Затем плот подходил к месту назначения в Нидерландах. Когда коммерческий плотовой сплав только начинался (правда, в то время лес еще редко поступал из Шварцвальда), плоты направлялись в основном в Заандам, к северу от Амстердама, где располагались многочисленные лесопилки, работавшие от ветряных мельниц, и корабельные верфи. Позже ведущий на север рукав Рейна обмелел, главный поток устья Рейна все более и более смещался к югу. Для Нидерландов это было благоприятно, потому что на юге амплитуда прилива была выше. Хотя высокая вода стояла выше, но при низкой – отступала дальше, так что вода уходила из низменных территорий. С 1665 года главной целью плотогонов был Бисбосх под Дордрехтом. Как в Заандаме, так и у Дордрехта приливная волна сталкивается с течением реки, так что река разливается множеством рукавов, между которыми возникают низкие острова. Бисбосх в переводе с голландского означает "тростниковый лес". Тростник рос в зоне, где встречаются оба течения, подпруживая друг друга и образуя зону смешения соленой и пресной воды. Плот там можно было легко затормозить и после этого, перед Дордрехтом, он разбирался на бревна. Совсем рядом с тем местом, где демонтировали плот, располагались верфи, где один за другим сходили на воду корабли.
Кораблестроители были не единственными, но очень крупными клиентами плотогонов. Особенно хорошо они раскупали прямые стволы хвойных деревьев – мачтовый лес, который всегда был в ассортименте лесоторговцев. Столь же высоким спросом пользовались кривые дубовые стволы. Именно такое дерево шло на постройку выпуклого, пузатого корпуса корабля. Поставки кривой дубовой пневой поросли к берегам морей сыграли немалую роль в строительстве знаменитых коггов – пузатых кораблей, которые с XIII века плавали по Северному и Балтийскому морям и вмещали куда больше груза, чем их плоскодонные предшественники. Многие из них строились в устье Рейна, но и в низовьях других рек шла торговля кривым дубом из низкоствольных лесов. Начались такие поставки и на Рейне, и в других местах только в XIII веке, то есть когда в глубине страны пригородные леса под воздействием постоянных рубок уже приняли характерные низкоствольные формы – первый симптом дефицита древесины. Гениальное изобретение безвестного кораблестроителя оказалось нитью, связавшей произошедший когда-то переход к оседлости и постоянному лесопользованию и новое транспортное средство, способное значительно увеличить объем грузоперевозок, – когг, корабль с выпуклым пузатым днищем. Такие суда были главным транспортом членов Ганзейского торгового союза, и благодаря им европейская цивилизация смогла продвинуть свои границы дальше – на восток и север Балтики.
Из-за высокого содержания дубильных веществ корабли из дуба отличаются долговечностью. Наряду с кривыми дубами, которые в Нидерландах стоили очень дорого, большую роль играли и прямые дубовые бревна. Они нужны были для обшивки судна и для палубы. В начале нового времени в Дордрехте на постройку торгового судна шло около 80 % кривого дуба и лишь 20 % – прямого. Голландцы использовали в кораблестроении не только дуб, но и хвойные породы, поэтому их корабли были дешевле и легче, чем у их английских конкурентов. В распоряжение англичан хвойный лес попадал только благодаря доставкам из Скандинавии и Балтики или же если нидерландские перекупщики продавали им лес, пришедший по Рейну. На самих Британских островах сосна оставалась только на севере Шотландии, а других хвойных деревьев не было.
Прямые дубы, а также древесина прочих пород дерева требовалась в Нидерландах и для других целей. Пузатые корабли с их выпуклыми днищами уже нельзя было вытягивать, как суда прежней конструкции, на низкий ровный берег. Для них требовались гавани с деревянными причалами. Все гавани Ганзейской торговой сети нужно было переоборудовать для швартовки коггов – конечно, с огромными затратами древесины. Нидерландам нужен был лес и для укрепления каналов и рвов, отводящих воду, для возведения дамб, ворот, через которые вода при отливе могла бы стекать из польдеров, а также бесчисленных ветряных мельниц, большинство из которых строилось только для осушения низинных земель. Мельницы строили из дуба, а их крылья сколачивались из более легких хвойных пород. Многие дома в Нидерландах приходилось строить на сваях. Так, например, Королевский дворец в Амстердаме стоит на 14 тысячах хвойных свай. Только для сооружения этого фундамента нужно было вырубить от 30 до 40 гектаров леса!
Постоянные потребности Нидерландов в древесине в эпоху их "золотого века", то есть XVII и XVIII веках, не могли удовлетворяться только за счет рейнского плотового леса. Временами политическая ситуация благоприятствовала закупкам рейнского леса, временами больше леса поступало из южной Норвегии и Балтики.
Из внутренних частей материка лес повсюду сплавляли к побережьям. В устьях рек, как зубья гигантских плотовых граблей, которыми вылавливают из воды бревна, лежали голландские города-гавани. Пузатые голландские корабли, строившиеся в Дордрехте из мачтового и кривого леса, и сами были пригодны для перевозки по морю строевого леса. Во Фредрикстаде можно было приобрести норвежскую ель, лучший материал для мачт, в Бремене – дуб с гор по Везеру, в том числе кривой. Вниз по Везеру его спускали с помощью бочек, как и на Мозеле. Бремен, так же как Дордрехт, лежит в зоне, где сталкиваются нижнее течение реки и приливная волна. В таком же месте стоит и Гамбург (р. Эльба), где продавались ель и пихта из Богемии и Саксонских гор, а также дуб из Средней Германии. В Штеттине (Щецине) в устье Одера и в Данциге (Гданьске) в устье Вислы ассортимент пород был сходным. В Мемеле (в устье Немана) и в Риге на Западной Двине (Даугаве) не продавалась пихта, зато предлагалось много ели и сосны. Сосной и елью торговали также в Санкт-Петербурге, Выборге, а позже и в финских гаванях, если те не сильно контролировались со стороны Швеции – шведы в торговле лесом придерживались политики протекционизма и не продавали лес голландцам.
Голландские строители пузатых кораблей и ганзейские купцы связывали несколько мощных, протяженных лесосплавных ходов Центральной и Восточной Европы в единую торговую сеть. Через эту сеть лес попадал в другие крупные центры кораблестроения, такие как Гамбург и Штеттин. В этих городах всегда была очень высока потребность в дереве, туда шел лес из Балтики и Скандинавии. С севера и востока ганзейские купцы на пузатых коггах везли лес в Любек, Киль, Росток, Штральзунд или Кольберг.
Плотовой сплав на многих других реках имеет тот же возраст, что и на Рейне, но значение его всегда было меньшим. Из всех рек Центральной Европы у Рейна самый большой перепад высот. Кроме того, на Рейне значительную часть года наблюдается высокий и довольно равномерный уровень воды. Он не падает слишком низко и не поднимается слишком высоко из-за того, что в верхнем своем течении Рейн проходит огромный водный резервуар – Боденское озеро. В отличие от других рек, уровень воды в Рейне часто достигает максимума в летние месяцы, когда тает снег в Альпах.
По Эльбе, Хафелю и Шпрее плоты сплавляли минимум с высокого Средневековья, обеспечивая лесом Дрезден, Берлин и Гамбург. Для строительства церкви в Ашерслебене и моста через Эльбу в Магдебурге использовали лес из Богемии, который доставляли в XV веке. Если лес для Магдебурга прибыл в город по реке, то груз для Ашерслебена, видимо, доставили из Акена по суше. Большие объемы древесины поступали по Эльбе и ее притокам в солеварню Люнебурга, где сожгли не только все леса, росшие на месте теперешней Люнебургской пустоши (Lüneburger Heide), но также и лес из Мекленбурга и западной части Шлезвиг-Гольштейна. Из-за очень высокой потребности в лесе Гамбурга и его окрестностей, а также Люнебурга, западная сторона Шлезвиг-Гольштейна и сегодня намного менее лесиста, чем восточная, обращенная к Балтийскому морю. Везде, откуда можно было доставить лес к Эйдеру и Трене, к Пиннау и Крюкау, а в первую очередь – к Штеру, чтобы затем переправить его дальше в Гамбург или Люнебург, леса вырубались. От Эльбы вверх по Ильменау лес бечевой тянули к Люнебургу.
По Одеру лес сплавляли в Бреслау (Вроцлав), из Альп гнали лиственничные плоты в Цюрих: там из этого дерева делали дранку для кровель. Плотами или молевым сплавом доставляли лес для солеварен земли Зальцбург (Salzburger Land). Из Тюрингенского леса (Thüringer Wald) дерево шло в Бад Зоден-Аллендорф, где его использовали для разогрева сковород в солеварнях. Тысячи плотов ежегодно плыли по Изару в Мюнхен, вниз же по Дунаю грузы и пассажиров перевозили корабли, известные как "ульмские ящики" (Ulmer Schachtel). Если внимательно рассмотреть их изображения, то видно, что и эти транспортные средства были плотами. Лес из Гарца поставляли в Брауншвейг и Вольфенбюттель. Там его использовали при строительстве дворца Вольфенбюттель.
Молевой сплав имел большое значение в южном Шварцвальде: там древесиной снабжались предприятия по добыче и переработке полезных ископаемых в верховьях Рейна (Hochrhein). Кроме уже названных пород дерева молевым сплавом переправляли и бук. Именно бук (его было очень много в южном Шварцвальде) в особенно большом количестве использовали для выплавки руды – уголь из него давал максимальные температуры.
Целая сеть ходов для молевого лесосплава возникла в районах солеваренных предприятий в баварских и зальцбургских предгорьях Альп (Alpenvorland). Из районов верхнего течения рек, например, Трауна в земле Зальцбург молевым сплавом спускали вниз лес для солеварен. В систему молевого сплава по Трауну входили не только его притоки, но и другие водоемы. Через лесоподъемники и лесоспуски отдельные бревна транспортировали через водоразделы в Траун или какой-либо из его притоков.
Молевой сплав служил не только для снабжения лесом промышленных предприятий. Города получали молевым сплавом дрова. Поскольку нехватка топлива стала ощутимой гораздо позже, чем дефицит стройматериалов, то и массовый молевой сплав начался позже, чем плотовой, в эпоху максимального дефицита дерева в XVIII веке.
Молевой сплав, как правило, осуществлялся на более коротких расстояниях, чем плотовой. Там, где шел сплав плотов, молевой сплав был невозможен, так что для молевого сплава готовили ручьи и реки, где не работали плотогоны. А в тех местах, где все же осуществлялось и то и другое, транспорт отдельных бревен оставляли на зимнюю половину года, когда река была в основном свободна от крупных плотов. Для молевого сплава дерево накапливали на специальных "древесинных лугах". Такой луг должен иметь небольшой угол наклона, чтобы стекала вода, а дерево высыхало (для лучшей плавучести). В некоторых случаях в качестве таких лугов использовались естественные склоны, в других нужно было "помочь" природе, проведя специальные земляные работы. Когда подходило время сплава, дерево спускали в воду, лучше всего в пруд (Schwellweiher) за специально построенной деревянной загородкой-запанью (Klause). Когда запань открывали, то вместе с волной, толкаясь и громоздясь друг на друга, отправлялись вниз по реке и бревна. На месте прибытия, где их выставляли на продажу, бревна доставали из воды. Площади, на которых можно было купить древесину, назывались "древесинные рынки" (Хольцмаркт – Holzmarkt) или "древесинные сады" (Хольцгартен – Holzgarten). Об этом напоминают сегодня названия площадей и улиц в Потсдаме, Штутгарте, Дахау и многих других местах.
Развитие лесосплава – как молевого, так и плотового – привело к тому, что в высокоствольных лесах гор Центральной Европы, в удаленных от населенных пунктов лесистых регионах, а также по окраинам зоны бореальных хвойных лесов появились огромные бреши.
После того как вырубали и вывозили наиболее высокие деревья (самые высокие деревья в Шварцвальде и сегодня называют "голландские пихты"), приступали к деревьям поменьше – для молевого сплава. Совсем молодые хвойные деревца вырубали для изготовления виц, которыми плотили (связывали) бревна. А после завершения всех рубок в те места, которые когда-то были лесом, приходили пастухи со своими коровами, козами и овцами. Теперь здесь пышно разрастался вереск – он и раньше встречался в лесу, но в нижнем ярусе под деревьями был не так заметен. Скот ел его неохотно, поэтому пастухи поджигали вересковые заросли, чтобы лучше росли травы. Вместе с вереском, который, впрочем, вскоре после пожара начинал снова расти вместе с травой, повреждали и молодые проростки деревьев, подраставшие из накопившихся в почве семян. Уничтожение леса стало теперь по-настоящему радикальным: поневоле удивишься тому, что в VIII веке все же оставались леса, в которых можно было заниматься ремеслом, используя дерево.
Высокий уровень потребления древесины, вызванный перестройкой стратегии поселений в Средние века, казалось, прямым путем вел к экологической катастрофе, к превращению леса в степь, что – а это было хорошо известно в Европе с ее опытом классического гуманизма! – внесло когда-то серьезный вклад в гибель многих античных культур.
XVI. Лесные промыслы и ремесла
В течение Средних веков вокруг деревень и особенно городов образовались обширные открытые пространства. Вдоль рек, по которым можно было спускать плоты или отдельные бревна, и по побережьям морей лесов также уже не было. В домах обеспеченных горожан, а главное – при княжеских дворах выросли жизненные стандарты, а это значило, что людям требовалось все больше и больше леса. Его использовали не только для строительства все более представительных и грандиозных зданий, все более вместительных кораблей, перевозивших все больше товаров из дальних стран, и для отопления все более просторных помещений, но людям хотелось иметь все больше разных вещей – деревянных, металлических, стеклянных и глиняных. Даже тогда, когда эти вещи были сделаны не из дерева, оно в любом случае требовалось для их изготовления. Древесина нужна была и для получения соли, а ее потребление также росло – ведь людям нужно было хранить продукты, а без консерванта – соли, они бы портились. Ее использовали для мяса, молочных продуктов, хлеба и изделий из теста, для овощей и даже фруктов – ведь в то время не было ни холодильников, ни морозильных камер. Из всего этого ясно: в той мере, в какой росли жизненные притязания, рос и уровень потребления древесины. И в той же мере уничтожались леса. Лес как источник сырья терпел все, отвечал за все, и лишь в редких случаях люди в Средние века и раннее Новое время задумывались о том, чтобы сделать что-нибудь для его восстановления.
Получать большие объемы древесины вблизи населенных пунктов было невозможно. Там, где работали плотогоны и лесосплавщики, ремесленных предприятий, перерабатывающих древесину или нуждающихся в топливе, тоже быть не могло. Их располагали там, где еще оставался лес.
В предыдущей главе речь уже заходила о том, как много леса потребляли солевары. В солеварни Люнебурга можно было доставлять лес вверх по течению Ильменау. Но в других регионах, например на востоке Верхней Баварии, возникали сложности. Хотя там, на краю Альп, текли бурные реки с большими перепадами высот и было удобно транспортировать лес вниз по течению, но, в отличие от Ильменау, тянуть его против течения было невозможно. Когда в солеварню Райхенхалля по Заалаху перестало поступать нужное количество леса, возник дерзкий проект. В 1616 году от Райхенхалля до Траунштайна был протянут солепровод, и в Траунштайне основали новую солеварню. Сюда можно было спускать лес молевым сплавом по Трауну, так что Бавария могла оставаться поставщиком соли. Об этом стоит сказать не только потому, что речь идет об уникальном техническом сооружении – солепровод из выдолбленных еловых стволов протянули на расстояние более 20 километров, но и потому, что уже не лес доставляли туда, где были соль и солеварни, а наоборот – соль отправляли в места, где еще был лес. В Райхенхалле было тогда достаточно леса, чтобы построить штольни, но уже недостаточно для работы солевых сковород; большая часть райхенхалльской соли производилась тогда в Траунштайне, где использовался лес из бассейна Трауна. Позже леса и там стало мало, поэтому в 1810 году был построен еще один солепровод, длиной более 40 км, от Траунштайна до Розенхайма. Для поставленной там солеварни использовали лес с рек Инн и Мангфалль.
Когда снабжение солеварен лесом превратилось в проблему, началось сооружение так называемых "градирен" (Gradierwerke), позволявших получать соль с меньшими затратами древесины. Однако сначала нужно было выстроить саму градирню – каркас из мощных бревен, увешанный со всех сторон крупными метлами-вениками из сильно разветвленных побегов терновника и боярышника. В верхнюю часть градирни соляной раствор закачивался насосами, работающими от расположенных поблизости водяных мельниц. Затем раствор медленно стекал по тонким веткам колючих кустарников вниз, значительная часть воды при этом испарялась, и концентрация соли в растворе возрастала. Теперь, чтобы получить из раствора сухую соль, требовалось гораздо меньше дров. Градирни строили во многих регионах. Прекрасно сохранилась и функционирует по сей день градирня в Бад Кезене на реке Зале, работают градирни и в Бад Ротенфельде, и в Бад Зодене на Верре, в Бад Наухайме и Бад Райхенхалле. Сегодня они служат курортным целям, потому что вдыхание воздуха, насыщенного соляными испарениями, полезно для здоровья.