлось пойти в тыловое училище. Там Серега плотно занялся спортом и карате, в частности. Но, тем не менее, внешность его была для многих провоцирующей. Маленький, с оттопыренными ушами, вечно улыбающийся. Никто же не знал, что этот парень отжимался от пола по триста раз подряд на кулаках.
В мае 1984 года десантно-штурмовой батальон, с которым мы соседствовали в модуле, уехал на операцию в Панджшер. Осталась только третья рота «тащить» службу. Контроля за офицерами и’прапорщиками особого не было, и они расслаблялись. Однажды я увидел, как двое офицеров-десантов, на хорошей поддаче, пристали к нашему солдату. Это нарушало «статус-кво». У них есть свои солдаты, у нас свои. Об этом и было сказано. Начался «пьяный базар»: «А вот мы тут уже полтора года кровь мешками проливаем, а вы в это время в Союзе тащились!». Солдата я отправил в расположение, а сам попытался им объяснить, что через полгода они будут в Союзе, а я останусь здесь, поэтому это не стоит обсуждать. На шум спора вышли наши ребята из комнаты. Назревал конфликт. Десантники явно стушевались, поскольку нас было больше, и силой с нами вопросы приоритета своего срока исполнения интердолга решить было трудно. В целом дело даже не в численности, но об этом они узнали позже, когда подошел Серега. Увидев его, один из десантников оживился. Серега это тот, кто ему был нужен — маленький, не страшный и на вид щуплый. Десантник навис над Серегой, который поинтересовался в чем дело, и, бия себя кулаком в грудь, начал: «Я здесь уже полтора года, а ты, сука…». Мысль закончить он не успел, поскольку тут же получил хороший крюк в голову. Устояв на ногах, он, удивленный, уставился на Серегу, видимо, прикидывая, правильно ли он понял или ему показалось, что «этот мелкий так сильно двинул». А «этот мелкий» совершенно спокойно пояснил: «Я не сука!». После выяснений, кто прав, а кто виноват (бить их никто не хотел), решили, что пусть идут «один — на один». Ушли в пустую комнату. Один около метр девяносто здоровенный бугай, а второй маленький и щуплый. Разговариваем, прислушиваемся. Тихо. Через пять минут выходят. Оба живые. Разошлись. Серега потом рассказал. Оппонент сделал страшные глаза и спросил: «Ты сколько карате занимался?». Серега ответил, что он такого слова даже не слышал.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал десантник, — а я имею желтый пояс! Ты представляешь, что я с тобой могу сделать?
— Нет, — честно признался Лемишко.
Обиженный десантник поговорил еще минут пять, а потом великодушно сказал, что Серегу он прощает.
Лемишко пожал плечами. Не ему же в морду дали.
О Боже! Опять!
Серега очень любил свою жену и упорно не хотел ей изменять, хоть и было с кем. Но молодой мужской организм брал свое, и Серегу по ночам мучили эротические сны, заканчивавшиеся поллюцией. Все как в анекдоте: «Тук, тук! Откройте, поллюция!».
Серега просыпался и жутко матерился из-за необходимости менять белье. Боролся с этим явлением он путем усиленных физических нагрузок. Постоянно бегал, отжимался от пола, качал пресс и т. д. Но неизменно ночью раздавалось знакомое: «Тук, тук!..».
Будучи боевиком по духу, Серега частенько напрашивался на войну с какой-нибудь группой. При этом брал обязательно пулемет ПКМ и полторы тысячи патронов в лентах. Когда в первый раз он умудрился сложить это в РД-54, а затем поднять, у ранца стали отрываться лямки. Пришлось их усиливать. В двадцатых числах июня 1984 года наш отряд загнали вместе с пехотой на операцию в «зеленку». Лемиха напросился с третьей ротой. Ей предстояло зачистить пригород Кандагара Карз — духовскую вотчину.
В село вошли в составе группы. Продвинулись к его центру, уничтожив бесшумно несколько постов, но все равно их засекли и начали гонять. Группа стала отходить в исходный пункт, а на прикрытие выделила пулеметчика и Серегу. Увлекшись «драпом», они забыли про свое прикрытие. Когда обеспечение поняло, что их, по сути, бросили, стали отходить, прикрывая друг друга. Получалось хорошо. Но духов собиралось все больше и больше. В конце концов, их преследовало около ста человек.
Когда до околицы оставалось метров сто-сто пятьдесят, на дороге показалась «шайтан-арба», имеющая кодовое военное наименование «Шилка».
Это было спасение. Парни выскочили на дорогу и рванули, что было мочи, по прямой. Но и духи решили их не отпускать. Наличие «Шилки» их почему-то не смутило. А зря. Погудев своими приводами, «шайтан-арба» плюнула в толпу духов сгусток огня и стали калибра 23 мм. Но, видимо, насолили душманам изрядно, поэтому и этот аргумент не возымел своего действия. Духи, несмотря на трупы в своих рядах, продолжали преследование.
Пришлось повторить эту процедуру еще несколько раз. Только когда в рядах наступавших остались единицы, преследование прекратилось.
Спасшиеся пулеметчики пришли к своим.
Лемиха обматерил командира группы и пошел спать под БМГ1. Несмотря на жесткую землю без какой-то подстилки, уснул сразу. Сказалось эмоциональное напряжение и физическая усталость. Однако, несмотря на это, через пару часов во сне раздался знакомый стук и голос: «Откройте, поллюция!». Окрестности Кандагара огласил вопль: «О Боже! Опять!».
В каждом деле главное — не перестараться
Парень Особо Ценный
«В каждом деле главное — не перестараться», говаривал бравый солдат Швейк. Слова эти надо высечь на мраморных досках и развесить на видных местах всех учебных заведений системы военного образования. Поскольку это не сделано до сих пор, многочисленные кузницы кадров Вооруженных Сил России, как и в советские времена, периодически выковывают индивидуумы, о которых говорят: «Заставь дурака Богу молиться»… Далее известно.
Одним из таких «замечательных людей» был выпускник факультета специальной разведки Рязанского Воздушно-десантного училища 1984 года «красный дипломник» Вова Сабодин. Известная курсантская поговорка, что лучше иметь синий диплом и красную морду, чем наоборот, к Вове не относилась. Парень он был крепкий и на редкость энергичный. Но, видимо, поговорка о соотношении цветов диплома и лица его владельца небезосновательна, поскольку, все-таки, наверное, заучившись, головой Володя малость повредился. Из-за этого, при его энергичности и целеустремленности, он попадал в особый и самый страшный разряд дураков — дурак с инициативой.
Летом восемьдесят пятого года Вова прибыл в Кандагарский отряд специального назначения, попав на вакантную должность в третью роту. И, как это обычно бывает с этой категорией людей, начал совершать глупости и ошибки одну за другой, обвиняя, однако, в них кого угодно, кроме себя самого.
Совершая свой первый выход с группой, он сначала, чтобы достичь назначенной высоты для организации засады, заставил всю группу бежать. Из-за произведенного шума о скрытности и речи быть не могло, но дуракам везет. Когда группа уже одолела половину подъема, к горе подошли духи и начали карабкаться наверх, не заметив разведчиков. Очевидно, это была группа проводки каравана. Вместо того, чтобы уничтожить их, Вова решил сначала достичь вершины, но не учел, что, в отличие от разведчиков, моджахеды поднимались налегке и знали более легкий путь, поскольку поднимались на эту гору неоднократно. В итоге духи достигли вершины раньше спецназовцев и встретили их огнем, когда те, наконец, вылезли наверх. Вместо того, чтобы закрепиться, а уж потом постепенно отходить на более выгодные позиции, Вова дал приказ разведчикам отходить, бросив рюкзаки с боеприпасами. К счастью, приказ выполнили лишь «молодые».
Гора, о которой идет речь, имела несколько вершин. Когда группа Сабодина вышла на ближайшую, духи, увлеченные боем и поддавшиеся азарту, еще продолжали ее преследовать. Вместо того, чтобы, встретив огнем, их уничтожить, Вова сказал сержанту, командовавшему отделением гранатометчиков: «Подрывай АГС! Уходим!». Сержант, сумевший сразу поставить диагноз командиру, попросту послал его, взвалил гранатомет на спину и побежал на следующую вершину. Духи, в конце концов, отстали и ушли. Разведчиков эвакуировали, но после этого случая «на войну» с Вовой бойцы третьей роты ходить отказались.
К моему возвращению из отпуска это «счастье» перевели в нашу роту. Находясь в Союзе, я не имел возможности ознакомиться со всем вышеописанным и узнал, когда было уже поздно. Вова стал моим подчиненным. Поначалу я пытался общаться с ним, как с нормальным. Но натолкнувшись пару раз на безумно вытаращенные глаза и на фразу: «Чего ты меня учишь? Я закончил то же училище, что и ты, только с красным дипломом», я понял, что это «не лечится» и начал попросту «драть» его за совершенные проступки. Во избежание жертв я проинструктировал его сержантов, чтобы в случае чего принимали командование на себя. Да и вообще, старался реже отправлять его на войну. Но всего не учтешь. К тому же началась осень, а вместе с ней эпидемии, скосившие сразу часть бойцов и офицеров. К сожалению, этого дурака не брала никакая зараза. Поэтому на боевые выходы его приходилось отпускать.
Надо сказать, что после того случая на горе Сабо-дина здорово перемкнуло и он настроился на результат, заявив: «Я теперь знаю, где ходят духи, и теперь им конец». В батальоне все давно уверились, что Сабо-дин — это диагноз, и не спорили с ним. За ним закрепилась кличка «Вовка-ПОЦ», что означало «Парень Особо Ценный». Однако с момента его перевода к нам в роту меня не оставляло ощущение, что что-то должно произойти. Когда что-нибудь долго ждешь, оно неизбежно случается.
Когда пленные не могут идти
Наша рота заступила в наряд по батальону. Я, как исполнявший обязанности ее командира, — дежурным по части. Сабодин же со своими бойцами был назначен в дежурную досмотровую группу. Эта группа должна была, совершая на «вертушках» облеты районов нашей зоны ответственности, предотвратить движение мятежников и их транспорта в светлое время суток, а также вести разведку новых караванных маршрутов моджахедов.
Досмотровые группы летали и рано утром, и днем, и поздно вечером, пока еще не стемнело, и давали порой неплохие результаты. Поэтому Сабодин, получив в штабе маршрут облета, проходящий вдоль границы с Пакистаном, настроился очень серьезно. Место этобыло «хлебное», но вылетали они, по моему разумению, поздновато. К десяти утра духи должны были сидеть в кишлаках и пить чай. Я совершенно забыл об особой удаче, сопутствующей дуракам, поэтому про досмотровую группу и думать забыл. Тем более, что в батальон прибыл Член Военного Совета Армии. Во избежание лишних проблем надо было не прозевать его прибытие в расположение отряда и доложить, что у нас все хорошо и нам от него ничего не надо. Член прибыл в окружении свиты и командования батальона и, как истинный язычник, отправился поклониться идолу вождя в палатку, называемую ленкомнатой. Как проходил обряд, я не видел, да и не горел желанием увидеть.
Солнце было в зените, и полуденная жара не инициировала служебного рвения. Посмотрев затуманивающимся оком на изнывающие под «грибками» фигуры дневальных, я, потянувшись, широко зевнул. И тут увидел Сабодина, вид которого на какое-то время меня так и оставил с раскрытым ртом. Примерно такое же идиотски-решительное лицо было у Олега Кошевого в известном фильме перед тем, как его фашисты сбросили в шахту. Памятуя о присутствии Члена в батальоне, я решил предотвратить несчастье и кинулся ему наперерез. Но с таким же успехом Анна Каренина могла остановить паровоз, засунув под его колеса голову.