Станислав Олейник
ТЕНИ ПРОШЛОГО
Звонок был ранний, настойчивый, агрессивный.
- Алло! Слушаю вас, - стараясь быть спокойным, ответил Павел прижимая телефонную трубку к уху.
- Привет! Спишь, что ли?
Повисло молчание. Павел ждал звонка от семьи, которая находилась в настоящее время в деревне, и поэтому, услышав, отдаленно знакомый, но пока непонятно чей голос, слегка растерялся. Пока гадал, кто же этот может быть, трубка негодующе загудела:
- Пашка! Ты что, охренел что ли! Это же я, Виктор Лустенко! Ну, ничего себе, - продолжала негодовать трубка. - Ты что, с похмелья?
- Господи! - наконец, выдавил из себя Павел. - Витька! Это ты? Ты откуда звонишь, из Москвы? - он вскочил с кровати.
- Здесь я, здесь, в вашем городе, приехал в командировку.
- Подожди, - засуетился Павел, - ты где, в аэропорту, на вокзале? Я сейчас приеду.
- Не надо Паша, - меня встретили, и я уже устроился. Не беспокойся, увидимся обязательно. Я тебя найду сам. А теперь продолжай отдыхать. Благо сегодня воскресенье.
- Вить!.. - начал, было, Павел, но трубка ответила короткими гудками.
Приезд Лустенко очень взволновал Павла.
С Лустенко они вместе учились в Высшей школе КГБ. Были в одной учебной группе. После выпуска пути их разошлись. Павел был направлен на работу в Германию, А Лустенко, - в Таджикистан, на границу с Афганистаном.
Встретились они, спустя десяток лет, в Афганистане.
Павел был тогда заместителем начальника спецгруппы Кабульской резидентуры КГБ, а Лустенко, советником начальника отдела контрразведки зенитно-ракетной бригады 2 Армейского корпуса ДРА.
После Афганистана, Павел был направлен в этот южный город, где, почти сразу после распада СССР, ему было предложено уйти на пенсию. А Лустенко, был тогда направлен на Лубянку, в Центральный аппарат КГБ. Встречаться не встречались, но изредка перезванивались. И вот, спустя почти двадцать лет, должна произойти их неожиданная встреча.
Почти весь день Павел занимался уборкой квартиры, сходил в магазин, закупил продуктов и пару бутылок коньяка. Гость мог появиться в любое время. Незаметно наступил вечер. Ужинать не хотелось. Он достал из холодильника бутылку коньяка, плитку шоколада. Налил немного в стакан, выпил, бросил кусочек шоколада в рот и вышел на балкон.
Двор постепенно затихал и пустел. Быстро сгущались сумерки. Небо высветили звезды. Наступала ночь. Павел посмотрел на звезды, и усмехнулся: Нет, это были не те звезды, не афганские. Те были близкие, крупные, яркие. А эти звезды маленькие и далекие.
Он тяжело опустился на стул, закурил сигарету. Сделав пару затяжек, притушил и аккуратно положил окурок в стоявшую рядом со стулом пустую консервную баночку. Снова пробежал взглядом по звездам, закрыл глаза и погрузился в воспоминания…
На память пришла последняя встреча с Лустенко. Это было весной 1985 года в Кандагаре…
Вспомнил аэропорт, где его тогда встретил Лустенко. Аэропорт всегда поражал его своей оригинальной постройкой. Это строение из стекла и бетона, казалось, было собрано из бегущих по кругу арок, от которых, словно щупальца, осьминога, веером расходились посадочные терминалы. На одном из них лежали мешки с зерном пшеницы, - безвозмездный дар Советского Союза, уже давно канувшему в лету режиму принца Дауда. Война, переворот. Снова война, - а пшеница все лежит и лежит…
Виктор, тогда появился неожиданно. Вылинявшая на солнце афганская военная форма, на широком офицерском ремне, в потрепанной брезентовой кобуре "ТТ", и закрывающая половину обгоревшего на солнце лица рыжеватая с проседью борода. Все это делало его похожим на ковбоя из какого-то старого американского фильма. Не хватало лишь широкополой ковбойской шляпы.
Тепло поздоровались и, не тратя времени на разговоры, направились к открытому, видавшему виды уазику, который стоял на бетонной площадке, рядом с печально известным "черным тюльпаном".
Кто знает, было это простым совпадением, или нет, но когда Павел появлялся в Кандагарском аэропорту, "тюльпан" всегда находился на этой стоянке. И охранялся всегда одним и тем же, вечно полупьяным прапорщиком.
Павел познакомился с ним при довольно печальных обстоятельствах.
Вспоминая их, он невесело усмехнулся. Тогда он возвращался в Кабул. И, как всегда, когда куда-то спешишь, срабатывает пресловутый "закон подлости". Так случилось и в тот раз. Из-за серьезной поломки вылет АН-12, на котором он должен был возвращаться, откладывался на неопределенное время. Пришлось обежать несколько бортов, чтобы выяснить, какой из них в ближайшее время пойдет на Кабул. Таких было два. Оба Ан-26. Один советский, другой афганский. Павел выбрал советский, вылет которого был запланирован через час.
Встретил тогда Павла все тот же прапорщик, он же борттехник "тюльпана". Был он в хорошем подпитии, но держался и разговаривал с Павлом, вполне прилично. Окинув мутными усталыми глазами просителя, который в мятой и грязной афганской военной форме, заросший недельной щетиной, и болтавшимся на плече трофейным, спецназовским автоматом, был похож, черт знает на кого, попросил сигарету, закурил, и только потом, икнув в сторону, негромко сказал:
- Командир, мне не жалко. Но вряд ли ты согласишься лететь в одной компании с теми ребятами, - повел он красными глазами в сторону грузового люка.
- Может быть, ничего…. Как-нибудь, - неуверенно промямлил Павел, уже понявший, каких ребят имел в виду прапорщик.
- Ну, как хочешь, командир, - безразлично пожал тот плечами, и, не оборачиваясь, пошагал в сторону открытого грузового люка.
Павел уже много повидал за свою жизнь, но, то, что он увидел тогда, потрясло его. На полу грузового отсека, оставив для прохода только небольшой коридорчик, рядами стояли до десятка вздутых цинковых гробов. В голове каждого поблескивало стеклышко маленького квадратного окошечка. Стоял густой трупный запах.
- Ну, что командир, - грустно улыбнулся прапорщик.
Павел смолчал.
- Вот то-то и оно, - хмыкнул тот, и, кашлянув, пояснил, - они неделю кисли в бригаде, пока из Кабула не доставили цинки. Свои-то давно израсходовали. Вот и провоняли…
Павел и раньше слышал о "бардаке" тыловых службах 40 Армии. От знакомого начальника политотдела одной военно-строительной бригады, с которым пути пересекались еще в Германии, а недавно произошла случайная встреча на территории штаба 40 Армии, уже слышал о подобном. С его слов, в Хайратоне погиб их солдат. И нет, чтобы тело переправить прямо через мост на территорию СССР, а оттуда на родину, так нет, нельзя. Оказывается тело нужно сначала отправить за полторы тысячи километров в Кабул, там зарегистрировать, а только потом в Союз. Что с непонятным педантизмом, смахивающим на обыкновенный идиотизм, было и проделано. В итоге тело на родину было отправлено практически разложившимся…
Павел горько усмехнулся, вспомнив этот случай. Он притушил окурок, посмотрел на звезды и снова предался воспоминаниям…
… Уазик, или, как его называли афганцы, - "джип", - был без тента. Виктор расстался с ним после того, как попал под минометный обстрел, в результате которого уазик опрокинулся на бок. Если бы тогда тента не было, он выбрался бы сразу. А так…. Так он конечно, хотя и с трудом, но выбрался, правда, потеряв при этом почти все передние зубы…
Павел вспомнил, как тогда припекало…. В отличие от Кабульской долины, которая раскинулась довольно высоко в горах, Кандагарская лежит на равнинной местности. И бытующее у северных народов мнение, чем выше в горы, - тем жарче солнце, - ошибочно. На этой равнине, граничащей с огромной пустыней, солнце, как нигде, яркое и жгучее. Но есть здесь и удивительная особенность: Какой бы ни была высокой дневная температура, а в летнее время она доходит почти до плюс шестидесяти по Цельсию, дышится легко и свободно. И нет никакого парного удушья, как, например, в Джелалабадской долине, где в сочетании с высокой температурой и высокой влажностью, люди чувствуют себя словно в парной. Здесь, в Кандагарской долине, влажность почти нулевая…
По обе стороны шлагбаума, который поднял пожилой сорбоз, облокотившись на ограждение, с угрюмым видом стояли ожидавшие прибытия "пассажирских" рейсов афганцы. Ту же стояли покрытые толстым слоем пыли, видавшие виды тойеты, джипы, и раскрашенные яркими цветами, изображениями птиц и животных, грузовики, а попросту, - "бурбухайки". Около дукана, обыкновенного трехтонного металлического контейнера, приспособленного под торговую точку, поджав под себя ноги, на войлочной подстилке восседал белобородый старик - зеленщик. Справа и слева от него, прямо на потрескавшейся от жары земле, были разложены традиционные кандагарские гранаты, зеленый лук, свежие огурцы, помидоры и, непривычные для глаза советских военнослужащих, продолговатые арбузы. Отдельными кучками лежали гроздья винограда. Тут же лежал кишмиш.
Виктор притормозил, достал из "бардачка" целлофановый пакет и подошел к старику. Павел вышел следом.
- Надо зелени к ужину прикупить, - подмигнул Виктор улыбаясь. Прокуренные рыжеватые усы смешно приподнялись, делая его похожим на рыжего потасканного кота. Увидев такое сходство, Павел с трудом сдержал себя, чтобы не расхохотаться.
- Вассалам алейкум, ата, - приветствовал старика Виктор, прижимая правую руку к груди.
- Алейкум вассалам, алейкум вассалам сахиб, - почтительно склонил закутанную в чалму голову старик. - Что сахиб желает купить?
- Читурости, хубости, джурасти? (как здоровье, все ли хорошо в семье?)
- Джурасти, сахиб. (Все хорошо, господин).
- Ну и хорошо, ата. Дай, как всегда, зелени.
Старик допотопным безменом взвесил отобранную Виктором зелень и сложил ее в пакет.
- Паш, выбери арбуз, - попросил он стоявшего рядом друга.
Когда все было уложено в машину, Виктор достал из кармана купюру в сто афгани, и протянул старику.
- Ташакор, сахиб. Ташакор, сахиб, - закивал старик грязно-серой чалмой, расправляя заскорузлыми руками денежную купюру.
В ответ Виктор приветственно махнул рукой, и уазик запылил по вьющейся между цветущими рядами гранатовой рощи грунтовой дороге.
Вилла, в которой Виктор проживал, располагалась во внешнем кольце охраняемой зоны аэродрома, вблизи одной из позиций зенитно-ракетной бригады.
Таких вилл, как эта, в гранатовой роще, было несколько. До революции они все принадлежали богатым афганским купцам, а сейчас в них проживали и советские военные советники, в основном авиаторы, и старшие афганские офицеры.
Для советских военных специалистов, волею судьбы оказавшихся в далеких краях, эти, построенные из стекла, бетона, мраморных плит сооружения, в двориках которых сверкали чистой изумрудной водой бассейны, были тогда несбыточным пределом мечтаний. Но, тем не менее, на данный момент, они в них проживали.
- Ну, вот, мы и дома, - словно издалека голос донесся голос Виктора.
Павел вспомнил, как в полудреме открыл глаза, и увидел, что уазик стоит рядом с обыкновенным шалашом. Шалаш служил для сорбозов царандоя (внутренние войска), чем-то вроде караульного помещения. В шалаше они отдыхали, и тут же рядом, на костре, готовили для себя пищу.
Солдат охраняющих виллу было четверо, и были они уже довольно солидного возраста. Такая же охрана была и на соседней вилле, - советника командира отдельной авиаэскадрильи, Леши Зотова.
Остальной коллектив военных советников 2-го Армейского корпуса правительственных войск, проживал в ооновском городке. Кто и почему городок прозвали ооновским, объяснить толком никто не мог. Возможно потому, что в нем когда-то проживали представители ООН.
От аэропорта городок был примерно в пятнадцати километрах, а от Кандагара, на окраине которого во дворце бывшего губернатора провинции, и располагался штаб корпуса, - около пяти километров.
Со слов аборигенов из числа военнослужащих корпуса, город был далеко не тот, что до войны. Он запущен. А о традиционной восточной оживленности на улицах и говорить нечего. В целом, этот древний город, конечно же, по-своему красив. В середине семидесятых его подвергли серьезной перестройке. Часть глухих старых улиц с полуразвалившимися саманными хижинами и лавками была снесена. В центре появились широкие проспекты, площади с разбитыми на них скверами и цветниками. Неоднократно страдавший от иноземных нашествий, город почти лишен архитектурных и исторических памятников. Из сооружений такого рода можно выделить, пожалуй, только мавзолей основателя афганского государства, Ахмад Шаха, в который, в самом смысле этого слова, упирается кипарисовая аллея. Вокруг мавзолея, в двенадцати усыпальницах погребены его сыновья. Стены гробниц покрыты искусно исполненной резьбой и инкрустацией.
За время пребывания в Афганистане, Павел только один раз посещал этот город. Было это в прошлый приезд. Сопровождал их тогда с Виктором бэтээр и дюжина сидевших на нем, до зубов вооруженных сорбозов. Павлу вспомнилось как они пробирались от лавки к лавке под палящим солнцем, заливавшим рынок. Бродя по рынку, они повсюду натыкались на подозрительные, настороженные лица. Нет, враждебности не было. Именно бросалась в глаза их подозрительность и настороженность.
И сравнивая эту древнюю столицу с Кабулом, предпочтение Павел отдал все же последнему…
…Уазик остановился посреди ухоженного дворика. Павел спрыгнул на землю и осмотрелся. Увидев удивительно красивые цветы, от изумления открыл рот.
Стоявший рядом Лустенко довольно улыбался.
- Все это благодаря моим старичкам, - кивнул он на сорбозов, которые с интересом наблюдали за ними.
Как и в прошлые приезды, на вилле ничего не изменилось. Перешагнув порог входной двери, сразу оказываешься в большой столовой, которая служит и кухней. Бывшие хозяева оставили здесь огромный холодильник, электроплиту с духовым шкафом, в котором можно было зажарить целого барана, и заполненный разнообразной посудой кухонный буфет.
Из столовой сразу попадаешь в огромный холл, напоминающий собою своими каменными стенами зал средневекового замка, на что также указывал и пол покрытый плитами из черного мрамора. В центре холла слепленный из дикого камня открытый очаг, с нависающим над ним вытяжным устройством. Из мебели присутствовал только карточный столик, да три таких же старых протертых кресла. Обстановку дополняли, допотопный цветной ламповый телевизор, расхристанный музыкальный центр, да торчащий в одном из окон, пыльный облезлый кондиционер. Из холла попадаешь в коридор, откуда, в свою очередь, можешь попасть в четыре комнаты, две из которых служат спальнями. Одна для хозяина, другая для гостей. В конце коридора ванная комната, совмещенная с санузлом, с громадной, как маленький бассейн, ванной.
Для того, чтобы в доме работали электроприборы и поступала из пробитой во дворе скважины в дом, и емкости во дворе, вода, Виктор, а в его отсутствие кто-то из сорбозов, по необходимости запускают стоящий во дворе под тентом, дизель.
Естественно, нельзя обойти вниманием и находящийся во дворе великолепный бассейн. Отделанный мраморными плитами и наполненный чистейшей изумрудной водой, в окружении цветущих роз, он напоминал собою живой бриллиант. Рядом, словно живой, лежал вырезанный из ствола акации в натуральную величину, крокодил.
Павел с улыбкой вспомнил, как поставил на стол свою парашютную сумку, которую всегда брал с собой, вылетая в командировки. Хитро улыбнулся внимательно наблюдавшему за ним Виктору, приступил к освобождению ее содержимого.
- Это тебе, - достал он из сумки экспортный вариант литровой бутылки водки "Столичная", и поставил в центр стола.
- Это тоже тебе, - рядом с бутылкой появились две буханки белого хлеба.
Затем, начавший вырисовываться натюрморт пополнили четыре банки тушенки, и два килограммовых пакета с рисом.
- Ну, а барашек на шашлык, я думаю, у тебя найдется, - Павел, продолжая улыбаться, посмотрел на друга.
- Ах да, чуть не забыл, - спохватился он, протягивая Анатолию новенькую кожаную кобуру под "ТТ". - Что обещал, все выполнил.
- Ну - у, спасибо тебе, старина, - засуетился Виктор, убирая продукты в холодильник и кухонный шкаф.
Павел достал из сумки свой трофейный "шмайсер", прищелкнул к нему магазин с патронами.
- Витя, - остановил он друга, начавшего уже открывать банку с тушенкой. - Оставь на потом. Сейчас нужно срочно смотаться к генералу Пчелинцеву. Не знаю, в корпусе он сейчас, или городке, но мне его нужно срочно увидеть. По ЗАСу я тебе не мог все сказать. Ты же знаешь, какой он у афганцев.
- Нет-нет! - остановил он, попытавшегося что-то возразить друга, - можешь ничего не говорить. Не поможет. Я выполняю приказание Представителя. Вопрос очень серьезный. Так что поехали.
- Ну, раз такое дело, - сразу подобрался тот, - нет проблем. И кивнув на "шмайсер", Павла, добавил:
- Только спрячь эту "пукалку". Возьмешь один из моих "Калашей". Все ж понадежней будет.
- Духи балуют?
- Да, достают иногда, - ответил Лустенко и скрылся в холле.
Появился через пару минут.
- Пользуйся, - усмехнулся он, протягивая Павлу видавший виды АК-47 с примкнутыми спаренными магазинами.
- А сам?
- За меня не беспокойся. Чего-чего, а этого добра у меня хватает.
- Ну и где они шалят? - Павел отомкнул магазины, отвел затвор в заднее положение, заглянул в ствол и произвел холостой спуск.
Кто? Духи?
- Ну не сорбозы же, - хохотнул Павел и ловким движением руки прищелкнул магазины к автомату.
- Да они, бляха-муха, в "зеленку" последнее время наведываются. Как раз вдоль дороги, что идет на Кандагар через ооновский городок.
- Да-а, - поморщился Павел, - вешая автомат на плечо стволом вниз - хорошего мало.
- Что, Павлуша, - беззлобно хмыкнул Виктор, - заиграло…?
- Не то, что бы заиграло, но хорошего мало, - криво усмехнулся тот, и коротко добавил:
- Пойдем, что ли?
- Ладно, не боись! - скаламбурил Виктор, и повернувшись к кухонному столу, достал из ящика две "лимонки", - возьмем на всякий случай, - усмехнулся он, - авось пригодятся.
- Садись на заднее сидение, - скомандовал он, когда они подошли к уазику.
- А чего на заднее? - приостановился Павел.
- А потому, мой дорогой друже, на переднем, когда, не дай Бог, придется тебе стрелять, ты мне башку отшибешь. Понял? - Виктор без улыбки посмотрел на Павла.
- Махмуд! - крикнул он в сторону стоявших вокруг костра сарбозов, откуда доносился аппетитный запах шурпы, - тащи мой старый "Калаш"!
Через минуту появился рябоватый, заросший рыжей щетиной сорбоз, и протянул сидящему за рулем Виктору старенький, с облезлым прикладом АК-47.
Треск коробки передач, и латанный, перелатанный уазик выскочил на дорогу, бегущую в сторону моста, под которым бесновалась вешними водами река Лора…