А она никак не могла стряхнуть с себя облако этого оцепенения.
— Ты слышишь меня? — беззвучно. — Ты сдохнешь...
Сантиметр, застывший между ними. Господи. Это же Малфой.
И от этого осознания по спине промчал неровный строй мурашек. И прежде, чем Гермиона осознала, что делает, они приподняла голову, приближаясь к его губам. Заставив его замереть. Это была не она. Его запах делал это с ней.
Малфой снова тряхнул её за плечи, легонько. Словно догадался, что она собирается сделать.
— Не смей, — ещё тише, чем предыдущее. А взгляд потерян, как и её собственный. Почти испуган.
— Ладно.
Чувство режущего дежавю исчезло. Все мысли в голове сжались в одну твёрдую точку, когда Гермиона снова слегка приподнялась.
Когда она едва тронула губы Малфоя своими. Когда — и это было самое страшное — он не пошевелился. Только окаменел ещё сильнее. А его губы, кажется, в одно мгновение стали ледяными и обжигающими одновременно.
Мерлин, Гермиона... Это конец, наверное. Потому что от ощущения тёплого дыхания на своей щеке и чужого неподвижного рта на своём собственном у неё едва не подогнулись ноги. Тихий млеющий выдох, граничащий со стоном, вырвался из груди, она просто не успела его сдержать.
Хватило одной секунды. Одного удара сердца, чтобы руки его тут же сжались ещё сильнее, будто он собирался оттолкнуть её. Конечно, он оттолкнёт её. Он даже не закрыл глаз. Смотрел на неё в немом недоумении и не двигался.
А она смотрела на него, чувствуя, как ледяной взгляд считывает из её глаз эти умоляющие непроизнесённые интонации — не отталкивай, не сейчас, пожалуйста — и не двигался. Словно... позволяя?
Гермиона пообещала себе умереть после этого. Сразу же. И, опуская ресницы, медленно приоткрыла рот и осторожно потерлась им о его плотно сжатые губы. Не соображая, слыша лишь, как грохочет в ушах собственное сердце.
Это ничего не значило. Ничего.
Это было прекрасно.
Легкое и самое горячее прикосновение в её жизни, которое послало ток по всему телу, переворачивая внутренности. Она целовалась и прежде, конечно. Виктор дважды целовал её, глубоко и мокро. Тогда она думала только о том, насколько долго он собирается терзать её рот и в какой разрез это идёт с поддержанием гигиены и уровня кислотного баланса во рту.
А сейчас... Мысли не было ни одной.
Она замерла, когда он осторожно выдохнул. Когда вдруг его рот приоткрылся, и горячий язык Малфоя скользнул по её нижней губе — в голове будто разорвалось целое море петард.
К собственному ужасу из груди снова вырвался этот стон. И внезапно Гермиона так сильно ощутила, что он касается её только губами и руками. Непроизвольно прогнулась в спине, словно пытаясь почувствовать его грудную клетку. Его живот. Она так хотела ощутить ближе. Поцеловать так, как она видела, целовала Малфоя Пэнси. Глубоко, зарывшись пальцами в его мягкие волосы, прикосновение которых она ощущала на своём лбу.
Жёсткие руки спустились по её плечам и замерли чуть выше локтя, сжимаясь сильнее, не позволяя придвинуться.
Это длилось всего одну секунду. А затем он остановился. Отстраняя лицо и вперив в неё свой серый дикий взгляд. Гермиона открыла глаза, всматриваясь в него. Чувствуя, ощущая всем своим существом грань, на которой он балансировал. Он сейчас оттолкнёт её.
Сейчас.
И это будет правильно.
Вот оно. Сопротивление. Сжимающиеся челюсти.
— Сука, — прорычал он в её губы. Громкий хриплый голос. Она ощутила, как в рот толкнулся его выдох. — Твои дружки даже не научили тебя целоваться.
Он оттолкнул её, отпуская плечи, отчего она ударилась спиной о стену, глядя на него своими огромными глазами.
Что он?..
— В постели ты такая же? Скучная и деревянная, — он оскалился, делая шаг назад.
Гермиона не двигалась, ощущая, как наливаются огнём губы. Нижняя всё ещё влажная от невесомого касания его языка.
Малфой смотрел, будто она упала в его глазах ещё ниже. Ниже, чем то дно, на котором она уже валялась на данный момент. Поднёс руку и вытер рот рукавом, брезгливо морщась.
Отвернулся и сплюнул.
— Я не знаю, кто из них тебя трахает, Уизли или Поттер, — произнес он, делая шаг в темноту коридора, — но я даже сочувствую этому неудачнику. Я бы на их месте... выбрал кого-то попривлекательнее. В ком сексуальности хоть немного больше, чем у полки для книг.
Она приоткрыла рот, глядя, как он уходит. Ощущая его вкус.
Впервые в жизни не находя слов. Ни одного словечка, чтобы бросить ему вдогонку.
А он летел по коридору, считая удары своего сердца.
Поворот. Поворот. Ещё поворот. Грёбаный бесконечный Хогвартс. Только на тридцать четвёртом ударе он позволил себе остановиться, сжимая кулаки. Она не шла за ним. Наверное, так и стояла у стены.
Вкус её губ заставил закрыть глаза. Он поднёс руку ко рту, проводя по нему пальцами.
Он поцеловал её.
— Блять, — прохрипел и, не сдержавшись, ударил кулаком о каменную стену.
Это ощущение невесомого скольжения... Она потянулась к нему. Она.
Напряжённый член натягивал брюки так, что чувствовалась боль. Чёрт. У него стоит от недопоцелуя. От вида её огромных глаз. Её растрепанных волос.
Херова грязнокровка. Как она допустила это?
Как она могла допустить ЭТО?
— Блять... — он снова начал судорожно вытирать губы рукой, зная, что на них всё ещё сохранился её вкус.
Вкус мяты и корицы. Наверное, она добавляла её в чай.
Он ненавидел корицу.
Он ненавидел её.
Ненавидел всем тем, что жило в его душе. Всем, чем он был. Всем своим существом.
И клял Салазара за то, что сердце грохочет в глотке, а губы ощущают её рот. И он снова принялся их яростно тереть.
Никогда больше.
Никогда. Больше.
* * *
Когда он бровью не повёл, столкнувшись с ней в коридоре, Гермиона не поверила сама себе.
Всё случилось как-то спонтанно. Она мчалась на трансфигурацию, а Малфой выходил из-за угла. Это была крайне нежелательная встреча. И крайне... внезапная. Она просто уткнулась носом в его зелёно-серебряный галстук. И не успела глаз открыть, когда поняла, что это он. По запаху, слегка перебитому мягким одеколоном.
Она что-то пискнула, а Драко просто отпихнул её в сторону одним резким движением и прошёл мимо. Гермиона пришла в себя и взглянула ему вслед, когда он уже был на добрых метров двадцать от неё. Это ещё что? Он ни слова не сказал? Не обозвал её растяпой, неуклюжей, грязнокровкой...
Он просто отодвинул её в сторону.
Это не то приветствие, которого она ожидала после произошедшего вчера. Она предвидела злость, раздражение... хотя бы что-то. Она думала, что они пересекутся в гостиной с самого утра и перегрызут друг другу глотки. Она думала, что он хотя бы что-то... как-то... А его в гостиной не было. И это страшно испортило Гермионе настроение, потому что...
В голове метались заранее заготовленные фразы. Их было много, так много!
Она хотела ткнуть пальцем в его наглое лицо и сказать, совершенно спокойно, с достоинством: «Ты гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Вчерашний поцелуй — это худшее, что я ощущала за всю свою жизнь! Лучше бы я проглотила чёртову змею, чем ощутила твоё тело рядом с собой». Вот так.
И никак иначе.
Спокойно и с достоинством.
Несмотря на то, что внутри эти слова гремели воплями, разрывая барабанные перепонки.
А он. Молча. Отодвинул её в сторону.
«Кто из них тебя трахает...»
«Скучная и деревянная...»
«Полка для книг...»
Кулаки сжались сами собой.
— Да пошёл ты к чёрту, ублюдок! — крикнула она и вздрогнула оттого, каким громким было эхо, доносящее эти слова до его ушей.
С тихим ужасом она наблюдала, как он останавливается. Оборачивается. Не видит его глаз, но угадывает это вечное безразличное выражение лица.
— Великое дело, грязнокровая сука. Бросать слова в спину. — Ироничный голос звучал очень тихо, но она слышала каждое слово. Знала, что занятие по трансфигурации уже началось. Но ноги будто приросли к полу. В голове зазвенел тревожный колокольчик.
— Я могу говорить тебе это в лицо вечно! Поверь, мне есть, что сказать! — её голос был странно высоким. И, кажется, его это забавило.
Он не верил? Да пожалуйста!
Да, чёрт возьми, пожалуйста!
Она сорвалась с места и уверенным шагом направилась к нему, а стук собственных туфель отдавался в голове ритмичным маршем:
«Ты, гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл!»
Чем ближе она становилась, тем кривее ухмылка растягивала его губы. Он действительно не верил! Она сжала зубы, чувствуя, как внутри все подбирается от злости.
«Гадкий, отвратительный, мерзкий козёл! Гадкий, отвратительный!.. Гадкий!»
Он был уже достаточно близко, и шаги её стали мельче и тише.
«Гадкий...».
Она остановилась и уставилась в его лицо.
— Гад, — выдавила из себя, замечая, как его брови приподнимаются.
Снова. Он смеется над ней.
Серые глаза смотрели с пренебрежением, от которого хотелось рвать на себе волосы.
— Всё? — поинтересовался он, складывая руки на груди.
— Ты... гадкий и отвратительный. Мерзкий козёл. — Гермиона моргнула. Покусала губу. Все равно это было не так впечатляюще, как звучало внутри. Она набрала в лёгкие побольше воздуха. — И, между прочим, я бы лучше проглотила... змею. Чем ещё раз поцеловала теб...
Она захлопнула рот, потому что его лицо внезапно оказалось в опасной близости. От былой насмешки не осталось и следа.
Губы Малфоя сжались.
— Ничего не было.
Гермиона едва сдержала истерический смешок, делая шаг назад.
— Ну да, Малфой. Как же.
— Послушай сюда, дура-Грейнджер, — он быстрым движением облизал губы, и Гермиона приложила все свои моральные силы, чтобы не проследить это движение взглядом. Вспомнила его вкус и к собственному ужасу ощутила тянущее чувство внизу живота. Мерлинова борода...
Она никогда больше не позволит ему поцеловать себя. Никогда.
— То, что ты полезла ко мне вчера, ничего не значит.
— Я полезла?! — Гермиона вновь ощутила спасительную волну злости, задирая подбородок. — Ты прижал меня к стене!
— Захлопни свой грёбаный грязнокровный рот, — глухо прорычал он, резко поворачивая голову вправо и глядя на пробегающих за поворот двух пуффендуйцев. Когда в коридоре снова повисла тишина, он опустил на неё презрительный взгляд. — Ещё не хватало, чтобы этот тошнотворный слушок промчался по Хогвартсу. Клянусь, Грейнджер, если ты поделишься с кем-то этой нелепостью, я убью тебя.
— Да уж знаем, проходили, — ядовито ответила она, отворачиваясь.
Он схватил её за подбородок ледяными пальцами. Повернул голову к себе, и в её глазах тут же пролился страх, расширяя зрачки.
— Ты услышала меня?
— Отвали, Малфой, — она отвернулась, пытаясь высвободиться, но он с силой дёрнул её обратно, и Гермионе показалось, что она услышала хруст.
Он едва не вывихнул ей челюсть.
На глаза навернулись слёзы, которые она тут же зло сморгнула, ощущая, как увлажнились ресницы, глядя прямо на него. Ощущая его дыхание на лице.
Она не понимала, что это было, но она была полна чего-то неопределённого. Будто полна всего сразу — и совершенно пуста одновременно. Из-за него. Отнюдь не из-за того, что он говорил. Ощущение, будто стоило его телу коснуться её хотя бы кончиком пальца, внутри начинали вертеться шестерёнки, которые прежде не двигались.
Одна, вторая, третья... и вот они уже гонят кровь так, что, кажется, сосуды сейчас загорятся.
И плевать, что он действительно может прикончить её.
Как это вообще возможно?
Она будто неслась по течению, отчаянно пытаясь остановиться, но ноги лишь упирались в бурлящую воду, что заносила её все глубже. Все дальше.
— Я клянусь, — прошипел он, наклоняясь, — я клянусь, что ты пожалеешь. Если об этом. Не забудешь.
Сердце било в рёбра.
Услышь, что он говорит. Услышь, идиотка.
— Чёртов трус, — шепнула она сквозь зубы, ощущая, что пальцы Малфоя сжимаются сильнее. Боль. Снова навернулись слёзы. Снова яростное моргание. Он наблюдал за её глазами с мрачной гордостью.
— Я могу сломать тебе челюсть, — произнес он, — своими руками, грязнокровка.
— Нашёл чем гордиться.
— Я надеюсь, ты поняла, что я хотел донести до тебя.
— Ничего ты не хотел донести. Очередные пустые...
— Иди ты, — она почти всхлипнула, когда жёсткие пальцы выпустили её подбородок, а сам Малфой быстро пошёл по коридору, будто и не было вовсе их стычки.
На секунду обернулся через плечо и бросил:
— Я мучился от кошмаров всю ночь, Грейнджер. Так что не смей больше подходить ко мне.
И пошел дальше.
Она стояла, дыша приоткрытым ртом, глядя ему в спину.
Урод.
Заносчивый ублюдок.
Развернулась и помчалась в класс трансфигурации, осознавая, что совершенно опоздала. И не понимая, почему ей настолько все равно, что ей сейчас скажет удивленная МакГонагалл. Все её мысли были направлены на чёртова Малфоя.
Уйди из моей головы.
Уйди.
УЙДИ.
* * *
Блейз, сидящий в кресле напротив камина и читающий «Ежедневный пророк», покосился на вошедшего Малфоя. Тот лишь кивнул, бросил сумку на стол, а сам с удовольствием упал на диван, проваливаясь взглядом в каменный потолок Слизеринской гостиной. Однако уставшие глаза быстро закрылись, несмотря на то, что был разгар дня.
— У нас гости. Староста, сэр, как поживаете?
— Можешь не вставать, Забини. Но почести я приму.
Блейз фыркнул, протягивая руку к корзинке с яблоками и выбирая самый большой фрукт. Малфой повернул голову, глядя на него.
— Пойдёшь на трансфигурацию?
Забини покосился на часы.
— Да. Жду Даф. Думаю, не опоздаем. Ещё двадцать минут есть.
— М-м.
Забини снова стрельнул в друга взглядом.
— Пойдёшь с нами?
— Не знаю, — Драко с хрустом потянулся, заводя руки за голову. Прикрывая глаза.
Было странно не проводить вечера вот так — здесь. Не ощущать прохладу подземелий. Не спускаться сюда каждый день. Даже родной камень начинал казаться холодным и чужим. К собственному разочарованию он понял, что уже привык к Башне старост. Собственно, ему было практически всё равно, где жить. Главное, что условия были куда лучше, чем в тесной комнатке с одной ванной на всех. Однако осознание того, что гостиная Слизерина стала для него уже почти непривычной, неприятно давило под рёбрами. Будто он предал. Всех их предал.
Блейз перевернул страницу газеты, вгрызаясь в зелёное яблоко.
— Тебе неинтересно, каково это?
— Это?
Он вопросительно приподнял брови, жуя и не отвлекаясь от «Пророка».
Малфой усмехнулся. После его назначения на пост старосты Блейз часто подкалывал его — поначалу. А затем просто игнорировал любые упоминания о старостате. У Дамблдора было две кандидатуры на пост старосты мальчиков, но выбран был Драко. И он догадывался, почему.
Идиотская попытка вытащить его за уши из дерьма, свалившегося на голову. А ведь, наверное, этот пост по праву принадлежит Забини. Но в тёмных глазах не было и толики зависти. Только — ставшая хронической — обеспокоенность. После всего, что было.
И Малфой был благодарен за то, что «повышение» не повлияло на их дружбу.
На секунду подумал о том, как бы с Грейнджер ужился Блейз. Почему-то ему казалось, что они бы поладили. Несмотря на заносчивый характер Забини и доставучесть грязнокровки. Да, они бы определённо поладили.