- Слушай, Билл, думаю, пора начинать инвестировать в эти привилегированные акции. Я завтра отправлю фонду два миллиона.
Я поделился новостью с Клайвом и Светланой, и мы поздравили друг друга, хлопнув по ладоням в традиционном американском стиле. Я даже подошел к Алексею, которому на предыдущей работе в Мосавтоинспекции не был привычен этот жест. Я неловко поднял его руку ладошкой кверху и шлепнул по ней своей, а он в ответ широко улыбнулся. Было видно, что он тоже рад принять участие в этом забавном американском ритуале.
Итак, мы были в деле. К концу следующего дня фонд вложил все полученные средства в российские привилегированные акции.
За следующие три недели рейтинг Ельцина вырос с двадцати двух до двадцати восьми процентов. Впервые с начала предвыборной кампании люди поверили, что он может выиграть. На рынке акций появились новые покупатели, спрос увеличился, и портфель фонда вырос на пятнадцать процентов.
В отличие от других решений в жизни, с инвестициями просто - прав ты был или нет, покажет рыночный курс купленных акций. Здесь нет места неопределенности и разночтениям. Сэнди видел, что первые два миллиона долларов принесли триста тысяч прибыли, и это убеждало больше, чем любые слова или расчеты. Он позвонил мне на мобильный во второй половине дня в субботу и сообщил, что утром в понедельник добавит еще три миллиона.
Угроза апокалипсиса отступила, фондовая биржа отреагировала на это бурным ростом, и другие инвесторы, не желая упускать шанс, разом ринулись на молодой неликвидный рынок российских акций. Это привело к ажиотажу. Через неделю после того, как Сафра отправил дополнительные три миллиона, стоимость фонда возросла еще на двадцать один процент. За несколько первых недель работы фонда стоимость его инвестиционного портфеля выросла на сорок процентов. В мире высоких финансов это считалось бы успешным годом, а мы достигли этих показателей всего за три недели!
В следующий понедельник Сэнди уже без всякого предупреждения перевел фонду еще пять миллионов.
В разгар этого успеха я должен был отправиться на свадьбу - нашу с Сабриной. Мы собирались пожениться двадцать шестого мая 1996 года - всего за три недели до выборов в России. В среду, за несколько дней до церемонии, я поспешил в Лондон, чтобы подготовиться.
На свадьбу мы пригласили двести пятьдесят гостей со всех концов света. Когда Сабрина, стоя на специальном возвышении в центре лондонской синагоги на Марбл Арч, произносила слова брачного обета любить и лелеять меня до нашей смерти, меня переполнили эмоции. Эти искренние слова проникали в самое сердце. Я произнес в ответ свою клятву, с трудом сдерживая слезы. Я никак не мог наглядеться на свою прекрасную нежную жену. После церемонии нас ждал шумный и веселый праздник. Оркестр играл "Хава нагила", нас поднимали на стульях, и потом все танцевали ночь напролет. Свадьба вышла головокружительная, мы были в кругу семьи и друзей, казалось, что все звезды благоволят нам двоим.
Я обещал Сабрине, что мы отправимся в свадебное путешествие, но устроить его я смогу только после выборов. Так что уже в следующий понедельник я вернулся в Москву - очень устал, но светился от счастья. Когда я прибыл в офис, Клайв сообщил, что пришли еще пять миллионов долларов от Сафры. В течение последующих двух недель Сафра сделал еще два перевода по пять миллионов. К первой декаде июня, всего за неделю до выборов, Сафра вложил все обещанные двадцать пять миллионов, а фонд Hermitage вырос на 65 процентов по сравнению с первоначально вложенной суммой.
Первый тур выборов российского президента состоялся шестнадцатого июня. Мы с Клайвом, Светланой и Алексеем сидели в офисе с шести утра, отслеживая первые данные с Дальнего Востока - разница московского времени с местным составляла минус семь часов. Ельцин показывал хорошие результаты. На Сахалине он набрал 29,9 %, а Зюганов - 26,9 %. Затем стали поступать цифры из других регионов. Западнее, в Красноярске, за Ельцина проголосовало уже 34 %. Наконец, в Москве количество его голосов достигло 61,7 %. В конечном итоге он набрал 35,3 %, обойдя Зюганова с его 32 % и оставив позади остальных кандидатов. Ельцин набрал простое большинство, но в соответствии с российскими законами победитель должен набрать больше половины всех голосов избирателей, поэтому на третье июля назначили второй тур выборов.
Для всех, кровно заинтересованных в переизбрании Ельцина, еще две недели ожидания были пыткой. Я все еще немного волновался за исход выборов, но, как оказалось, напрасно. К полудню третьего июля не осталось никаких сомнений, что Ельцин остается у руля. После окончательного подсчета голосов было объявлено, что он обошел Зюганова почти на 14 процентов.
Рынки отреагировали мгновенным ростом, а фонд взлетел на 125 процентов. Это была победа! Теперь я был в деле по-настоящему - окончательно и бесповоротно.
11. "Сиданко"
Однажды в пятницу ближе к вечеру я узнал еще об одной перспективной инвестиционной возможности. Дело было в августе 1996 года. На дворе стояла адская жара. В офисе слышался лишь тихий гул компьютеров, сопели кондиционеры и прерывисто жужжал слепень. За окном офиса было необычно тихо. По пятницам измученные жарой жители столицы растекались по пригородным дачам. Складывалось ощущение, что в этот вечер мы остались в городе совсем одни.
Наша небольшая команда уже собиралась уходить, когда зазвонил телефон.
- "Эрмитидж". Здравствуйте, - произнесла Светлана скучающим тоном. Она повернулась на стуле и, прикрыв трубку рукой, сказала: - Билл, это Юрий.
- Юрий? Соединяй.
Я взял трубку, и тот еле прошептал:
- Билл, привет. У меня тут четырехпроцентный пакет акций "Сиданко". Интересует?
- А что это?
- Крупная нефтяная компания в Западной Сибири. Никто о ней не слышал.
- А кто ее контролирует?
- Группа под руководством Потанина.
Владимира Потанина знали все. Это был российский олигарх-миллиардер, человек сурового вида с лицом, изрытым оспинами, одно время он даже работал заместителем председателя правительства России.
- И сколько они хотят за четыре процента?
- Тридцать шесть миллионов шестьсот тысяч.
Капитализация фонда росла, однако ему был не по карману такой большой, пусть и крайне заманчивый, пакет акций. С другой стороны, если компания, предлагающая акции, достаточно привлекательна, то фонд может приобрести какую-то их часть. Я размышлял про себя.
- Если вам это не интересно, то ладно, - сказал Юрий.
- Да нет, Юрий, может быть интересно. Но сначала я должен изучить эту компанию.
- Не вопрос.
- Сколько у меня времени?
- Трудно сказать. Я придержу их недельку, пока продавец не начнет давить, хотя не думаю, что найдутся другие желающие купить акции компании второго эшелона.
Я повесил трубку. Мы ушли на выходные. По дороге домой меня охватило до боли знакомое чувство - что-то подсасывало в желудке. Нечто похожее я испытал, когда узнал, что две тысячи долларов польских инвестиций выросли почти в десять раз, или когда открыл для себя ваучерную приватизацию в России.
Рано утром в субботу я вернулся в офис и принялся изучать аналитику в поисках сведений о "Сиданко", но среди имевшихся у нас отчетов и докладов ничего не нашлось. В понедельник, как только в офисе появились коллеги, я подозвал Клайва и сказал:
- Я искал в наших материалах какую-нибудь информацию о компании "Сиданко" и без успеха. Можешь позвонить брокерам и узнать, есть ли что-то у них?
Клайв ответил, что займется этим.
Я сходил на несколько встреч, а вернувшись к полудню, спросил у Клайва, удалось ли что-то найти по "Сиданко". Он отрицательно покачал головой: ни аналитических отчетов, ни статей, ни фактов, ни даже слухов. Глухо.
Досадно, конечно, но в принципе объяснимо. Акции крупных компаний, таких, например, как "ЛУКОЙЛ", 67 процентов которой торговались на бирже, были ликвидными и давали брокерам хорошие комиссионные. Этих комиссионных хватало на то, чтобы аналитики проводили исследования и составляли отчеты для инвесторов, интересующихся ценными бумагами. В случае "Сиданко" на свободном рынке ходило всего четыре процента акций - и доходы от комиссионных не оправдывали время, затраченное на изучение компании и обзоры.
- Что ж, выходит, нам придется самим заниматься поиском и проводить исследование, - сказал я.
В России искать информацию - все равно что провалиться в кроличью нору и побывать в "стране чудес", если вы, конечно, помните сказку Льюиса Кэрролла про Алису. Ты задаешь вопрос, тебе отвечают загадкой. Вроде видишь свет в конце туннеля, но вдруг перед тобой вырастает стена. Все было очень запутанно и расплывчато, сплошное гадание на кофейной гуще. Семьдесят лет КГБ культивировал шпиономанию, и в результате россияне тщательно оберегали любые данные - так, на всякий случай, как бы чего не вышло. Даже простой вопрос о здоровье иной человек принимал за покушение на государственную тайну. Я чувствовал, что расспросы об экономическом состоянии компании вызовут куда большее напряжение.
Однако я был настроен на успех. Приступив к поискам, я вспомнил, что один мой сокурсник по Стэнфорду издает журнал о нефтегазовой отрасли, - возможно, у него найдется что-нибудь о "Сиданко". Я позвонил, но тот вместо информации о компании начал предлагать мне платную подписку на журнал.
- Всего каких-то десять тысяч долларов! - задорно уговаривал он.
Подписка меня совершенно не интересовала.
- Это не заложено в бюджет, - отнекивался я.
- А, Билл, - рассмеялся он, - так и быть: как сокурсник сокурснику я тебе пришлю старые выпуски бесплатно.
- Отлично! Большое спасибо.
Затем я занялся стопкой визиток на столе. Будь я инвестиционным банкиром в Лондоне, моя визитница ломилась бы от множества тисненых карточек на дорогой бумаге. Здесь же, в России, коллекция визиток выглядела куда скромнее: одни картонные, другие на цветной бумаге самых нелепых оттенков, третьи вообще напоминали распечатку на домашнем принтере. Две визитки склеились из-за дешевых чернил. Красота красотой, но других визиток у меня не было, и я стал внимательно перебирать все.
Разлепив склеенные визитки, я наткнулся на телефон человека, которого знавал прежде: Дмитрий Северов, консультант одной российской инвестиционной компании. Я познакомился с Дмитрием, когда работал на "Саломон Бразерс", и сейчас вспомнил, что он консультировал российские нефтяные компании по вопросам банковского кредитования. Он наверняка знает что-нибудь о "Сиданко". Я снял трубку, набрал его офис и предложил встретиться. Он охотно согласился.
Офис Дмитрия располагался в многоквартирном жилом доме на тихой улочке недалеко от Кремля, в одном из самых престижных районов города. В будке у входа скучал охранник в черной форме и курил сигарету. Не будь шлёпок на ногах, он вполне сходил бы за спецназовца. Не глядя он махнул в сторону лифта.
Я достал бумажку с адресом, который записала Светлана, и нахмурился. Офис Дмитрия находился на "четвертом этаже с половиной" - я и понятия не имел, что такое возможно. То ли мне надо теперь доехать на лифте до четвертого этажа и подняться пешком наверх, то ли спускаться с пятого?
Мимо прошел, задев меня, какой-то мужчина и вызвал лифт. Лифт двигался очень медленно и был ужасно узким, как телефонная будка. Мне пришлось втиснуться в него вместе с мужчиной, чтобы не ждать еще минут десять. Он нажал на кнопку четвертого этажа и подозрительно уставился на меня. Я потупился и стоял молча.
Выйдя из лифта, мы направились в противоположные стороны. Я поднялся на половину лестничного пролета, обходя окурки. Полная немолодая женщина впустила меня в квартиру. Должно быть, мама или секретарь Дмитрия. Сказав, что Дмитрий обедает, она провела меня на кухню.
- Садитесь, садитесь! - пригласил Дмитрий, отодвигая корзинку с черным хлебом и банку с сахаром. Я сел на хлипкий пластмассовый стул напротив и старался не замечать, как он макает хлеб в суп. - Чем могу помочь? - спросил он прихлебывая.
- Я занимаюсь исследованием нефтяных компаний.
- Хорошо! Вы обратились по адресу.
- Вы можете что-нибудь рассказать о "Сиданко"?
- Конечно. Я все знаю о "Сиданко". - Он поднялся, вышел и тут же вернулся с большой таблицей. - Что вы хотите узнать?
- Для начала - каковы их запасы.
Мы вместе просмотрели данные, и Дмитрий ткнул пальцем в один столбец. По имевшимся у него сведениям, запасы нефти "Сиданко" составляли шесть миллиардов баррелей. Умножив цену четырех процентов акций на двадцать пять, я получил стоимость всей компании - девятьсот пятнадцать миллионов долларов. Я разделил эту сумму на количество баррелей нефтезапасов, и получалось, что стоимость акций "Сиданко" на бирже была эквивалентна пятнадцати центам за баррель. Это была нелепая цена, потому что в то время рыночная стоимость одного барреля нефти составляла двадцать долларов.
Я нахмурился: что-то тут не так. Если цифры верны, пусть даже приблизительно, то компания стоит фантастически дешево.
- Невероятно… - пробормотал я себе под нос.
Я поблагодарил Дмитрия и ушел. Вернувшись в офис, я попросил Клайва провести оценку стоимости "ЛУКОЙЛа", самой известной российской нефтяной компании. Пообщавшись с брокером, Клайв передал мне расчеты. Я несколько секунд стоял, уставившись на цифры.
- Этого не может быть.
- Но такие цифры мне дал брокер, - ответил он, оправдываясь.
Акции "ЛУКОЙЛа" в перерасчете на баррель нефтезапасов стоили в шесть раз дороже акций "Сиданко", хотя компании были одного уровня - это мне казалось невероятным.
- Почему же "ЛУКОЙЛ" стоит настолько дороже?
Клайв прищурился:
- А что, если с "Сиданко" что-то не так?
- Возможно. А если все в порядке? Может, она и вправду стоит дешевле?
- Было бы здорово. Но как в этом убедиться?
- А мы спросим их самих. Если не ответят, будем спрашивать других людей, пока не разберемся.
На следующий день мы продолжили наши изыскания.
Офис "Сиданко" располагался в старинном царском особняке на берегу Москвы-реки, неподалеку от резиденции посла Великобритании. Я отправился туда со Светланой. В приемной нас встретила эффектная молодая блондинка в туфлях на шпильках. Она провела нас в зал в стиле семидесятых годов, с фанерными шкафами и выцветшим вельветовым диваном, и сообщила, что начальник скоро подойдет.
Мы прождали руководящего сотрудника отдела стратегического развития полчаса. Высокий, худой, слегка за тридцать, но уже с заметными залысинами, он вошел в зал заседаний с видом председателя правления, все утро проводившего важные встречи. Он что-то пробурчал себе под нос, но что именно, я не разобрал.
- Он приносит извинения, что заставил вас ждать, - выручила Светлана, - и спрашивает, чем может помочь.
- Пожалуйста, чай? - произнес он по-русски.
- Он спрашивает, не хотите ли вы чаю, - сказала Светлана. Она сидела на кожаном стуле между нами, и ей явно было неудобно.
Мужчина посмотрел на часы. Время шло, и я отказался от чая.
- Скажи ему, что я хотел бы узнать объем запасов нефти у компании, - попросил я. Я уже владел этой информацией, но надо было перепроверить.
Он заерзал на стуле, как будто понял мой вопрос, но все же ждал, пока Светлана переведет. Растянув губы в напряженной улыбке и закинув ногу на ногу, он пустился в объяснения. Через несколько минут он сделал паузу, чтобы Светлана могла перевести.
- Он говорит, что самое важное в запасах нефти - это технология бурения компании. Говорит, что у "Сиданко" самое современное оборудование и лучшие инженеры в стране.
Прежде чем я успел вставить слово, он жестом остановил меня и продолжил монотонно говорить о бурении, узких местах нефтепровода и маркетинговых подразделениях, а Светлана прилежно переводила. Неожиданно она сказала:
- Он спрашивает, есть ли еще вопросы.
- Можешь спросить его о запасах нефти?
- Я уже спросила, - смутилась она.
- Но он не ответил. Спроси еще раз.
Светлана покраснела и опять повернулась к нему. Он откинулся назад и ждал, пока она договорит, затем кивнул, мол, понял мой вопрос и собирается на него ответить.
На этот раз он говорил еще дольше. Поняв, что он не будет делать паузы на перевод, я дал Светлане листок и ручку, и она начала быстро конспектировать речь. Минут через пять она недоуменно взглянула на меня, не зная, нужно ли записывать дальше. Через десять минут она отложила бумагу.
Наконец, он завершил свою лекцию, выдвинулся на стуле вперед и кивнул Светлане, мол, можно переводить. Она сверилась с заметками.
- Он говорит, что лучшую нефть в России добывают в Западной Сибири - она лучше, чем тяжелая нефть из центральных областей Татарстана и Башкортостана. Еще…
- А он назвал объем запасов? - прервал я ее.
- Нет.
- Ты уверена?
- Да.
- Спроси его опять.
Светлана застыла.
- Смелее, - кивнул я. - Все в порядке.
Она медленно повернулась к сотруднику компании. Тот уже не улыбался. Раздраженно достав из кармана мобильный телефон, он начал пролистывать меню. Светлана робко задала вопрос в третий раз. Он встал и что-то отрывисто сказал ей.
- Он говорит, что опаздывает на другую встречу, - тихо перевела Светлана.
Он явно не собирался отвечать на мой вопрос. Я не мог понять, почему он так боится сообщить объем запасов нефти компании. Возможно, он не знает ответа или полагается на русскую мудрость сидеть тише воды, ниже травы и не брякнуть лишнего. В России бытует мнение, что конкретика чревата неприятностями, поэтому люди предпочитают держаться от греха подальше и осторожничают в словах. Услышав прямой вопрос, россияне склонны подолгу говорить ни о чем, на разный лад увиливая от ответа. Большинство людей либо слишком воспитаны, чтобы настаивать и требовать ответа, либо успевают забыть свой вопрос. Когда сталкиваешься с таким лицемерием, надо быть предельно собранным и настойчивым, иначе упустишь шанс узнать что-то дельное.
- Он сказал, что надеется, что исчерпывающе ответил на все ваши вопросы.
Мужчина протянул руку для рукопожатия и на чистейшем английском добавил:
- Пожалуйста, приходите к нам еще. Мы всегда рады встрече с западными инвесторами.
Было ясно, что сотрудники "Сиданко" не поделятся существенной информацией о своей компании. Тогда мы стали договариваться о встречах с представителями других нефтяных компаний в надежде на то, что им известно что-нибудь о конкуренте.
Начали мы с "ЛУКОЙЛа". При входе в их здание всегда производили досмотр, просвечивали все вещи, забирали телефон и паспорт и возвращали только на выходе. Меня проводили к экс-сотруднику КГБ, которого компания специально наняла в отдел по работе с иностранными инвесторами, чтобы общаться с такими, как я. Он устроил мне часовую презентацию и демонстрировал фотографии радостных специалистов компании, которые позируют в касках на фоне буровых вышек.
Финансовый директор компании "Юганскнефтегаз" пытался уговорить меня ссудить им полтора миллиарда долларов на покупку нового нефтеперерабатывающего завода.
В московском офисе "Татнефти", менее крупной нефтяной компании, головная контора которой расположена в Татарстане, мне предложили принять участие в строительстве автомагистрали.