Он носил прозвище "Крот", поскольку обитал в подземном, грунтовом мире "Индо-Австралийского банка", высовывыясь на поверхность в исключительных случаях. Случаи на жаргоне людей банка классифицировались как "явление привидений". Гонконгский миллионер в белье и полицейский комиссар из Парижа, находившиеся в операционном зале, входили в этот разряд. Ожидавшийся московский гость, пожалуй, тоже.
Крот, обретаясь в подземельях, обладал обостренным чутьем на отклонения, свершавшиеся на поверхности, в реальной жизни. Изощренный и даже сваренный из подлинных цифр "опасный" финансовый документ застревал на его столе. Крот, конечно, не мог действовать в одиночку. Банковские агенты и биржевые маклеры, то есть "ребята горячих денег", как называл их дядя Пиватски, поговаривали, будто бухгалтер имеет собственных "кротов", роющих на недосягаемых глубинах чужих замыслов, благодаря чему обваливаются хитроумные подходы к деньгам отца, его "старинного друга" Клео Сурапато и "боевого товарища" дяди Пиватски.
Жоффруа набрал сингапурский номер такого "крота". Ответил голос, услышав который, он почувствовал, что поступил правильно.
- Барбара? Это говорит парень, который пять лет назад набрался наглости сказать ведущей финансовой журналистке в деловом клубе исторические слова: "Весна, мадам, и хочется познакомится с совершенно нескромной девушкой".
- А что сказала финансовая зануда?
- И с каким-нибудь бездельником, чтобы убраться отсюда на свежий воздух поиграть в крикет.
- И тогда бездельник призвал: "Примерим наши намерения!" Какие они у тебя сейчас?
- Барбара, меня интересует подоплека дела Амоса Доуви.
- Ах, русские!
В ее тоне послышалось оживление.
- Отчего энтузиазм?
- Россия, как говорят политики, свехдержава и в том числе, как считал интересующий тебя Доуви, с деньжатами, которым счета нет. У меня же ощущение, что ее ребята как раз начали их считать. Вот и твой звонок... По правде, я ждала, то есть жду из Бангкока другого. Как раз от русского. Но это - не к делу!
Она назвала Жоффруа код выхода на банк сведений, которые его интересовали.
- Очень щедро, Барбара. Спасибо большое!
- Только потому, что мы чуть не стали родственниками, Жоффруа.
- Ты собиралась каким-то чудом выкрасть акции этого семейного банка?
- Вполне возможно. Несколько часов назад твой отец сделал мне формальное предложение...
Она разъединилась.
Жоффруа дважды сбивался с порядка, в котором следовало набирать цифры закодированного телефона в Сингапуре. Барбара выдала ему выход на информационные запасники компьютерной памяти газеты "Стрейтс тайме".
Отец предпринял странный и неожиданный шаг. Странный и неожиданный... Деловой расчет исключался. Тогда - возраст? Пока не поздно, связать последние годы жизни с элегантной и умной, обаятельной и загадочной метиской? Как говорится, суета перед закрытием ворот?
Он минуты две читал и не понимал вызванного на экран текста. Заставил себя сосредоточиться. На мониторе компьютера мерцали строки:
"Барбара Чунг, доверительно для тех, кого касается.
Мой источник из Вашингтона. Попытка КГБ секретно прибрать к рукам калифорнийские банки, в которую вовлечен бывший сингапурский делец Амос Доуви, будет сорвана принятием соответствующего закона. Два демократа от Нью-Йорка, а именно сенатор Дэниэл Мойнихен и член палаты представителей Чарльз Шумер, выступят с законопроектом. Он станет откликом на сообщение о такой попытке, ставшей известной журналистам из "Нью-Йорк тайме". Законодательную инициативу поддерживают органы военной разведки. Они и стали источником публикации, согласно которой советский агент попытался скупить акции трех банков в Северной Калифорнии и подбирался к четвертому. Агент осуществлял часть плана КГБ по проникновению в коммерческие и технологические секреты.
В настоящее время в США нет препятствий для покупки иностранцами четверти, а то и больше акций финансовых или банковских компаний, что равносильно фактическому приобретению их в собственность. В законопроекте ставится заслон такой возможности, предусматривается требование предоставления сведений о национальном происхождении средств покупщика и наказание за ложные данные.
Проведено расследование, из которого следует, что разведывательным властям США подкладывается следующая версия.
Амос Доуви, намеревавшийся купить акции американских банков, сообщил в ЦРУ, что располагал для этого деньгами, выданными ему под видом кредитов в Сингапуре русской организацией, фактическим боссом которой является некто Васильев, генерал КГБ. Доуви перевел полученные 18 миллионов долларов сначала в Панаму, где открыл счет в "Пасифик Атлэнтик бэнк". Оттуда он перевел деньги дальше в Нэшвилл, Техас, в "Юнион бэнк". Приехав в Нэшвилл, Доуви отправил свои миллионы в Сан-Франциско. Появившись в этом городе, он развернул операции по скупке акций "Пенинсула нэшнл бэнк", "Ферст нэшнл оф Фресно", "Тахои нэшнл бэнк" и "Камино Калифорниа", выдавая себя за нэшвиллского дельца. Затем - арест Доуви в Сан-Франциско по розыскному запросу из Гонконга, его побег и повторный арест в Лондоне с последующим судом.
Клифф Палевски, адвокат Доуви, заявил, что не может быть сомнений в чистосердечности признания его клиента в работе на КГБ по принуждению. Другой его адвокат, Эфраим Марголин, сказал на суде, что, если бы банки попали в руки Москвы, это распахнуло бы ей ворота к секретам оборонных химических предприятий в Селиконовой долине. Доуви, утверждают адвокаты, стал невинной жертвой интриг русского разведчика Васильева. Приговор о мошенничестве должен быть отменен и клиент выпущен на свободу. Однако доказательства правдивости такого утверждения суд счел недостаточными.
Позиция русских. Васильев, известный в финансовых кругах Сингапура, в частных беседах отрицает причастность Москвы к действиям Доуви в США. Не отрицает, однако, выдачу 18 миллионов долларов в качестве кредитов по рекомендациям Доуви, работавшего советником советской внешнеторговой организации. Гарантом по кредитам выступал "Ассошиэйтед мерчант бэнк".
"Ассошиэйтед мерчант бэнк" объявил банкротом своего клиента, некоего Ли Тео Ленга. Это имя - деловой псевдоним Амоса Доуви, которым он пользовался для собственных сделок с фирмами, пользовавшимися его рекомендациями в отношениях с русскими партнерами. Ведущая из этих фирм - "Лин, Клео и Клео", владелец Клео Сурапато. Посредничество обеспечивало бангкокское отделение "Индо- Австралийского банка".
Советский директор, формальный начальник Васильева, был отозван в Москву, где подвергнут суду за коррупцию, халатность и растраты, но не осужден. Это стало основным поводом для утверждений, что Доуви явился жертвой интриг КГБ"."
- Слушаю, шеф, - сказал в телефон приторным голосом Крот, когда Жоффруа позвонил ему в приемную. - Мы как раз беседуем здесь с господином Севастьяви...
- Когда "Ассошиэйтед мерчант бэнк" подал в суд о банкротстве Ли Тео Ленга в Сингапуре?
- Два месяца назад, шеф.
- А когда судебное заседание?
- Через четыре месяца и неделю, шеф.
Жоффруа бросил трубку и включил трансляцию разговоров в приемной.
- Финансирование совместных предприятий, - говорил по-английски русский, - одно из основных наших занятий. Сойдемся в деталях, сойдемся и в принципиальной договоренности.
- Значит, и совместные кредиты? - спросил Крот.
- Почему нет? Опыт у нас в этом отношении есть.
- Вы, кажется, работали вместе с господином Васильевым в прошлом?
Жоффруа придержал палец, лежавший на кнопке выключения системы подслушивания в приемной.
Пора было появиться в приемной и самому.
На мраморной лестнице в операционный зал, к которому примыкала гостиная, Жоффруа испытывал чувство тревоги. Отец считал секретность в делах основной гарантией успеха. Как во французской кухне вид кушаний. А он узнает, что одна из отвратительнейших связей "Индо-Австралийского банка", банка его отца, с Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви через Клео Сурапато заложена в компьютерную память Барбарой Чунг с достоверностью, не вызывающей сомнения.
Он чувствовал себя актером в театре теней, где зрители по ошибке расселись с закулисной стороны занавеса, а его отец и Клео Сурапато разыгрывают подсчет денег, манипулируя фальшивками.
С тем большим радушием Жоффруа протянул руку русскому.
- Господин Севастьянов! Спасибо, что позвонили!
- Господин Севастьянов, - перебил печально Крот, - сообщил горькую новость. Господин Васильев, которого мы все хорошо знали и высоко уважали здесь, оказывается, скончался несколько дней назад. Невосполнимая утрата!
Сокрушенно сутулившийся Крот встал и поклонился.
- Прошу извинить, господин Севастьянов. Копятся заботы к исходу дня... С вашего разрешения, шеф...
Крот переиграл и Севастьянова, и хозяина. Уходом показал, что не интересуется предложениями посетителя, а если у того есть другие, более серьезные, их следует адресовать иным людям, не Лябасти-младшему. Срыв же преемственности в беседе показывал Севастьянову, что новый партнер по разговору подслушивал ее начало.
Жоффруа развел руками.
- Что ж... Давайте договорим за ужином!
Подвальный зал ресторана гостиницы "Шангри-Ла" окнами выходил в реку. В отчищенных до невозможной прозрачности стеклах стояла коричневая вода, в которой роились представители диковинных существ, обретающихся в омывающей Бангкок Чаопрайе. Рыбешки, тритоны, пауки и плоские лягушки, привлеченные подсветкой, ошалело тыкались в невидимую преграду, сослепу забросив охоту друг за другом.
- Отвратительно! Верно? - спросил Жоффруа Лябасти- младший Севастьянова. - И, представьте, популярнейшее место у местного делового мира для встреч... Большинство ведь китайцы.
- Я видел, как под стеклянными колпаками держат деревянные терема, населенные белыми мышами. Наблюдают за жизнью, родами и смертями... Словно телевизор смотрят.
- Мышиный театр с пьесой из человеческого бытия, а?
В зале царила прохлада и не верилось, что вода за стеклом
может быть теплая, как суп, а на улицах выше тридцати жары, влажность и духота.
Когда обсуждали меню, Севастьянов удивился вкусу банкира. Француз, сын француза предпочитал немецкую кухню.
- Ваш отец, что же, эльзасец?
- Нет, парижанин. Мама, правда, из Шампани. Вернее, мой дед, генерал де Шамон-Гитри... Но ведь это все равно Иль-де-Франс... Мама родилась в Сайгоне, как и я... А что?
Жоффруа казалось, что партнер ощущает настороженность к нему со стороны "Индо-Австралийского". Да пусть! Русский в Бангкоке проездом, а что таится в скрытном сибирском уме, этого предсказать и Крот не в состоянии. Так что, барьер, возникший на пути серьезных переговоров, возможно, благоприятный для банка исход, обеспеченный по воле или против собственной воли Кротом.
Во всяком случае, у русского повод для нежелательных разговоров об обеспечении "Индо-Австралийским" невыплаченных Москве кредитов был. Но когда упоминалась кончина Васильева, Севастьянов не воспользовался предлогом, чтобы развить тему кредитов. Видимо, и не собирался развивать. Финансовый технарь, как говорится, поставит крестики на перечне вопросов, которые велели задать, и укатит в Сингапур, довольный уже тем, что пригласили поужинать в роскошном ресторане.
Утопая в диване, обтянутом шерстяной плетенкой, поглядывая на гигантский аквариум за окном, Жоффруа развивал фантастический проект перестройки финансового хозяйства отца. Схему превращения "Индо-Австралийского банка" со всеми связями и интересами в замкнутый операционный цикл.
"Замкнутые круги в финансах? Не понимаю..." - сказал бы Васильев. Он всегда ставил вопросы в таком стиле. Повторял утверждение с сомнением, а потом сообщал, что не понимает его. Севастьянов с удовольствием повторил прием.
- Превратить банк в полностью самообеспечивающуюся систему без подпитки извне, исключить постороннее, в том числе и правительственное вмешательство. Уплата налогов, вот и все отношения с администрацией, с нацией, если хотите. Только в этом случае, господин Севастьянов, ваши люди останутся вашими людьми...
- По нынешним временам это абстракция. Абсолютная финансовая монархия...
- А отец утверждает, что существование такой системы сбережет жизненность и независимость банков. И нам, деловым людям, не придется верить на слово правительству, которое все больше влезает в долги. Тогда слово бюрократа не будет калечить реальный мир реальных людских интересов и забот лишь потому, что оно нашептано прямо в ухо премьер-министру...
- И что же, ваш отец следует своим намерениям?
- Мы говорим о теоретических посылках, господин Севастьянов, а не о намерениях "Индо-Австралийского", верно? - сказал Жоффруа и поманил официанта, чтобы расплатиться.
... Севастьянов отпустил водителя за квартал от гостиницы, против 30-го переулка Сукхумвит-роуд, безлюдной и продуваемой влажным ветерком в полуночный час. Зеленые, красные и синие всполохи реклам, которые забыли выключить, бликами отражались на крышах редких автомобилей.
Скачал себе:
- Подведем итоги первого дня?
С подворья буддистского храма, где, возвышаясь над оградой, спал слон, едко несло хлевом и воскурениями. Слон раскачивался взад-вперед, пошевеливая в такт лопастями ушей. Тягучий и заунывный гул гонга возник, разросся и ушел куда-то за цементные коробки, на задворки, где начинались заболоченные пустыри.
Человек в махровой панаме и футболке, поверх которой болтался камуфляжный армейский жилет, перегородил дорогу.
- Молодые леди скучают, сэр. Вот фотографии...
- Я дурно болен, братец, - ответил Севастьянов. На Востоке впрямую не отказывают.
Как и ему никто и ни в чем не отказывал целый день. Ни в любви, ни в деловом партнерстве.
Понурый гонг еще слабо гудел вдали, когда портье открывал дверь.
ЧЕШУЯ ДРАКОНА
1
Джефри Пиватски, бывший пилот, дважды с перерывом в три минуты приметил, как самолет ложился на правое крыло. Вписывались в коридоры. В общеевропейском доме воздушные пути прокладывались для своих и чужих. Для чужих - углами, уводившими нежелательных соглядатаев в сторону от военных объектов, будто не летали спутники... В его эскадрилье был пилот, который до прихода на бомбардировщик водил истребитель, приспособленный ослеплять космических шпионов.
Простая и ясная догадка осенила его. Страхование гражданских спутников. Экспертиза рисков и правовое обеспечение... Почему бы и нет? Собственное дело. Первоначальный капитал взять взаймы у Бруно и Клео, которые, возможно, войдут и в долю, потому что ума не приложат, как отмыть лишние деньги. "Космострах" - отличное название!
В иллюминаторе "боинга" облака стыли будто заснеженные гряды, казавшиеся Джефри с курсантских времен Клондайком, хотя он там никогда не бывал и знал о безлюдных холодных пространствах из романов про золотоискателей. Казалось, игрушка-самолетик подвешен над Клондайком на невидимой нити, раскручивающейся то в одну, то в другую сторону. Нитка удлинилась, "боинг" продавился сквозь облачность, и Джефри наблюдал теперь плоские, пепельного оттенка поля, напитанные талыми водами. Внизу тянулась Сербия на подходе к Белграду. Как и во Вьетнаме, который он бомбил, деревни жались к церквам, неизменно поставленным на перекрестках.
Джефри представил, как под черепичной крышей одного из домов среди мрачноватых, неряшливых и плохо выбритых славян в овчинах ютилась семья его жены, имя которой он теперь носил. Отупляющая работа в поле, со скотиной, церковная служба и кабак как единственное развлечение для людей, из поколения в поколение производящих зерно и мясо, возможно, еще сыр и вино. Такой ли вспоминает Ольга родину предков? Какие драмы разыгрываются вон под той отполированной холодным дождем кровлей?
Впрочем, это вполне могло относиться и к его собственной семейной жизни, в которой рядом с наивной, чистой сердцем, отважной и умной Ольгой он постоянно чувствует свой комплекс. Сноб-технократ, чья искушенность парализует побуждения и чувства. Чем же он выше тогда туповатых, грубых, но простодушных увальней, бравших в жены ее прабабок? Галстуком и блейзером? Ну а у тех овчинные жилетки и пестрый шнурок на вышитом воротнике...
Нет, времена не меняются, что бы ни утверждали эмпирики! Меняется человек, но и он меняется внешне, не внутренне. Нравственное мерило времени непоколебимо, непоколебимо желание владеть, подчинять, размножаться, одурманиваться. Время - это океан, как тот бескрайний воздушный, который простирается за иллюминатором "боинга". Океан, в котором плавают люди-рыбки... Люди-рыбки в извечном, Богом данном океане времени.
Он пристально всматривался в надвигающуюся землю коммунистического блока, на которую впервые залетел без боевого задания обнаружить и уничтожить цель.
"Боинг" чиркнул шинами по взлетно-посадочной полосе и понесся мимо контрольной башни, потом груды авиеток, за которыми серо-зелеными пятнами выделялись останки "дакот" и русских Ли-2 времен второй мировой войны в дальнем углу аэродрома. У аэровокзала приподнималась на лапах гигантская черепаха - черная башня, под которой стоял зачехленный истребитель-спарка. Русский МИГ? Джефри вспомнил, как увеличивались на его локаторе тупорылые осы, пробивавшиеся сквозь облака, чтобы отогнать его Б-52 от Хайфона... Но он пропахивал и пропахивал математически точно нацеленными бомбами пятикилометровые борозды по рисовым полям и порту.
Направляясь к автобусу, который перевозил пассажиров от трапа в аэровокзал, Джефри с любопытством рассматривал солдат почетного караула в салатовых полупальто, собиравшихся кого-то встречать. Перчаток им не выдали, и кисти рук на вздетых карабинах раскраснелись от холодного ветра. Желтые ремни топорщились на плечах. Барабанщик бил редкую дробь, под которую музыканты военного оркестра врассыпную тянулись на построение. Последним семенил пожилой второй барабанщик, на ходу поддевая портупею на спине лакированной колотушкой. Поддевание, такое домашнее и мужицкое для человека в военной форме, озлило Джефри. Он бы порадовался, ощутив что-нибудь зловещее в поведении солдата.
Возможно, из-за неосознанного раздражения первый вопрос, который он задал встречавшему его человеку, был о билете на самолет до Франкфурта на завтра, откуда он планировал затем вылететь домой, в Сингапур. Высокий брюнет, с красными пятнами на щеках, видно, побрившийся электробритвой, возможно, даже карманной, говорил по-английски с итальянским акцентом. Он носил пальто с откинутым капюшоном, не имел галстука и шаркал резиновыми сапогами. В Белград приехал специально из Триеста. Звали его Титто, и, когда он представился, улыбка тронула губы Джефри.
- От известного президента этой страны меня отличает только лишнее "т"...