- Точно. О, мистер Мейсен.
Мы одновременно шагнули в широкий лифт, он нажал кнопку 22 этажа и ввел код.
- Но, если первую машину постоянно ставить в конец, рано или поздно последнюю подопрет стена. И что дальше?
- Новый месяц.
- Ты шутишь? Ты рассчитал, на какое расстояние друг от друга нужно ставить автомобили, чтобы в каждый последний день месяца крайняя из тачек оказывалась точно у стены?
- В феврале мне не приходится перелазить через пассажирское сидение.
- Ты к психологу ходишь?
- Не о том волнуешься, Изабелла.
Гладкие створки лифта медленно разошлись в стороны. Его квартира занимала целый этаж. Было слишком темно… но он не стал включать свет, просто уверенно двинулся вперед. Я сделала несколько шагов и замерла, упустив его из вида. Что будет дальше? Секс? И потом… всё? Створки лифта закрылись. Так темно.
- Мистер Мейсен?
- Лифт не поедет вниз, если не ввести код.
- Я не планирую побег.
- Ты хочешь умереть?
- Разве у меня есть выбор?
- Нет. Собственно, как и воли. Он внезапно зажег свет, и я на мгновение зажмурилась. Обстановка была… современной. Дорогой, немного минималистской и выполненной в холодных темных тонах. Любопытно, что все стены не соприкасались с потолком, между ними была щель в несколько сантиметров. Очень странно. Может, он боится закрытых пространств. Клаустрофобия? Моё внимание привлекла огромная картина, занимающая почти всю боковую стену – корабль попал в шторм, выполнена грубыми крупными мазками, краски то ли выцвели, то ли задумывались бледными. Картина внушала страх. Паника. Стихия. Сила. Боль.
Мейсен расслаблено откинулся на длинный кожаный диван, стоял тот спинкой к лифту и лицом к широкому витражному окну – стекло рельефное и цветное… хаос, брызги и волны, тот же шторм, что и на картине.
Я видела его затылок… но, конечно, я не могла его ударить или что-то типа того. Даже если бы у меня в руках был заряженный пистолет, не думаю, что я бы чувствовала себя способной победить.
- Иди сюда.
Я осторожно обошла диван и встала перед ним.
- Снимай все украшения.
Я вынула сережки из ушей, сняла цепочку и три кольца.
Зачем? Не похоже, что он нуждается в деньгах.
- Теперь брось в аквариум.
Справа, напротив картины, на блестящей черной тумбе стоял причудливой формы гигантский аквариум. Наполненный водой, но без рыб. Я подошла ближе… и дрогнула. Все дно застилали женские драгоценности. Неравномерно. Где-то их уровень доходил почти до середины, где-то едва скрывал стеклянное дно. Здесь было всё. Кольца, клипсы, серьги, браслеты, часы, цепочки, кулоны, броши…
И теперь я ощутила мощный приступ паники. Жутко.
- Ненавижу побрякушки. Бросай.
Я старалась сделать это твердой рукой. Практически удалось. Серьги опускались на дно мучительно медленно, качаясь из стороны в сторону… если отвернусь, то уже не смогу рассмотреть свои вещи среди сотен – или тысяч – чужих.
- Отдай мне свой телефон.
Из кармана пиджака я вытащила плоский кусок черного пластика. Прощай, мой Блэкберри. Мейсен отключил телефон и бросил рядом с собой на диван.
- Теперь спать. Прямо по коридору, вторая дверь направо.
- Что со мной будет?
- С тобой будет сон. Иди. – Он поднял на меня свои серо-зеленые глаза, и я поспешила ко второй двери справа, прямо по коридору.
- Спокойной ночи, мистер Мейсен.
- Действительно спокойной. Сегодня я не приду.
Мой правый каблук сфальшивил, звук получился мерзким.
Дверь оказалась широкой, матово-черной и абсолютно гладкой. Внутри – ничего особенного. Разве что, гигантское окно. О, и длинный черный шкаф, расписанный мелкими красными надписями… не удивлюсь, если на всех языках мира. Черные воды залива блестели в лунном свете. Совсем скоро луна поменяется местами с солнцем.
Я не стала снимать ни свой короткий пиджак, ни юбку, только скинула туфли. Я не стала разбирать постель, легла поверх черного плотного покрывала, поперек кровати. И провалилась. Последнее, что увидела, глядя вверх, как Мейсен потушил свет в гостиной – в этой комнате стены также не соприкасались с потолком.
Проснулась от жажды. Еще не рассвело.
Я сразу поняла, где нахожусь и что это был не сон. Нет, спутать невозможно.
Ужасно хотелось пить… вокруг звенящая, давящая на уши тишина.
Осторожно выглянула за дверь. Коридор плавно вытекает в полукруглую, совершенно открытую кухню. Я даже вижу холодильник… и начинаю идти в его направлении прежде, чем отдаю команду телу. Холодильник тоже черный и тоже расписан, но белой краской, одностворчатый и нестандартно широкий. Кухня выглядит так, будто ею никогда не пользовались. Не могу разобрать цвет мебели – света недостаточно. Но это не черный, а синий, возможно. Открываю холодильник… Вау. Да это бар, а не холодильник. Водка, водка, водка… Виски, текила, абсент… Еды нет вообще. О. Молоко? Да вы полоны сюрпризов, мистер Мейсен. Беру высокий стеклянный стакан, до краев наполненный молоком. Убьет ли он меня за это? Закрываю холодильник.
- Это моё молоко.
Следующим звуком становится звон – нет больше стакана.
Холодное белое молоко на холодном черном кафеле – очень сочетается с расцветкой холодильника.
- Здесь, блядь, всё твоё. – Стою спиной, и поворачиваться очень не хочется.
Не слышу, но знаю, что он приближается. Разворачивает меня и за шею твердой рукой прижимает к дверце холодильника. Стопы скользят по разлитому молоку. Грёбаный Боже, его глаза светятся. Дуло гладит губы. Нечем дышать.
- Я сказал, следить за языком. Теперь открой рот.
Глава 2. Временно.
Если бы его рука крепко не сжимала моё горло – моё сердце уже бы плавало в луже молока. Это и есть конец? Его глаза светились… чем-то. И это нечто не было яростью или гневом, или презрением, или омерзением… оно вообще не было отрицательным, оно было никаким. И это охренительно меня пугало. Неужели, он убьет меня и при этом ничего не испытает? Конечно, я не рассчитывала на скорбь или муки совести… но хоть что-то он должен почувствовать? Или нет? Грёбаный Боже!!!
- Слышишь меня? Открой рот. – Зашептал он на ухо голосом любовника.
Мой убийца подождал несколько секунд исполнения такого, казалось бы, простого приказа, но так и не дождался. Склонил голову набок и улыбнулся. Резко, сжимая шею, оторвал мою голову от дверцы холодильника, чтобы развернуть лицом к ней же. Щека и обе ладони прижались к прохладному материалу. Он освободил мою шею, и теперь на коже пульсировал полный отпечаток его ладони. Я точно чувствовала, где был его большой палец и все остальные. Теперь он не прикасался ко мне, но это не приносило облегчения.
Одной рукой он резко дернул язычок молнии, потом ловко расстегнул большую пуговицу. Юбка ухнула вниз. Его бледная ладонь легла на поверхность дверцы, прямо на уровне моих глаз. Мой нос и его большой палец смотрели друг на друга в упор. В правой руке он, должно быть, сжимал пистолет, левая – прямо передо мной. Стриптиз окончен? Но на мне всё еще остались тонкие черные колготки…
По-змеиному дуло заскользило по правой ноге… от местечка под коленкой до ягодицы… так медленно. Затем левее… Нет! Нет-нет-нет. Ствол уверенно скользнул между ног, крышка ствола прижалась к промежности, дуло уперлось в дверцу… он поднял руку выше, и мне пришлось встать на цыпочки… еще чуть-чуть и кисть, сжимающая пистолет, оторвет меня от земли. Ноги задрожали от напряжения.
И он спустил курок.
И я узнала, что глушителя не было.
И дверца холодильника вздрогнула.
И внутренности холодильника вскрикнули звоном.
И наверняка закровоточили спиртом…
Мое сердце билось в сотню раз быстрее протекающих мимо секунд. Он убил холодильник. Но не меня.
Однако оказалось, что я рано возрадовалась… это когда-нибудь уже закончится?
Ствол ожил, и теперь жесткое дуло прижалось прямо к центру промежности.
Все тем же голосом любовника Мейсен зашептал, губами задевая ухо:
- Так ты откроешь рот?
Я разглядывала вставшие дыбом волоски чуть выше его запястья… ох, все-таки что-то чувствует, равнодушная сволочь. Быть может, горюет по истраченной водке… или что он там подстрелил.
Дуло стало совершенно бесстыдно настойчиво… если бы на мне не было трусов и колготок… слава Богу, хотя бы они оказались в нужный момент и в нужное время на месте.
- Да! Да, я открою.
Его ладонь оторвалась от поверхности дверцы и снова схватила меня за горло… и развернула, затылок слегка ударился о труп холодильника. Опять я встретилась с ним взглядом… опять дуло недвусмысленно дернулось. И я поспешила открыть рот.
Подонок, он улыбался мне. Сука!!! Нет, я всё понимаю – он должен меня убить… но, блядь, гуманней это сделать неужели нельзя? Чертовски унизительно.
Наконец он засунул это проклятое дуло в мой рот. Никогда бы не подумала, что смогу испытать облегчение по такому дерьмовому поводу. Но вот она я, вот повод и вот моё облегчение.
И без предупреждения он снова спустил курок.
И какая-то моя часть действительно умерла.
И только сейчас я поняла, что до сих пор стояла на цыпочках – пятки шлёпнулись в лужу молока.
- Терпеть не могу грязь и всегда устраняю источник. Следи за своим ртом.
Он убрал от меня руки и пошел прочь. Черт возьми, надеюсь, он держал курс прямиком туда, куда я мысленно его посылала. Я склонилась и, уперев ладони в колени, попыталась проглотить своё сердце… и с надцатой попытки мне удалось.
Холостой мне в рот, как же хочется пить!
Я зажмурилась, а когда открыла глаза… увидела черную кошку. Она осторожно обошла лужу молока, боясь намочить лапы, встала с краю и нерешительно лизнула гладкую белую поверхность разлитой жидкости. Её маленький розовый язык был все еще на свободе и был напряжен, кошка подняла на меня свои глаза. Боже, и они были точно такого же цвета, как его.
- Вот ты где… - Я поскользнулась и едва не упала, но смогла зацепиться за край столешницы. Мейсен не обратил на это никакого внимания. О, и на нем не было ничего, кроме темных пижамных штанов. О… – Идем за мной, Смерть. – Иисусе, он зовет кошку смертью. И она, в самом деле, идет за ним… во всех смыслах.
- Мне можно попить? Эм… Мистер Мейсен.
- Что будешь делать, если я скажу «нет»? - У него такая бледная грудь… и такая низкая резинка у штанов… и темная полоска волос… Блядь, я саму себя разочаровываю.
- Скажу, что хочу в туалет, а сама попью из-под крана.
Он ухмыльнулся.
- Можешь выпить… аккуратнее с похмельем, завтрак будет рано.
- Хорошо, мистер Мейсен.
Он опустил глаза на кошку, сидящую у его босой стопы, развернулся и ушел. Она незамедлительно последовала за ним. Мерзавка. Я оторвала от нее взгляд и увидела его удаляющуюся спину… хаотично расписанную… много-много черных тонких надписей… вдоль и поперек, наискось, по кругу, зигзагом… не знаю, была ли это одна и та же фраза, записанная на разных языках мира, или каждая несла свой смысл. Может, шкаф и холодильник расписаны точно так же, а может, иначе… мне, в общем-то, по барабану. До тех пор пока он не вздумает расписать меня.
Я распахнула холодильник и взяла первую попавшуюся бутылку в руки. На средней полке поблескивали влажные осколки, ужасно пахнуло алкоголем… спирт потек на пол, вливаясь в лужу с молоком… я поспешила захлопнуть дверцу. Забралась на широкую гранитную столешницу и сорвала пробку. Первые два глотка пошли хорошо… согревая, расслабляя мышцы… третий и четвертый пришлось сплюнуть прямо на пол. Реанимировалась на пятом… практически дотянула до девятого. И уснула… свернувшись калачиком на холодном граните. Удивительно, но это не было плохо. По крайней мере, до тех пор, пока не наступило утро.
Я чувствовала сквозь сон запах одеколона… дорогого, как мне показалось. Потянула носом воздух и замерла, просыпаясь. Пары одеколона задержались в легких… он где-то тут, где-то рядом.
- Открывай глаза. Я знаю, что ты не спишь. – Конечно, я подчинилась.
В свете дня все было иным… не таким абстрактным, как казалось ночью. Мебель кухни насыщенного темно-синего цвета, гранитные столешницы темно-серые с разноцветными вкраплениями, стулья кожаные, черно-белый холодильник с огнестрельным ранением, крупная глянцевая плитка на полу… с которого, к слову, исчезла лужа… и моя юбка. Бутылка водки, которую я предусмотрительно оставила возле себя, также бесследно пропала. Прилетала фея чистоты? Я рассмеялась, воображая, как она хлопочет, в то время как я сплю в перепачканных молоком колготках и коротком пиджаке на столешнице под кухонными шкафчиками в квартире убийцы, который стреляет в свой собственный холодильник и зовет кошку Смертью… Господи, да я всё еще навеселе. Проклятая русская водка… Я засмеялась звонче, откидывая голову назад.
- Что смешного? – Я увидела его вверх тормашками и чуть не свалилась.
- Я пьяна. – Пришлось сесть, и его ноги, как полагается, оказались снизу, а голова – сверху. Так-то лучше. Он был босиком, но в белоснежной хрустящей рубашке и брюках.
- Алкоголичка.
- Убийца.
Он пристально посмотрел на меня, а потом грубо за руку сдернул со стола, мне удалось приземлиться на ноги.
- Иди умойся. – Он мотнул головой в сторону коридора.
И я нетвердой походкой удалилась на поиски ванной комнаты… пройти мимо нее мне бы ни за что не удалось – дверь была совершенно прозрачной, а прямо напротив нее душевая кабина без створок. «Чертов убийца извращенец!» - возмутилась маленькая, и должно быть разумная, моя часть; «Почему я не проснулась раньше и не застала его водные процедуры?!» - пищала неудовлетворенная, да к тому же поддатая половина.
Я сняла пиджак вместе с колготками и бросила на пол около раковины. На мне все еще оставались трусы и белая майка… принимать душ я не планировала. Пошел, к черту, мерзавец.
Большое зеркало в форме идеального круга меня не впечатлило – случалось, что я выглядела хуже… намного. Живописно растрепанная, помятая, лохматая… тушь размазана по всей роже… зато живая. Всё еще.
Я опустилась на корточки и достала резинку из кармана пиджака, чтобы убрать волосы в высокий хвост, затем тщательно умылась с мылом. И, немного подумав, мстительно почистила зубы его зубной щеткой.
В коридоре мерзавца не было… и в гостиной тоже. Я подошла к аквариуму, настойчиво пытаясь разглядеть свои побрякушки… хотя бы кольца – но тщетно.
- Тоскуешь по обручальному колечку? – Я дернулась.
- Откуда ты знаешь?
- Почему ты в трусах в моей гостиной?
- Потому что фея чистоты забрала мою юбку! – Я засмеялась. Боже, эта водка…
- В спальне тебя ждут джинсы. Быстрее. – Он развалился на диване и уставился в витражное окно.
Я почти дошла до коридора, когда он безразлично спросил:
- Брюнет, футболист из твоего телефона – с ним обручена?
- Ты копался… он… - Я задохнулась. Джейк повесился в моей ванной два года назад, когда его не взяли в высшую лигу. Для него футбол значил больше, чем я. – Я ни с кем не обручена.