"Добывать свой хлеб в поте лица своего", - сам себе мысленно ответил сидевший в "Жигулях" шестой модели Юрий Павлович Савельев и, опустив сорокакратный цейсовский бинокль, принялся массировать уставшие от напряжения глаза.
Пошли уже четвертые сутки, как он, вписавшись в контракт, плотно занимался теледеятелем, почему-то сразу получившим погоняло Зяма, и уже знал наверняка, что дело простым не будет. Даже для него - ликвидатора экстракласса, если так можно выразиться, милостью Божьей, хотя, говоря откровенно, и он был не без изъяна.
Идеальный киллер должен быть незаметным, легко растворимым в толпе, никто никогда не должен обращать на него внимания и уж тем более испытывать по отношению к нему каких-либо эмоций.
А вот Юрий Павлович был мужчиной видным, с красивым, запоминающимся лицом и, работая массажистом в оздоровительном центре, имел у лучших представительниц слабого пола успех сногсшибательный, что с профессиональной точки зрения было не очень хорошо. Зато во всем остальном он считался настоящим виртуозом своего дела, и не случайно, когда где-то наверху было принято решение об изменении курса российского телевидения, воплощать его в жизнь через цепочку посредников поручили именно Савельеву.
Дела подобного рода всегда смертельно опасны. Мало того что в случае успешной ликвидации под натиском общественного мнения ментам и феэсбешникам придется жопу рвать на сто лимонных долек, так ведь в добавок совершенно неизвестно, кого потом заказчик надумает убрать из связки - исполнителя или посредников, а может быть, не мудрствуя лукаво, всех сразу.
"Деньги, всюду проклятые деньги", - помнится, подумал тогда Юрий Павлович, глядя на дипломат, набитый зеленью, которой было столько, что, даже невзирая на производственные издержки, реально появлялась перспектива "завязать", однако вздохнул и, особо не раздумывая, согласился.
И вот теперь, сидя за рулем "жигуленка", оформленного по левым документам, он внимательно наблюдал, как Зяма в сопровождении двух мордоворотов залезал в свою бронированную лайбу, и безрадостные мысли о том, что, может быть, и его самого кто-то очень скоро будет выпасать примерно так же, постоянно крутились в его черепе, украшенном модно подстриженными каштановыми волосами.
Между тем перламутрово-зеленый "шестисотый" резво принял с места и, влившись в плотный поток машин, напористо попер по направлению к кольцевой, откуда до островка комфорта и безопасности, на котором проживал теледеятель, было рукой подать.
Назывался этот оазис роскоши Медведково-2 и представлял собой десяток шикарных вилл, построенных в сосновом лесу, - отличные подъездные пути, централизованная охрана, система "кактус", подключенная к колючей проволоке, струившейся вдоль верхушек бетонных заборов. Каждый раз при виде всего этого великолепия Савельева охватывала холодная ярость, а рука его непроизвольно тянулась к левой подмышечной впадине.
Нет, он не завидовал и, в принципе, был не против богатства: хороший музыкант, писатель, врач, спортсмен, - пожалуйста, если ты умеешь делать что-то лучше, чем другие, то и живи соответственно, однако в Медведково-2 таких не наблюдалось вовсе.
Обретались там те, кто исхитрился своевременно урвать свой кус от торта, испеченного еще при социализме: деятели, завязанные с партийными деньгами, специалисты по приватизации общенародного добра да выбившиеся наверх бандиты, нынче отмывавшие свои общаки через производство спиртного и фармакологии.
Тем временем катившаяся далеко впереди с отрывом корпусов в пятьдесят перламутровая громадина "шестисотого" стремительно ушла с кольцевой по указателю "Медведково-2". Протащившись за ней следом километров пятнадцать, Савельев съехал на обочину, загнал своего жигуленка на непроезжую лесную дорогу и дальше направился пешком.
Стоял замечательный августовский вечер, теплый, без ветерка, даже не верилось, что завтра уже осень. Неслышно, по спецназовской еще привычке, пробираясь между соснами, Юрий Павлович принялся забирать правее, чтобы срезать наискосок вдоль отлогого песчаного берега.
Без труда перебравшись вброд через неглубокий ручеек, в который превратилась обмелевшая речушка, Савельев с полчаса двигался боровой рощей и наконец, утопая ногами во мху, остановился возле покрытого толстой коричневой броней дерева-великана.
Такую сосну в лесу не каждый день встретишь - высоченную, в три обхвата, - и, натянув на одежду камуфляжный комбинезон, а к ногам прицепив "кошки", Юрий Павлович, подобно гигантскому пятнистому коту, начал не спеша карабкаться наверх, мгновенно испачкавшись в пахучих смоляных потеках.
Добравшись до развилки, он уселся поудобнее и, достав из плоского матерчатого рюкзака, называемого десантным, цейсовский бинокль, вскинул его к глазам. Оптика была мощной. Неправдоподобно близко, казалось, на расстоянии вытянутой руки Савельев увидел крашенные зеленой краской массивные раздвижные ворота, затем взгляд его скользнул по аккуратно разбитым клумбам с ранними хризантемами, и наконец он узрел самого теледеятеля, о чем-то увлеченно говорившего по сотовой трубе на мраморных ступеньках крыльца.
Вроде бы просто все: хватай ВСС, бесшумную снайперскую винтовку, и начинай шмалять, в магазине десять патронов, в капусту можно Зяму покрошить, - но только подобная простота равносильна самоубийству. Не успеет изуродованный труп теледеятеля упасть на землю, как охранники его поднимут стрельбу заодно с хипежем, к ним сразу же присоединятся молодцы из местной службы безопасности, а вызванные по телефону менты быстро блокируют лесной массив со стороны шоссе. Будет это уже не ликвидация, а затяжные боевые действия, которые неизвестно еще чем закончатся.
"Нет, здесь вначале головой работать надо, руками потом". - Заметив, что уже начала опускаться серая пелена августовского вечера, Савельев со своего поста наблюдения слез и, присев на рюкзак, не спеша съел "Сникерс": во-первых, давно бы уже следовало поужинать, а во-вторых, от сладкого зрение быстрее привыкает к отсутствию света.
Между тем легкий ветерок, волновавший верхушки сосен, затих, луну на небе затянуло облаками, и, несколько цинично отметив про себя: "Темно как у негра в жопе", Юрий Павлович принялся на ощупь надевать ноктовизор, прибор ночного видения то есть.
Раздался щелчок тумблера, и, окинув взглядом ставший сразу же нежно-розовым лес, Савельев принялся не спеша огибать поместье теледеятеля по большой дуге, направляясь к трансформаторной подстанции. Неподалеку от нее находилось одноэтажное здание поста централизованной охраны. Подумав презрительно: "Экономите, ребята, на освещении, а напрасно". Савельев двинулся к едва различимой в темноте невысокой каменной будке.
Ни к селу ни к городу вспомнился старый детский анекдот про мальчонку, у которого папа служил трансформатором, получал двести двадцать, выдавал маме сто двадцать семь, а потом гудел, - и, улыбнувшись, Савельев полез за "арматурой" - набором воровских приспособ.
Железные дверцы подстанции были закрыты на лажовую соплю, и, в шесть секунд серьгу отмочив, Савельев вытащил из рюкзака небольшую плоскую коробочку, а когда после щелчка тумблера на ней замигал красный светодиод, аккуратно засунул ее внутрь будки, поближе к стене и, скрипнув петлями, дужку замка защелкнул.
Больше, здесь делать было нечего. Чувствуя, как ночная сырость залезает под куртку, Юрий Павлович направился в обратный путь. Поравнявшись с дачей Зямы, он засек время и что было сил понесся сквозь заснувший лес. Остановиться разрешил себе только возле покрытого обильной ночной росой "жигуленка", посмотрев при этом на часы.
Результат Савельеву не понравился, и, хотя, если завтра все сложится как надо, от скорости его бега практически ничего зависеть не будет, он все же сплюнул и, обругав себя боровом позорным, принялся заводить машину.
Вскоре он уже был на кольцевой. Въехав в город, запарковал свою "шестерку" около огромного дома-тысячеквартирника, где машина сразу же затерялась среди многоцветной автомобильной армады.
Включив с брелка сигнализацию, Юрий Павлович закурил "Кемел", и, тут же ощутив тошнотворный запах "антидакта" - специального крема, дающего возможность не оставлять отпечатков, после первой же затяжки сигарету выбросил, и направился к стоящей в глубине соседнего двора белой "девятке".
Тучи наверху разошлись, на темно-синем небе появилась россыпь звезд. Глянув на бледно-молочную тарелку луны, Савельев вдруг отчетливо ощутил, что, строго говоря, его никто не ждет. Биксы изенбровые не в счет, друзей нет, всегда он сам по себе, как в жопе дырочка, и, наверное, при его роде деятельности это главное. "Что знают двое, то знает свинья" - так вроде говаривал папаша Мюллер, а уж он-то в подобных вещах разбирался. Не поэтому ли настоящий ликвидатор должен быть волком-одиночкой, а иначе ему не выжить.
"Все правильно, каждый получает то, что заслужил. - Юрий Павлович запустил двигатель "девятки", врубил скорость и, плавно отпустив сцепление, притопил педаль газа. - Надо будет завтра позвонить матери, как там она".
Глава третья
Год 1990-й. Лето
- Да, с таким ухом прыгать не надо. - Подполковник Ващенко покачал огромным, гладким, как шар, черепом. - С завтрашних учений я тебя снимаю, заступишь дежурным по части. Осознал?
- Слушаюсь. - Сделав вид, что расстроен до чрезвычайности упущенной возможностью пробежать пару сотен километров под ласковым южным солнышком, Савельев подумал: "Все, что ни делается, к лучшему" - и выжидательно на начальство посмотрел.
Лицом подполковник был страшен, зато высок да широкоплеч, как и полагалось командиру отдельного разведывательного батальона спецназа. Стоило только посмотреть ему в глаза, а затем на петлицы, как сразу же вспоминался известный доктор-убийца Менгеле. А дело было в том, что в целях маскировки диверсанты находились в расположении учебного медицинского центра и экипированы были соответственно - в летнее армейское обмундирование с эмблемами в виде упившейся до изумления смертельно опасной змеюги, что, к слову сказать, было весьма символично.
Тем временем Ващенко вытер вспотевший лоб носовым платком и, глянув на подчиненного с плохо скрываемым одобрением, отпустил его:
- Все, свободен до завтра, костолом.
- Есть. - Будучи без фуражки, капитан честь отдавать не стал. Четко повернувшись, он принялся выбираться из лабиринта коридоров учебного корпуса, где спецназовский батальон занимал целое крыло.
Наконец он миновал КПП и, очутившись на тихой тенистой улочке, какие обычно бывают на окраинах южных городов, упругим шагом двинулся в направлении трамвайной остановки.
Ехать ему предстояло с полчаса. Откинувшись на приятно холодившую спинку сиденья, Савельев моментально задремал, однако сон его был чуток, и едва водитель объявил: "Следующая конечная, зоопарк", - как он потянулся, легко поднялся и направился к выходу.
Казавшийся игрушечным из-за ярко-желтой окраски вагон трамвая остановился возле плотной стены акаций. Двинувшись по обсаженной с обеих сторон каштанами аллейке, капитан вскоре услышал льющийся из репродуктора голос безоблачного детства: "Наше счастье постоянно, ешь кокосы, жуй бананы, чунга-чанга-а-а-а-а".
Прошагав еще немного, он увидел железные ворота, украшенные поверху надписью: "Зоопарк", а рядом с ними неприглядную вахтершу с красной повязкой. Савельев купил в кассе билет и, явственно ощущая близкое присутствие слона, неспешно ступил на усыпанную колотым кирпичом дорожку.
День был будний, до закрытия времени оставалось не много. В одиночестве прогулявшись до вольера с хищниками, капитан близко, насколько позволяло ограждение, придвинулся к клетке с уссурийским тигром.
Несмотря на жару, здоровенная полосатая зверюга беспокойно металась за ржавыми прутьями решетки. Однако, почувствовав к себе интерес человека, неподвижно замерла и глухо зарычала.
Сразу же на ум Савельеву пришла одна из многочисленных историй про то, как с помощью энергии Ци китайский бородатый дедушка своими мягкими ручонками сломал огромной кошке спину. Не отрывая взгляда от тигриной морды, он подумал: "Сомнительно. Такой хребет и ломом не перебить".
Правильно говорят, что глаза - это зеркало души. Тренируя взгляд, можно развить волю. Неподвижно уставившись в желтые зрачки хищника, капитан, чтобы не моргнуть, прищурился, затем веки медленно раскрыл, мысленно при этом представив, что прикрывали они два ярко светивших прожектора, и наконец про себя громко крикнул: "В сторону".
Почувствовав, что человек сильнее, тигр отвел глаза и, стеганув длинным полосатым хвостом по бокам, снова принялся мерить шагами свою клетку. Савельев удовлетворенно отвернулся и направился в гадюшник, серпентарий то есть.
Обычно он тренировал свою волю на овчарках в питомнике и в зеркале, пристально глядя в зрачки самому себе, однако по воскресеньям старался бывать в зоопарке, прекрасно осознавая тем не менее, что иметь дело с людьми в сто крат опаснее, чем с хищниками.
Наконец песчаная дорожка, огибавшая бассейн с водоплавающими, вывела капитана на центральную аллею. Глянув мимоходом на добродушных с виду белых мишек, являющихся на самом деле самыми могучими убийцами на планете, он оказался около одноэтажного строения, над входом которого была нарисована свернувшаяся спиралью змеюга, совсем такая же, как у него на эмблемах.
Савельев открыл тугую дверь и, сразу очутившись во влажной духоте полутемного зала, неспешно двинулся вдоль его подсвеченных изнутри стен, где в застекленных клетках располагались всевозможнейшие гады. Недаром на Востоке если хотят сделать женщине комплимент, то сравнивают ее со змеей, - сколько в них изящества, красоты и скрытой мощи.
С восхищением капитан долго взирал на стремительных, как молния, смертоносных бунгарусов, таких же грациозных, как их австралийские родственники тайпаны, затем полюбовался на тигровых и коралловых змей и наконец остановился перед клеткой со щитомордниками.
От природы Савельев рептилий не выносил совершенно: стоило раньше только заметить ему треугольную гадючью голову, как тут же начинало бешено биться сердце и возникало два горячих желания - убить или убежать.
Однако диверсант обязан с гадами дружить, не бояться их и использовать в своих интересах, а потому капитану пришлось приучать себя к общению с ними долго и терпеливо. Оказалось, что снести стальным прутом гюрзе голову совсем несложно, а если резко дернуть за хвост зазевавшегося щитомордника, то все его незакрепленные внутренности моментально сдвинутся вперед, и он станет совершенно беспомощным. Кроме того, как бы ядовита не была змеюга, но человек всегда неизмеримо опасней. Осознав это, Савельев рептилий бояться перестал совершенно, даже стал получать удовольствие от присутствия поблизости стремительной, ярко окрашенной смерти.
Тем временем в зале появился полупьяный мужичок, держа в одной руке ведро с опилками, а в другой швабру, и капитан понял, что дело идет к закрытию. Бросив напоследок взгляд на свернувшегося кольцами гремучника, он выбрался наружу и, в полном одиночестве добравшись до ворот, под страшные проклятья вахтерши зоопарк покинул.
Вечер был теплый, ни ветерка. В воздухе разливался аромат уже начавших раскрываться магнолий. Савельеву вдруг до зубовного скрежета расхотелось возвращаться в свою общагу, гордо именуемую гостиницей офицерской. Некоторое время он бесцельно фланировал между спешившими по своим делам загорелыми аборигенами и уже вышедшими на променад отдыхающими, затем внезапно на глаза ему попалась афиша, и без колебаний Савельев направился в кинотеатр.
Показывали "Графа Монте-Кристо" с Жаном Маре в главной роли. Досмотрев до конца двухсерийный полет фантазии Дюма-папы, капитан подумал: "Правильно, можно быть добрым, когда всего до хрена, а вот кто отдаст последнее?"
А между тем уже опустилась теплая южная ночь, и, с удовольствием вдыхая после душного кинозала пьянящий аромат цветущего шиповника, Савельев принялся забирать правее, чтобы срезать путь через парк имени Буденного, хотя и знал, что нормальный человек в это время суток на такое бы едва ли отважился.
Здесь царила кромешная темнота, с которой даже не пытались бороться сплошь разбитые фонари. Может быть, поэтому на уютных узеньких дорожках было совершенно пустынно. Только на центральной аллее, неподалеку от бюста героя-конника, горел костер, возле которого корежилась под гитару местная шпана. Заметив, что проехавший с зажженными фарами милицейский "УАЗ" даже не притормозил около вытанцовывавших, капитан с презрением армейского офицера сплюнул: "У, жандармы позорные".
Он уже миновал окультуренную зону насаждений и начал пробираться по тропинкам заросшего орешником и дикой алычой лесопарка, как внезапно его натренированный слух уловил протяжный женский крик, сразу же перешедший в стон и заглушенный громким мужским смехом.
Двигаясь бесшумно и легко, капитан выдвинулся вперед и, осторожно раздвинув плотно переплетенные ветви кустарника, очутился на небольшой полянке, освещенной молочным светом убывшей наполовину луны.
Там стояла тридцать первая "волжанка". Задняя дверь ее была широко открыта. Около двери торчал широкоплечий длинноволосый парень, заслоняя собой все происходившее в машине. Изнутри же слышалась возня, громкое сопение, и опять раздался протяжный женский крик. Капитан, уже примерно догадавшись, в чем, собственно, было дело, долго думать не стал. Оттолкнув парня, он заглянул внутрь освещенного плафоном салона.
На заднем сиденье двое молодых людей разложили девицу, ранее одетую, если судить по обрывкам, во что-то красное. Один парень держал ее голову и руки, а его товарищ, навалившись грудью на согнутые в коленях и высоко поднятые женские ноги, ритмично двигал поджарым задом. Его партнерша кричала и вырывалась, однако внимания на это, похоже, никто не обращал.
Между тем стоявший у дверей парень попытался ударить капитана с правой, но сделал это по-дилетантски, без подготовки и со звонком. Савельев мгновенно ушел вниз и на выходе очень сильно ударил правой.
Противник его клацнул расколотыми зубами и сполз на траву бесчувственной массой, изо рта его потекла струйка крови, - как видно, он здорово прикусил себе язык, если не откусил его совсем.
Молодой человек с поджарым задом быстро получил правый прямой в основание черепа и, видимо потеряв ко всему интерес, расслабленно на партнерше замер. Капитан схватил его за рубаху, вытащил из машины и добавил спрямленным боковым левой в челюсть, отправив любителя острых половых ощущений в глубокий рауш. Чтобы сегодняшний день запомнился ему надолго, капитан залепил парню ногой в пах.
На секунду Савельев замер, рассматривая лежавшую во всей своей красе девицу, но в этот миг третий любитель половых радостей на лоне природы распахнул дверь и, заверещав, бросился бежать.