– Дела такие, Денис. Помнишь, как в понедельник ты взвился, когда я предположила, что все, что сейчас происходит, каким-то образом связано с тобой? Так вот, сегодня мне стало известно, что это действительно так. Кое-кто из лягавых даже и не подумал скрывать от братвы, что косвенной причиной наезда, который они предприняли, являешься ты. Слышишь, им нужен ты, Знахарь!
– И что ты мне предлагаешь? Отправиться в ближайший отдел милиции и сдаться в обмен на гарантии, что блатным будет обеспечена спокойная жизнь?
– Не-е-ет! Что ты! Хотя кое-кто, даже многие, действительно, не отрицают, что это лучший выход для всех. Естественно, исключая тебя.
– Тебе что, так и сказали? – удивленно пробормотал я.
– Прямым текстом. И в какой-то мере я их понимаю, Денис. Но не более. Даже в мелочах я никогда не соглашусь с теми, кто готов идти на какие-то сделки с ментами, если вопрос ставится так: отдать им за уступки кого-нибудь из своих. Но только какой вес в подобных делах может иметь мое мнение?
– Так с кем ты все же беседовала?
– Я связана словом и не могу назвать тебе имя. Скажу только, что с этим парнем ты неплохо знаком. И он далеко не простая пешка в окружении положенца.
– Это Комаль? Митрич? Малина?…
– Не пытайся гадать, – перебила меня Конфетка. – Не трать попусту время, все равно не скажу.
– Ладно, не говори, – сдался я.
– Теперь ты понимаешь, что в ближайшее время не можешь рассчитывать на чью-либо помощь? – продублировала Света ту мысль, с которой я смирился еще несколько дней назад. И добавила с пафосом: – Конечно, помимо моей. Я с тобой, Знахарь! Как бы все мерзко ни повернулось! Ты слышишь?
Я слышал. А она ждала от меня ответа. И, наверное, совсем не такого, какой получила, когда я, после недолгого молчания, вяло пробормотал:
– Спасибо, малышка. В тебе я не сомневался.
Потом, не прощаясь, отключил телефон и уже привычной дорогой отправился через лес наблюдать за своим домом и переваривать свежую информацию, которой только что меня накормила Конфетка. И ломать голову над проблемой: "Где добыть денег?" Чтобы вечером, так ничего и не придумав и в очередной раз обнаружив, что на даче по-прежнему меня поджидает засада, вернуться к Наташке. Подойдя к ее уютной избушке, уже привычно сбросить с себя личину Знахаря-Костоправа и с придурковатой улыбочкой переступить порог в образе беспечного и жизнерадостного Дениса Павловского. Анестезиолога, который, несмотря на недавнюю потерю работы, все равно очень доволен жизнью.
***
– Приехал папа, – коротко проинформировала меня Наташка, выйдя из горницы в тесные сени, как только я громко скрипнул входной дверью. – Чем ты удивлен, дорогой? Я же тебе говорила.
– Да, да, конечно, – рассеянно пробормотал я, припоминая, что Наталья, и правда, несколько раз обмолвилась, что в пятницу вечером ее обещал навестить отец. Проверить, не добрались ли еще до дочери местные разбойники или маньяки. Завезти кое-какие продукты. Да и просто провести выходные на лоне природы…
– Классный мужик, – накануне отрекомендовала мне своего папу Наталья. – Бывший военный, сейчас он работает в какой-то строительной фирме. Не миллионер, но и не нищий. Не сластолюбец, но и не праведник. Не алкоголик, но и не трезвенник. Самый обычный отставной офицер, дослужившийся лишь до майора. И единственный близкий мне человек, который всегда рядом со мной. Мать оставила нас, когда мне было шесть лет, бабушка умерла, когда я перешла в шестой класс. Тогда у меня остался лишь папик… Денис, я даже не сомневаюсь, что вы с ним найдете общий язык. Отец очень легко сходится с людьми. Ты, по моим наблюдениям, тоже вполне коммуникабелен. Я очень хотела бы, чтобы вы стали друзьями.
Мне было до лампочки, найду я общий язык с этим майором в отставке или не найду. Не все ли равно. Наташкин папаша – очередной второстепенный персонаж драмы, разыгрывающейся со мной – так же, как и все прочие второстепенные персонажи, был мне полностью безразличен. Впрочем, как и сама Наташка…
Или все-таки нет?
За те несколько дней, что я провел рядом с этой девицей, я практически ничего не узнал о ее жизни за пределами ветхой избушки, которую она сняла, чтобы провести здесь свой отпуск. Двадцать три года, закончила строительный колледж, работает помощником администратора мелкого коммерческого банка, получает там более чем скромную по меркам банковских служащих зарплату, живет в двухкомнатной "брежневке" вместе с отцом, давно уже не имеет постоянного boyfriend'а, хотя порой и не чурается того, чтобы слегка оттянуться с каким-нибудь удачно подвернувшимся на пути самцом вроде меня. Вот, пожалуй, и вся информация, которую я успел накопить по Наташе. Разве что к этому можно приплюсовать еще то, что эта экстремальная нимфа умеет не только оглушительно скрежетать на "Ибанезе", но и, отключив процессор, наигрывает на гитаре довольно красивые мелодии. А еще ловко и быстро собирает и заряжает свой арбалет и лихо стреляет из него по мишени, закрепленной на задней стене избы.
Вот и вся информация. И ничего более. Как-то ни я, ни Наташка не стремились изливать друг перед другом душу и ограничивались пустой болтовней на отвлеченные темы. Меня это устраивало. Наталью – тоже.
Оставалось надеяться, что отец столь же тактичен и нелюбознателен, как его дочка. Отвечать на его докучливые расспросы мне совершенно не улыбалось.
Это был высокий худощавый мужчина с короткими светлыми волосами, мужественным лицом с высокими скулами и волевым подбородком, проницательным взглядом зеленых, как и у Натальи, глаз и крепким рукопожатием. Как выразились бы гитлеровцы: истинный ариец. С таким не мешало держаться настороже.
Именно так, настороженно, я и начал общение с Наташкиным папой. Но, впрочем, почти сразу расслабился. А что еще прикажете делать, если твой новый знакомый располагает к себе настолько, что уже после обмена с ним всего несколькими дежурными фразами создается впечатление, будто знаешь его чуть ли не с самого детства?
Вадим – а именно так представился мне Наташин отец, сразу же попросив в обращении с ним обходиться без отчества, – так вот, Вадим бросил взгляд на занавеску, за которой вокруг электрической плитки суетилась его дочь, заговорщицки подмигнул мне и извлек из пухлой спортивной сумки большую бутылку "Столичной".
– Это нам, – сообщил он, – а для хозяйки припасена упаковочка сока. Она непьющая. Надеюсь, не будете меня уверять, молодой человек, что и вы тоже?
Я улыбнулся и отрицательно покачал головой. Мне импонировала его непосредственность. Он, и правда, был компанейским мужиком. И главное – оказался таким же нелюбопытным, как и его белобрысая дочь.
Весь вечер мы провели за столом. Наташа, отложив в сторону медиатор, длинными тонкими пальчиками лениво перебирала струны на "Ибанезе". Я больше молчал. Что-то рассказывал в основном Вадим. Разливал по стаканам водку и снова рассказывал. И опять разливал. Когда в бутылке оставалось уже меньше половины, мы с ним перешли на "ты".
Когда в бутылке не осталось почти ничего, мы собрались идти грабить Натальин банк.
***
А в субботу я решил взять выходной и в первый раз за неделю пропустил поход на свой наблюдательный пост.
Всю первую половину субботы мы с Вадимом топили арендованную за тридцать рублей соседскую баню, всю вторую половину до одури парились, а уже поздно вечером, разомлевшие и благодушные, сидели на крыльце, потягивали раздобытую Натальей где-то неподалеку настоящую деревенскую брагу и любовались на звезды. Молча. Нам было просто не о чем разговаривать.
К теме банка, затронутой Вадимом неделю назад, я намеренно не возвращался. Но и он – видать, матерый переговорщик – тоже тему радикальных решений и сильных парней, которую муссировал в прошлый раз, сегодня не затрагивал.
Говорили обо всем: о породах служебных собак, об урожае Антоновских яблок, о том, что "Зенит" в этом сезоне, возможно, займет третье место… И только в завершение нашей пустой болтовни он вдруг, как бы походя, бросил:
– Ну что, Денис. А ни пора ли нам баиньки. Вам в кроватку, а мне… – он приоткрыл дверь в избушку и посмотрел, как его дочка в этот момент стелет ему на полу "постель". – Надеюсь, недолго мне отлеживать бока на этом ложе аскета. К будущему лету мой богатый зятек обеспечит мне спальное место помягче.
Второй выходной я взял в воскресенье. И, чтобы меня не побеспокоила Светка, даже выключил телефон, напрочь отрешившись ото всех головных болей и безысходности. Сумев впервые за последние дни надолго уйти от отвратной действительности. И это было просто здорово!
Все воскресенье мы втроем пробродили по живописному осеннему лесу. Собирали грибы, заблудились, залезли в болото, из которого выбрались только под вечер. И Вадим, стоило нам наконец вернуться домой, сразу засобирался в Питер.
– Перекуси хоть, па, – неуверенно предложила Наташка, отлично зная, что ничего, чем можно на скорую руку перекусить, все равно в доме нет, а на то, чтобы что-нибудь приготовить на электрической плитке, потребуется, как минимум, час.
– Нет, спасибо, – отрицательно покачал головой Вадим, застегивая молнию на своей спортивной сумке. – Поеду. Дома поем. – Он протянул мне на прощание руку. Усмехнулся: – Удачи… зятек. – Поцеловал дочку и, уже стоя на пороге, пообещал: – Появлюсь в пятницу вечером. Пока. Не скучайте.
Наташа небрежно махнула ладошкой. А я, в это время устанавливая около печки свои насквозь промокшие кроссовки, слегка удивился, что она даже не предложила любимому папочке хотя бы немного проводить его в сторону станции. Но у нее, пожалуй, было занятие поважнее.
– Бери нож и садись за работу, – весело скомандовала она, расстелила на столе единственную найденную в доме газету, высыпала на нее из полиэтиленовых пакетов грибы и уже через четверть часа учинила в горнице вселенский срач. – Наплевать! Все равно завтра заниматься уборкой. Денис, те, что сушить, кидай вот в эту кастрюльку.
Я послушно кидал. Безучастно возил тупым перочинным лезвием по ножкам черноголовиков и подосиновиков, сдирая с них шкурку, и никак не мог отогнать от себя мысль, что обильный грибной урожай – очень плохое предзнаменование. Последний раз я ходил за грибами больше пяти лет назад в компании Ангелины, тогда еще моей любимой жены. И это было моим последним мирным занятием, предшествовавшим затяжной полосе великих бед и несчастий.
"А может быть, эта такая плохая примета: грибы… и следом за ними полоса неприятностей, – задумался я. И громко хмыкнул. – Вздор! Не бывает такого, чтобы снаряд точнехонько угодил в старую воронку".
– Чего тебе весело? – подняла на меня взгляд Наташа. И объяснила мою ухмылку по-своему: – Считаешь, что не мужская это работа – чистить грибы? Хорошо, ну их, и правда, к чертовой бабушке! Пошли лучше в кроватку. Займешься там точно мужичьим занятием…
А снаряды действительно никогда, наверное, не попадали в одну и ту же воронку. Но, если дело касалось меня, они ложились очень и очень кучно. И между грибами и новым витком разномастных событий, не сулящих мне ничего хорошего, прошло совсем мало времени. Всего несколько дней. А потом жизнь вновь вырвалась из спокойного русла и лихо понеслась через любезные ей пороги и перекаты.
Глава 6
БАЗАРЫ, ТЕРКИ И ДОКЛАДЫ
Словно вышагивая по подиуму, эффектной походкой секретарша пересекла кабинет и составила с подноса на рабочий стол Рудновского большую чашку со слабеньким кофе – "американо" и вазочку с крекерами.
– Владимир Сергеевич, к Вам Матвеев с докладом.
– Пусть зайдет.
Рудновский безразличным взглядом проводил прошествовавшую в обратном направлении девушку и подумал: "Пора менять эту худобу. Если до этого не поменяют меня. Проклятый Питер! Сволочной Разин! Гребаная операция "Сестрорецк"! И какого же черта мне понадобилось из-за этой шпаны Костоправа городить весь этот огород! Сдох бы и сам! Но теперь процесс набрал ход. Минуло уже больше недели, и его не остановить".
– Рассказывай, – кивнул он на стул, предлагая вошедшему в кабинет молодому мужчине в гражданском костюме сначала присесть и не отсвечивать навытяжку перед столом.
– Благодарю. – Прежде чем примоститься на уголке синего офисного стула, посетитель положил перед Рудновским несколько листов бумаги. – Здесь все данные. – И, когда генерал-майор не удостоил служебную записку мимолетным взглядом, принялся, торопливо и сбивчиво, зачитывать со своей копии: – За семь суток, начиная с ноль третьего ноль девятого две тысячи первого в ходе операции "Сестрорецк" задержано восемьдесят семь человека, из них в течение сорока восьми часов освобождено сорок два, против двадцати семи возбуждены уголовные дела, взяты под арест восемнадцать лиц, находящихся в федеральном розыске. Изъято тридцать шесть единиц холодного и огнестрельного оружия, тридцать четыре и ноль восемь сотых килограмма взрывчатых веществ, найдено семь единиц автотранспорта, числящихся в угоне, выявлено…
– Читать я и сам умею, – перебил Рудновский. – К тому же на всю эту статистику мне начихать. Подведи резюме своими словами. Ты же в курсе, Андрей, что меня больше всего интересует, и из-за чего собственно и заварена эта каша. Что по Знахарю?
– Работаем, – развел руками Матвеев. – Ищем.
– Знаю, что ищете. Вопрос в другом: как ищете, чтобы это дало хоть какие-то результаты?
– Комитетчики перекинули нам информацию по даче, где сейчас должен быть Разин. Я же докладывал. Там оставлена засада…
– Уже больше недели эта ваша засада! – повысил голос Рудновский. – И ты все еще надеешься, что она принесет хоть какие-то плоды?! Да Разин уже давным-давно вас срисовал, или ему передали, что на дачу соваться нельзя. Так он больше туда и не сунется! Засаду снять! – И генерал вздохнул с горькой иронией: – У нас так много людей, что десять здоровых лбов занять просто нечем, иначе как дать им возможность помаяться от безделья в этой деревне. Что слышно от барабанов?
– Ничего нового, – покачал головой Андрей. – Создается впечатление, что ни положенец, ни его свита сами не знают, где сейчас Разин.
– Думаешь, знали, так сдали бы? – ехидно поинтересовался Рудновский.
– А почему бы и нет? За общак-то?
– Даже за общак – нет. Это точно. Такое решение – отдать нам кого-нибудь из своих – принять может только сходняк, но никто из блатных никогда, если он дорожит своим авторитетом, даже не предложит подобное… Отдать нам своего кореша… Не-е-ет!
– А если все-таки забрать эти деньги, – осторожно предложил Матвеев, – спровоцировать…
– Брось даже думать, – перебил генерал. – Мы и так уже перегнули палку настолько, что она скоро треснет. А если еще изымем у них общак, жди чего-то ужасного. Начиная от депутатских запросов в Госдуме и заканчивая банальным террором. Нет, Андрей, я пока не спешу умирать. А потому ограничимся тем, что не пускаем ворье к их деньгам уже больше недели. Пусть взвоют, сидючи на голодном пайке. Вот тогда и посмотрим, так ли им дорог этот их Знахарь. Глядишь, кто-нибудь и не выдержит – настучит. В общем, продолжайте всех плющить так, чтобы не могли и вздохнуть. Ни глотка воздуха. Никаких компромиссов. Никаких сделок. Вопрос ставить только так: "Будет нам Разин – будет и разговор". Жестче, Андрей!
– Есть жестче, Владимир Сергеевич.
– И параллельно с разработкой блатных продолжайте активный розыск этого Знахаря своими силами!
– Ищем, Владимир Сергеевич. Ищем!
– Ну так найдите!!! Найдите мне его!!! Слышишь?!!
"Слышу. Найдем, – автоматически пробормотал про себя Матвеев, торопливо выходя из кабинета, где генерал-майор МВД Рудновский безуспешно пытался залить вспыхнувшую в нем ярость остывшим кофе. – Толстый, откормленный боров! Тупой, как и все боровы! Даже еще тупее! – Он подмигнул симпатичной светловолосой секретарше и невольно подумал: – Интересно, он ее трахает? – И решил: – Конечно. Как же без этого?"