Папаши - "bestbest" 7 стр.


Джон потер начинающие слезиться глаза.

- Не беспокойся, сегодня я заберу мальчиков себе, а вы сможете побыть вдвоем, разве это не здорово? Думаю, ты захочешь надеть что-нибудь понаряднее, - осуждающе посмотрела она на Джона, ощущающего себя так же далеко от презентабельного внешнего вида, как и от жизни обыкновенного австралийского кенгуру.

- Миссис Хадсон, - глуховатым голосом осведомился Джон, - а вы не знаете, кто вчера перенес меня в кровать?

- О, милый, это Шерлок! Он такой заботливый! Я как раз пришла к вам, принесла пирогов, а то Макс такой худенький, смотреть больно, Джеймс открыл мне дверь, кстати, ты должен научить его спрашивать «Кто там?», Джон, дорогой, и я увидела, как Шерлок тащит, я хотела сказать, несет тебя в спальню. Ах, - пожилая женщина влюбленно посмотрела на Джона, - разве это не романтично?

Джон оглушительно чихнул, протянул руку к шкафчику и достал одноразовые салфетки. Затем чмокнул миссис Хадсон в щеку, вежливо, хоть и говоря в нос, за все ее поблагодарил, достал из вазы лилии, вручил ей, несколько раз повторив, какую неоценимую помощь и поддержку она оказывает его семье и парочке соседних, предложил на досуге подумать над организацией семейного счастья Грегори Лестрейда и мягко выставил за дверь.

Голова кружилась, а тяжелый, приторный запах все еще витал в квартире.

Антигистаминные препараты всегда были под рукой, и где-то через полчаса Джону стало легче. Он распахнул окна, впуская морозный воздух, вымыл все, до чего, как ему казалось, эти чертовы лилии могли дотронуться, переоделся в джинсы и свитер, накинул куртку и, твердо решив переиграть Шерлока на его же поле, отправился на улицу, чтобы проветриться и выработать стратегию.

Значит, Шерлок хочет убедить миссис Хадсон, что, из них двоих, именно он – пылкий влюбленный и коварный соблазнитель?

Значит, это война, мистер Шерлок Холмс. Даже если Джону придется для достижения цели трахнуть этого невыносимого засранца, он это сделает.

Почему-то последняя мысль не вызвала ожидаемого отторжения, но Джон задуматься об этом попросту не успел, кипя возмущением и желанием мести.

========== Часть 10 ==========

Джон, крадучись, вошел в спальню Джеймса и, стараясь производить как можно меньше шума, потянулся к стопке бумаги. Порывшись в ней, найдя «график окраски Зеленки» (ознакомился и даже пожалел бедного представителя семейства кошачьих, у которого намечалась бурная жизнь), несколько изображений Джона (Джеймс предпочитал манеру живописи, при которой голова Джона была существенно больше тела, а градусник, который он держал в руках, напоминал размерами реактивный самолет), одно – Шерлока (глаза на пол-лица, обязательные кудри, в руках – хладный труп преступника синего цвета) и даже Майкрофта (выполнен в розовых тонах, много времени уделили подробной прорисовке торта). Воровато посмотрев на сына, который, устав за целый день беготни по месту проживания Майкрофта (Джон подозревал, что Шерлок использует детей в качестве некоего варианта китайской пытки, применяемой к брату), не проснулся, даже если бы мимо промаршировала рота солдат, распевая британский гимн, Джон выбрал несколько чистых листов и вернулся к себе, на всякий случай как можно тише прикрыв дверь.

Разложив бумагу на столе, вооружившись ручкой и зеркалом, Джон приступил к выполнению первой части плана «Отомсти Шерлоку Холмсу». Надписал на верхней части листа «Мои преимущества» и стал сосредоточенно разглядывать себя в зеркале. Итак, пункт первый.

Глаза.

Женщины часто говорили Джону, что у него очень необычный цвет глаз - постоянно меняющийся, становящийся то прохладно-серым, то обжигающе-синим, или вовсе темно-фиолетовым, напоминая бесконечную глубину Марианской впадины (можно подумать, хотя бы одна из них видела эту самую впадину, но образ был очень поэтичным). Лично Джону эта особенность совершенно не казалась чем-то экстраординарным, он уже давно решил объявить свои глаза серыми и на этом успокоиться. Но посчитает ли Шерлок глаза Джона чем-то, стоящим внимания? В конце концов, у него самого они были уникальными – серовато-зеленые, с редким наплывом синевы. Они великолепно служили ему для передачи эмоций – то, как самонаводящиеся лазеры, прожигали насквозь, когда Джон сообщал миру очередную, на взгляд Шерлока, глупость, то, с помощью лучистых морщинок, излучали неподдельное тепло, когда, например, Джон источал комплименты дедуктивному методу, или как в тот раз, когда он, присев на корточки, совершенно искренне хвалил Макса за удачную попытку отговорить Джеймса проверять летательные способности зонта. Потрепав Макса по голове, Джон поднялся и обернулся, заметив это необычайное выражение до того, как Шерлок спрятал его под маской обыкновенного безразличия и предложил Максу в следующий раз самому придумать что-нибудь стоящее, почитав в начале пару учебников физики (насколько Джон знал, учебник физики и впрямь оказался чудодейственным средством – Шерлоку удавалось усыпить Макса примерно на третьей странице чтения вслух. Дальше пятой они пока еще ни разу не добирались).

Или когда они целовались. Глаза Шерлока в этот момент убивали и воскрешали вновь, заставляя сердце Джона колотиться со скоростью, равной пульсу водителя гоночного болида.

К вопросу о поцелуях.

Губы.

Джон хмыкнул, продолжая смотреться в зеркало и напоминая самому себе злую королеву из сказки про Белоснежку. «Кто на свете всех милее». Джон не мог похвастаться полными, манящими, изящно изогнутыми губами, это было очевидно любому, кто хоть раз видел его перед собой. С другой стороны, кто сказал, что все мужчины обязаны иметь нижнюю губу, будто вечно припухшую после страстного поцелуя и форму рта, напоминающую сердечко? Перед ним мгновенно материализовались губы Шерлока, идеально подходящие под это описание. Джон сглотнул слюну, ставшую вязкой и наполнившую ротовую полость предвкушением, будто он подумал о чем-то вкусном и сладком.

Так, Джон, сосредоточься, ты сейчас свои сильные стороны описывать должен, а не объекта соблазнения.

Он что, - внезапно осознал Джон, - действительно планирует соблазнить Шерлока?

Почесав нос (не ставший очередным пунктом исключительно потому, что Джон никогда не обращал внимания на эту часть тела как у себя, так и у тех, кого ему приходилось укладывать в постель раньше. Нос и нос, хорошо, что есть, и хватит на этом), глубоко вздохнул и продолжил опись. Соблазнять или нет, но он определенно должен доказать Шерлоку, что не только тот может ходить, загадочно улыбаясь, и целовать Джона, словно тот был надувной куклой, а не человеком. Нет уж, достаточно, благодарю покорно.

Руки.

Джон с тоской посмотрел на вышеназванные конечности. Его руки были типичными руками врача – сухая кожа из-за постоянной необходимости дезинфекции, коротко остриженные ногти. Левая еще иногда напоминала о себе неожиданными треморами, но, в целом, руки, как руки, ничего особенного. О руках Шерлока он помнил немного. Крупные ладони, длинные пальцы, несколько застарелых химических ожогов на тыльной стороне (как оказалось, заметил куда больше, чем хотел). Даже тонкий шрам, пересекающий запястье. И родинки, начинающиеся на предплечьях, показывающиеся из-под завернутых рукавов рубашки. И следы уколов на сгибе локтя (Джон не спрашивал, Шерлок не рассказывал).

Джон еще пару секунд подумал, смотря на руки, надеясь, что они подскажут ему, в верном ли он движется направлении, а потом, радостно просияв, написал:

Торс.

Джон был военным. Регулярные тренировки, марш-броски в полной амуниции не могли не придать его телу определенную скульптурность. Конечно, после ранения он ушел из армии и единственные виды силовых упражнений, которые он мог себе позволить – сеансы физиотерапии, чтобы восстановить подвижность руки. А потом на все эти глупости не хватало времени – Джеймс, работа, попытки наладить семейное счастье (оглядываясь назад, он мог бы с уверенностью сказать, что ни одна из девушек не заинтересовала его настолько, чтобы жениться на ней, ни одна не смогла поладить с Джеймсом, и ни для какой из них он не писал поздней ночью список того, что считает в себе привлекательным). След от пули, паутина из жестких рубцов на его плече, не помогал в том, чтобы считать свое тело канонически красивым. Обнаженного Шерлока он (слава богу или к сожалению) не видел и сравнивать не мог (а вот это уже точно «слава богу», сегодняшняя ночь уже подарила ему несколько комплексов относительно внешности).

Джон потер переносицу, перечитал еще раз список и отправился спать, решив, что настала пора импровизировать.

***

- Как ты думаешь, что бы сказала Зеленка, если бы могла говорить? – задав этот глубокомысленный вопрос, Макс перехватил Зеленку так, чтобы не запачкаться о свежевыкрашенные куски, и тихонько зашептал ей на ухо все то, что непременно должно было ее успокоить, включающее в себя банальное «синий тебе очень пойдет» и напыщенное «помни, ты служишь на благо науки» (какой науки – не уточнялось). Кошка благополучно миновала стадию «пастельные цвета – писк сезона», во многом одобренную миссис Хадсон, оказавшейся любительницей естественных кошачьих оттенков, но друзья решили, что пора двигаться дальше, а то вдруг Зеленка решит, что они про нее совсем забыли, занятые важными внутрисемейными делами.

Джеймс, засунув в банку с краской не только кисточку, но, казалось, даже собственный нос, ничего не ответил, деловито размышляя над тем фактом, что акварель, как он слышал, может быть легко смыта водой.

- Пожалуй, пора проверить, умеет ли Зеленка плавать, - сообщил он, сомневаясь, не потратил ли зря полбанки краски и почти день из жизни себя и Макса на то, что может быть смыто миссис Хадсон за несколько минут.

Зеленка, сидевшая до этой минуты совершенно спокойно, начала жалобно мяукать и пытаться вырваться из практически удушающего дружеского захвата. Но даже она понимала, что, когда Джеймсу в голову приходила особенно интересная идея, остановить его могли разве что кандалы, намертво прикрученные к ближайшей стене. А их в наличии у Зеленки не наблюдалось, к ее вящему сожалению.

Миссис Хадсон, как и обещала Джону, забрала их на весь день к себе, так что Зеленке, все еще радующейся необычайно вкусному корму, которым ее кормила эта милая женщина, пришлось с прискорбием осознать, что учиться бороться с водной стихией ей придется в новых для себя условиях.

Ванна была большой, средств для мытья, дающих огромное количество пены, было даже больше, чем нужно разумному взрослому индивидууму, и ровно столько, сколько требовалось двум деятельным детям, решившим, что в спокойной воде и дурак плавать научится. Проверив температуру воды локтем, именно так, как делал папа, Джеймс торжественно сообщил Зеленке ее главную жизненную миссию на сегодня, призвал к порядку аудиторию и помощника в запуске кошки в ванную (Макс, совмещающий эти должности, немедленно вытянулся по стойке смирно), и опустил кошку в воду.

Громкий крик, раздавшийся по квартире, заставил миссис Хадсон оторваться от изучения происходящего за входной дверью и понять, что Зеленка без боя не сдалась, а значит, пора вмешаться, тем более, что все интересное уже, похоже, закончилось. Миссис Тернер торопливо попрощалась и отправилась к себе.

***

Сантименты были изгнаны из жизни Шерлока Холмса примерно тогда же, когда он понял, что мама на самом деле куда больше любит послушных и милых мальчиков (представленных в их семье Майкрофтом), а отец и вовсе не всегда помнил, что у него есть дети. Разве что на Рождество, когда Шерлок получал традиционную книгу (обычно какого-нибудь Джона Локка, Иммануила Канта или даже Руссо), а Майкрофт – очередной десяток шелковых носков (как правило, они немедленно менялись дарами, и Шерлок смог установить рекорд в проведении опытов над изделиями чулочной промышленности).

Частная школа также не прибавила эмоциям хоть сколько-нибудь очков в свою пользу. Наоборот, умение владеть собой, логика и познания в химии, превосходившие в разы всех его одноклассников вместе взятых, а также несколько приемов японской борьбы, с которыми познакомил его Майкрофт (Шерлок никогда не говорил, насколько он был ему благодарен за это, впрочем, Майкрофт и сам все знал, в этом было преимущество общения с братом, облекать мысли в слова не было никакой необходимости), помогли ему пережить этот период своей жизни без особых потерь. Оказывается, люди не любят «слишком умных».

И вся его дальнейшая жизнь служила неопровержимым доказательством – что бы ты ни делал, не позволяй окружающим заметить, что тебя ранит их отношение, мнение или даже существование. И с Джоном он повел себя точно так же – после того, как он понял, что миссис Хадсон взялась за них всерьез, взвесив все «за» и «против», разработал небольшой план, как сделать так, чтобы все поверили, что они с Джоном пара, а значит, оставили в покое хотя бы на какое-то время. Чувств Джона он в расчет не принимал – ему просто не пришло в голову, что, во-первых, он может быть против (на взгляд Шерлока, преимущества плана были очевидны любому), а во-вторых, любая иная реакция была бы любопытна.

А Шерлок считал себя человеком до отвращения логичным.

Впрочем, в его плане оказалась одна сложность, которая вызвала к жизни всех демонов, которых Шерлок так старательно прятал почти всю сознательную жизнь.

Сложность заключалась в том, что ему совершенно неожиданно понравилось целоваться с Джоном.

Теплые губы, прижимающиеся к его, пальцы, неосознанно поглаживающие спину Шерлока, чьи круговые движения он чувствует даже сквозь толстую ткань пальто, тихий вздох удовольствия, которого почти не слышно из-за невероятно громкого биения пульса (пожалуй, стоит проверить, не было ли в его семье заболеваний сердца – оно вело себя очень странно, когда Джон был рядом, а особенно, когда Джон облизывался, улыбался, громко восхищался, то есть, очень часто). Шерлок знал, что целоваться – приятно для большинства живущих, но почувствовать это на себе оказалось совершенно другим.

И тогда он составил план Б.

У Джона ведь часто бывали подружки исключительно ради необременяющего секса?

Почему у него не может быть такого секса с Шерлоком? По крайней мере, тот не будет оставлять на его спине пошлейшие царапины (внезапно эта мысль показалась привлекательной), засосы на шее (а эта – еще привлекательнее), и, скажем, будет вести себя как взрослый человек, проводящий исследования собственной сексуальности.

Что в этом такого?

Мнения Джона он, как и всегда, спрашивать не собирался.

***

Шерлок постучал в хорошо известную ему дверь, стараясь, чтобы букета, который он спрятал за спиной, не было сразу заметно. Правда, когда Джон самым разозленным образом распахнул дверь, он забыл не только про эти попытки, но и про бутылку самого лучшего вина, которую только мог предложить ближайший супермаркет, и уж совершенно точно про то, что миссис Хадсон наверняка сидит в засаде вместе с миссис Тернер, и они вовсю наслаждаются ситуацией, расталкивая друг друга локтями, чтобы посмотреть в дверной глазок.

Хлопья пены покрывали волосы Джона, капли, доказывая знание законов гравитации, стекали по обнаженной груди, полотенце, в спешке намотанное вокруг бедер, не помогало сохранить никаких приличий, а наоборот, вызвало в сознании Шерлока самые развратные мысли (он даже не подозревал, что они там в принципе были).

А еще Джон был практически в ярости, глаза опасно прищурены, и, если бы не жалкие попытки не дать полотенцу упасть, кулаки, наверняка, были бы сжаты. Что уж говорить о крепко стиснутой челюсти и играющих желваках. Показалось, что Шерлок – последний человек, которого Джон был бы рад видеть. Стало неуютно.

- Мы вроде договаривались на шесть, – Джон наконец смог выдавить из себя хотя бы несколько слов. Вопросительной интонации во фразе не было вовсе.

- А сейчас, - Шерлок посмотрел на часы, хотя и был совершенно уверен в том, какое время они показывают, поскольку прежде, чем позвонить в дверь, сверился с ними раз двадцать, рассчитав, что данное время – идеальное для того, чтобы прийти (слишком рано – покажет нетерпение, слишком поздно – неуважение, вовремя – как будто выжидал специально), - пять минут седьмого.

- Да? – изумление, отразившееся на лице Джона, мгновенно вернуло Шерлоку самообладание. – Черт, извини, я так наслаждался возможностью принять душ без бесконечного «папа, иди уже сюда, телевизор как-то странно дымится», что абсолютно забыл о времени.

Назад Дальше