Наташа вновь вцепилась в мою шевелюру, а я уже переключил внимание с пупка на кружевные бордовые трусики, чудом еще продолжавшие удерживаться на уровне бедер, но все-таки слегка приоткрывшие моему взору верхний участок поросшего темными волосиками лобка. Я захватил губами эти волосики, легонько дернул сначала за них, потом за резиночку трусиков и принялся ласкать языком и губами гладкую загорелую кожу стройных Наташкиных ног, постепенно смещаясь все ниже и ниже к белым наклейкам из пластыря на коленках.
А следом скользили бордовые трусики, увлекаемые моими руками вниз.
Наташа переступила ногами, стряхнула трусики на пол. И тут же, утратив контроль над собой, попыталась меня оседлать. Не успел я опомниться, как она ловко закинула ногу мне на плечо и с такой дикой силой привлекла к себе мою голову, что я, похоже, и правда лишился значительной части волос. Уткнулся лицом в пушистый лобок, ощутил губами ароматное влажное лоно. Лишь на мгновение. А потом сумасшедшая нимфа не смогла удержаться в столь неустойчивой позе, которую только что изобрела, и, запрокинув меня на крашеный пол, грохнулась сверху.
Ха! Так сексом я еще не занимался! Что там гитары и арбалеты по сравнению с этим!
– А может, пойдем на кровать? – предложил я, пытаясь устроиться поудобнее под стыдливо застывшей на мне голой Натальей. – Там, пожалуй, удобнее. А то здесь как-то не так.
– Да-а-а, доигрались. – Наталья моментально пришла в себя и смущенно попросила: – Отвернись, дай накинуть халат. Я стесняюсь.
Отворачиваться мне было некуда, я просто закрыл глаза. И заметил, продолжая лежать на полу:
– Еще полминуты назад ты не стеснялась.
– Я отключилась. У меня поехала крыша. – Наталья поднялась, и я слышал, как она шебаршится рядом со мной, собирая разбросанные предметы одежды: бордовые трусики, халатик и тапочки. – Странно, но раньше такое случалось со мной лишь несколько раз. И только с одним человеком, которого я очень любила. И то не так сразу, как с тобой.
– Значит, ты любишь меня еще больше, – ляпнул я и услышал, как Наташа хихикнула.
– Не-е-ет, Денис! Любовь надо еще заслужить! – с пафосом продекламировала она.
– А я-то уж, глупенький…
– У тебя, глупенького, по последним моим наблюдениям довольно высокие шансы на это. Так что можешь принять к сведению. Вот только не зазнавайся. И открывай глаза – уже можно. И поднимайся. Или будешь валяться на холодном полу до утра?
– Предпочитаю кровать, – нахально заявил я, принимая вертикальное положение. И еще более нахально продолжил: – Надеюсь, она у тебя не очень амортизирует…
Кровать у Натальи оказалась что надо. Довольно широкая для бурных плотских утех, с двумя ароматными, набитыми свежим сеном подушками.
Правда, прежде чем сдаться на мои уговоры и все-таки уложить меня спать, Наталья долго и настойчиво пыталась скормить мне еще одну чашечку кофе. Потом, после того, как я ее еще раз как следует поцеловал, безнадежно махнула рукой, сдернула с кровати цветастое покрывало и, застенчиво улыбнувшись, щелкнула выключателем.
– На хрена?
– А зачем тебе свет? Все, что надо, найдешь на ощупь, не промахнешься. А я при свете стесняюсь, – подвела Наташа черту под обсуждением вопроса об освещении, а я подумал, что скажи она мне еще раз о том, что стесняется, и я сумею в это поверить. Стуча зубами от холода в еще не нагретой постели, я терпеливо ждал, когда эта копуша или свернет в темноте себе шею, или все-таки присоединится ко мне.
Она предпочла второе. Юркнула под одеяло и крепко прижалась ко мне.
– Фу, холодина! Конечно, забыла задвинуть заслонку в трубе и выстудила всю печь. Может, быстренько затопить?
– Ну уж нет. – Я положил ладонь Наташке на грудь, путаясь в волосах, ткнулся лицом в ее нежную шейку, коснулся губами хрупкого плечика.
– Хорошо. Но тогда постарайся, чтобы я не замерзла. – Наташа судорожно вздохнула, одной рукой снова вцепилась в мою шевелюру, а другой активно принялась гладить меня по спине. Задыхаясь, она с трудом пробормотала: – Сделай так, как ты мне уже делал. – И принялась перебирать ногами, стряхивая застрявшие на щиколотках бордовые трусики.
Глава 5
ЧТО У ТРЕЗВОГО НА УМЕ…
Начиная со следующего утра, жизнь для меня привычно разделилась на две диаметрально противоположные половины, и четкий рубеж между этими половинами пролегал как раз по границе Наташиного участка. Выходя за его пределы, я сразу же становился прежним Знахарем-Костоправом, Константином Разиным и Денисом Сельцовым, осторожным и предельно опасным для недругов загнанным волком, идеально обученным отражать неожиданные удары и выкручиваться из безвыходных ситуаций, выживать в жестоком мире воров и бандитов, мусоров и предателей. И столь же легко и стремительно, сколь я становился объявленным в розыск опасным рецидивистом, происходило и обратное перевоплощение в Дениса Павловского, нежного и уютного, жизнерадостного и беззаботного, стоило мне только перешагнуть порог гостеприимного Наташиного дома.
Две личины. Две ипостаси. Как две стороны Луны, одна из которых всегда открыта для обозрения, а другую можно увидеть, лишь приложив для этого немыслимые усилия.
***
Наташа легко приняла на веру то, что я опытный анестезиолог, в июле потерявший работу в обанкротившейся частной клинике, а в данный момент праздно проживающий свои сбережения на арендуемой поблизости даче и ждущий, когда для него освободится некое таинственное местечко в одной из престижных больниц. Что это за местечко, Наташа меня не расспрашивала. Так же, как не интересовалась и тем, почему я, такой правильный и разумный, временно не устроюсь в какой-нибудь захудалый здравпункт, чтобы не потерять квалификацию и обеспечить себя хоть какими-то средствами, пока не созреет это обещанная мне работа. Я бы, наверное, быстро запутался во вранье, если бы моя подружка была любопытнее, но она умела не задавать некорректных вопросов.
"Так же, как это умела делать и Ольга, которая потом меня предала", – как-то подумал я и тут же, устыдившись своей подозрительности и неблагодарности, поспешил тщательно скомкать это недостойное Наташи сравнение и выбросить его в самую глубокую помойную яму. Чтобы подобная гадость никогда больше не приходила мне в голову!
Итак, Наташа не задавала вопросов, и мне, соответственно, не приходилось ломать голову, придумывая причину моих ежедневных отлучек из дому. Ей, кстати, вполне хватило и моего незамысловатого объяснения, почему я так сразу и так прочно осел у нее: мне, мол, куда веселее проводить время в компании с ней, нежели отупевать от одиночества на своей уединенной даче, срок аренды которой все равно подошел к завершению еще три дня назад.
– Классно! – радостно блеснула глазами Наташа, когда я осторожно намекнул, что совсем не прочь на месяцок перебраться жить к ней. – Я сама хотела тебе это предложить. Только боялась показаться навязчивой.
Вообще-то, навязчивым в этой ситуации являлся именно я. Но жизнь уже давно научила меня не стесняться быть для кого-то обузой и притом всякий раз еще и стараться так камуфлировать свои просьбы, чтобы они выглядели как одолжение с моей стороны.
Именно так и получилось на этот раз.
Наталья была просто счастлива, что я развеял ее одиночество, что оказался таким хозяйственным и домашним, любящим и неконфликтным. Хорошим любовником. И просто неплохим человеком.
Меня же совершенно устраивало то, что удачно удалось загаситься в таком тихом месте, где искать меня не придет в голову и самому прозорливому мусору и где можно спокойно дождаться, когда в Петербурге немного нормализуется оперативная обстановка и можно будет опять выползать на поверхность. И к тому же рядом со мной теперь постоянно находилась Наталья. Предупредительная и добрая, ласковая и нежная. Хорошая любовница. И просто неплохая девчонка.
А мусора тем временем упорно торчали у меня на даче. И я ежедневно со своего поста подолгу наблюдал в "Призматик" за их времяпрепровождением. Они совершенно не умели вести себя незаметно. Через несколько дней я уже без труда замечал малейшие изменения в окружающей обстановке, которые произошли в мое отсутствие: скажем, замок на двери висит немного не так, как вчера; на занавесках появились новые складочки; деревянная вертушка, на которую запирается калитка, развернута под более острым углом, чем накануне. Значит, на даче продолжают сидеть нежеланные гости. И мне там появляться нельзя.
А сделать это ой как хотелось! И вовсе не по причине ностальгической тяги к своему бывшему дому, а по куда менее сентиментальным соображениям. Я все еще не терял надежды, что сумею добраться до своего тайника с тремя тысячами долларов, когда мусора наконец убедятся в бессмысленности засады и уберутся к чертям. Но они, похоже, уперлись и никуда убираться не собирались.
"Что же, – успокаивал себя я, – если решили предложить мне поучаствовать в состязании "Кто кого терпеливее?", не возражаю. Мне сейчас все равно нечем заняться, и свободного времени у меня куда больше, чем у вас. Так что? Поиграем?"
И я продолжал свои наблюдения за мусорами, терпеливо дожидаясь, когда же им, наконец, надоест торчать в засаде. На свой наблюдательный пост я отправлялся каждое утро как на работу. Это меня особо не утруждало – с одной стороны. Но вот с другой – время шло, а у меня, несмотря на экономную жизнь у Натальи, из лопатника стремительно испарялись хрусты. Сотня за сотней. Неизбежно приближался момент, когда мне, хочешь не хочешь, придется всерьез задуматься о средствах к существованию. Притом о немалой сумме, на которую я не только мог бы безбедно прожить хотя бы несколько месяцев, но и соорудить себе новую ксиву, и сделать себе операцию по изменению внешности. На поддержку из общака я уже не надеялся. Ворам сейчас было не до меня. У них хватало своих геморроев. На питерскую братву продолжался массированный наезд мусоров.
Единственным представителем блатного мира, с кем я сейчас поддерживал отношения, оставалась Конфетка.
С ней я связался на следующий день после того, как она перехватила мой "Лексус" на Московском шоссе и провозгласила открытие очередного этапа соревнований по выживанию. В тот, второй день федерального охотничьего сезона на Знахаря-Костоправа, я доехал вечером на электричке до Питера и только оттуда, из автомата, рискнул связаться со Светой. Назначил ей встречу в том уютном кафе, где мы провели четыре часа накануне.
– Как дела? Где обитаешь? – первым делом поинтересовалась она, устраиваясь за столиком напротив меня, и я не стал в ответ что-то выдумывать. Ничего не тая, но, конечно, и без особых подробностей, рассказал о предыдущей ночи, проведенной в гостях у Натальи, и о достигнутой с нею договоренности, что я пока поживу у нее.
– С таким же успехом мог бы пожить и у меня, – ревниво заметила Света. – Не понимаю, в чем разница?
– Есть одна разница, – хитро улыбнулся я, и Конфетка без особых проблем поняла, что я имею в виду.
– Хорошо, подожду, когда эта овца тебя выставит, – сварливо пробурчала она и больше к вопросу о моем местожительстве не возвращалась.
Зато вдруг сделала мне очень ценный подарок.
– Держи, – протянула она ладошку, на которой лежала маленькая сим-карта для сотового телефона. – Тебе с твоей ксивой подключаться сейчас стремно. Вот я и подумала: чтобы не остался без связи, дай-ка тебе помогу. Хоть ты и не заслужил.
– А вот за это спасибо! – обрадовался я. – Надеюсь, она чистая?
– Нечистую я бы не привезла. Только смотри, не измажь ее сам. – Конфетка нацарапала на салфетке мой новый номер. – Держи. Не звони с него никому из воровских. И не пытайся связаться со мной по домашнему, – принялась инструктировать меня Конфетка. Звони только на сотовый, он пока не засвечен. И еще, постарайся, чтобы телефон у тебя был постоянно включен. Надеюсь, ты поселился в зоне охвата?
– В зоне, – ответил я и тут же отметил, что прозвучало это двусмысленно. Ну их к дьяволу, эти зоны! Не хочу о них даже слышать.
– И не давай телефон своей шалаве. Не желаю оплачивать ее болтовню.
– Ладно, не дам, – пообещал я. Мне сейчас было не до мелких пререканий с Конфеткой. – Свет, ты помнишь, о чем я тебя вчера попросил?
– Не помню, – ни секунды не размышляя, отрезала Света.
– Я хотел взять у тебя что-нибудь в долг. Мне нужны фишки.
– Как много?
– Штук двадцать. Не меньше. Я имею в виду – зеленых.
– Понимаю, что не рублей. – Конфетка глянула на меня исподлобья. – И где я тебе их достану? Продам "девятку"? Так за нее не дадут и двух штук! Квартиру снимаю, бриллиантов и изумрудов не ношу. Не-е-ет, Знахарь, на меня в этом вопросе можешь не рассчитывать. Впрочем, как и на общак. Он сейчас спрятан так, что его не отыщут и экстрасенсы. Все воровские либо повязаны, либо на дне. Я постоянно пытаюсь связаться с кем-нибудь из братвы. Тишина в эфире, – безнадежно махнула Света рукой. И, сознавая, что эта попытка заведомо обречена на провал, Все-таки попросила: – Денис, давай ты сегодня поедешь ко мне?
Я отказался. От добра добра не ищут, а мне было хорошо и с Натальей. И пытаться как-то улучшить уклад своей жизни я пока не собирался. К тому же сейчас была совсем не та ситуация, когда можно позволить себе экспериментировать и вносить какие-то изменения в сложившееся равновесие. Думаю, что Конфетка, включив на полную мощность свою женскую интуицию, без труда бы меня поняла.
Но она ничего включать не собиралась. И уперлась. И надулась.
– Как хочешь. Как считаешь нужным, Денис. А насчет того, чтобы помочь тебе с фишками, повторяю: это не ко мне, дорогой. Ты обзавелся свежей подстилкой… Как там ее? Наталья?… Так вот, пускай эта Наталья тебя и спонсирует. А меня от своих геморроев уволь. Я по-прежнему буду держать тебя в курсе событий. Конечно, в той мере, в которой сама буду располагать хоть какой-нибудь информацией. Вот только пока, сам видишь, информации очень не густо. Так вот, о чем я… Буду держать тебя в курсе событий. Помогу установить связь с положенцем или с кем-нибудь из братвы. У тебя всегда есть возможность мне позвонить, у тебя всегда есть возможность укрыться у меня на квартире, если вдруг надоешь своей шкуре. Но с финансовыми проблемами ко мне можешь не обращаться. Выкручивайся сам, на пару с… Натальей.
"Вот так! – Признаться, чего-то подобного я от Конфетки и ожидал. – Спасибо и на том, что сразу расставила все по своим местам. Как выражаются секретные физики, отрицательный результат тоже есть результат. И хорошо уже то, что на материальную помощь от Светки я теперь не рассчитываю. Так же, как и на какую-нибудь другую помощь, выходящую за границы, только что четко обозначенные мне этой фурией. Все свои дальнейшие действия я теперь буду планировать с учетом того, что сейчас услышал – так, чтобы не пришлось разочаровываться потом.
…Вот только какие "дальнейшие действия"? – размышлял я, возвращаясь в полупустой электричке из Питера в Вырицу. – Что еще я могу сделать, кроме того, чтобы тихонечко сидеть у Наташки и ждать, когда мусора уберут из моей дачи засаду и я смогу добраться до своих трех тысяч долларов? Да и что мне эти жалкие три штуки баксов, которых ненадолго и хватит! Что удастся прожить какое-то время, надеясь, что за это время для меня что-то изменится? А если и в дальнейшем ничего не изменится? А если основательно потрепанным мусорами блатным будет просто не до меня, и я лишь впустую потрачу время, дожидаясь от них какой-нибудь помощи?
Нет, пассивно сидеть и ждать у моря погоды – это самое неразумное, что я сейчас могу сделать. Так продержусь еще, может быть, месяц. Может, чуть больше. А скорее – чуть меньше, пока не наступит момент, когда придется сначала оставить в покое Наталью, которая – не слепая же дурочка! – в конце концов потребует от меня объяснений, кто я такой и что вокруг меня происходит. А потом я, наверное, переберусь к Светке, если, конечно, за это время ее отношение ко мне не изменится. С мыслью о том, что изменения в моей жизни должны происходить регулярно, а обстоятельства лишь ухудшаться, я свыкся уже давно. Но безвольно отдавать себя им на растерзание не собираюсь.
Я уже почти двое суток нахожусь вне закона. Рядом со мной сейчас нет никого, кто мог бы мне оказать не только моральную, а хотя бы финансовую поддержку. Ну и что? Какие мелочи по сравнению с теми, почти безвыходными ситуациями, в которых мне последнее время довелось побывать, когда я, скажем, год назад загибался от пневмонии в тайге или на протяжении почти пяти месяцев с искалеченными ногами сидел в заточении, почти напрочь отрезанный от внешнего мира! Даже тогда, в гараже у кума, я не держал в голове и мысли о том, чтобы безвольно опустить руки и отдаться на волю обстоятельств. Я постоянно что-то предпринимал. Так почему же теперь!..
А что реальное я сейчас в состоянии сделать, чтобы хоть немного развернуть ситуацию в свою сторону? – задумался я, провожая взглядом наряд милиции, сопровождающий электричку и только что пересекший вагон, не обратив на меня никакого внимания. – В первую очередь я должен раздобыть деньги. А потом уже можно будет думать о том, как убраться подальше от Питера, где раздобыть себе новую ксиву, у кого вновь переделать физиономию".
Но сначала деньги. Не менее двадцати тысяч долларов. Именно такую нижнюю границу необходимого мне лавэ я определил, даже не углубляясь в какие-нибудь подсчеты предстоящих мне в ближайшее время трат. Просто решил так, и все!
Двадцать тонн баксов. Ни долларом меньше.
Знать бы еще, где их достать! Если за последние годы я и набрался опыта выживания в экстремальных условиях, то в вопросах краж, грабежей и разбоев был полным лохом. Но мы всегда что-нибудь делаем в первый раз. И обстоятельства часто вынуждают нас многому учиться с листа, на собственном опыте.
"Что ж, буду учиться, – пришел я к решению, – раз ничего другого мне больше не остается. Времени на то, чтобы несуетливо пораскинуть мозгами, где найти, украсть, захватить деньги, у меня сейчас предостаточно. А там, глядишь, пока я неспешно раскачиваюсь и собираюсь отправиться на гоп-стоп, ситуация сама по себе изменится к лучшему. Не может же она постоянно катиться под откос".
Но оказалось, что может, если дело касается лично меня. Уж такова, наверное, стезя обреченного на проблемную жизнь человека, что запятая во фразе "Казнить нельзя помиловать" всегда ставится после первого слова…
В очередной раз такую запятую поставила Света, когда через четверо суток после того, как я узнал, что объявлен в федеральный розыск, – это было наутро в пятницу – сообщила, что наконец сумела выйти на связь кое с кем из воровских. Никаких имен она при этом не назвала. Только сказала: